Литовский режиссер Римас Туминас поставил в театре "Современник" шиллеровскую "Марию Стюарт". В кулуарах это считается прорывом. Авангардный режиссер с боем взял цитадель психологического театра, беспринципный формалист просочился на идейно озабоченные подмостки. Выбор исполнителей в меру экстравагантен: неврастеничная Марина Неелова играет железную леди, королеву Елизавету, а волевая Елена Яковлева - женственную и слабую Марию. Классическое название заменили на бодрое "Играем... Шиллера!" Оно напоминает о гинкасовских спектаклях десятилетней давности ("Играем "Преступление"), а пунктуация сулит тюзовское веселье. Публика замерла в ожидании шедевра.

На премьерном спектакле, выражаясь на манер футбольных комментаторов, хорошо проявил себя автор. Те реплики, которые доносились до зала, оказались очень складными и толковыми. Действие было динамичным, предательства и убийства сменяли друг друга с радующей глаз быстротой. Перестрелки репликами в диалогах были выстроены элегантно, как разборки в фильмах Джона Ву. Однако режиссура играла против драматурга.

Иногда вообще ничего нельзя было расслышать. Игорь Кваша (граф Лейстер) бормотал свои монологи, зарываясь в стог сена, который высился, что-то собой символизируя, в левом углу сцены. Но не проблемы с дикцией заставляли его мять текст в пюре. Просто режиссерская концепция предусматривала, что все поголовье мужчин в "Марии Стюарт" бессмысленно и ничтожно. Не так уж и важно, что они там лепечут, - все равно самостоятельных решений от них не дождаться. Пусть лучше в сене барахтаются. Иногда же актеры произносили текст поперек смыслу. Привыкшим к системе Станиславского, им это было нелегко, но Туминас не побоялся трудностей. Он придумал, например, что королева Елизавета к концу превращается в неодушевленный манекен и бедной Марине Нееловой пришлось подавать текст неживым механическим голосом. Так и видно было, как ей хочется расцветить шиллеровский монолог, поиграть голосом, но приходилось воплощать режиссерский замысел. Выглядело это грустно и неловко.

И самое главное - "Мария Стюарт" совершенно потеряла темп. Чуть только мы увлекались оживленной перепалкой, как Туминас в паузе прокрадывался на сцену и придумывал какие-то сложносочиненные метафоры. Мучительно долго ползал между героями какой-то бессловесный с корытом на спине. Томительно скучно и неловко запихивали Мортимера в дачный туалет типа сортир и там его убивали. Казалось бы, режиссер пошел на поводу у публики и спонсора, жестоко урезав пьесу. "Мария" целиком лишилась первого действия, где дается экспозиция, и бурного финала, в котором исстрадавшаяся Елизавета валит вину за смерть шотландской королевы на стрелочника. Но это не оживило действия. Туминас со своими затеями проникал в хитросплетения интриги и обильно лил воду между ее шестеренками. Саспенс пропал начисто, зато вода оказалась настоящей. В ней стирали, купались, отражались, умывали руки. Кажется, только финансовые возможности спонсора ограничили режиссера, не позволив ему налить на подмостках целый пруд и переплюнуть Льва Додина, талант которого тоже тянет измерять в декалитрах. Консервативные рабочие сцены "Современника" всерьез испугались протечки, способной повредить старенький поворотный круг. Но Туминас в изобилии развешал по сцене какие-то ржавые бачки, старые корыта и всякие причиндалы сантехника. Наверное, театр не утонет.

В "Играем... Шиллера!" Туминаса слишком много. И на то, конечно, есть причины. У себя на родине Туминаса терзает комплекс вечно второго. Любой школьник знает, что главного режиссера Литвы зовут Эймунтас Някрошюс (кстати, скоро мы увидим его в Москве - см. Московскую афишу). Дорвавшись до сцены, Туминас обречен форсировать свою манеру, громогласно заявлять о своем режиссерском присутствии и всячески действовать нам на нервы.

Применительно к Шиллеру его агрессия особенно раздражает. Классическая пьеса в чем-то похожа на оперу. Если актеры верно передают мелодию стиха, мы не нуждаемся в постановочных спецэффектах. Наверное, театроведы бросят в меня камень, но на спектакле "Современника" я все время вспоминала "Марию Стюарт" в неамбициозной и невыдающейся постановке Владимира Андреева, которая до сих пор тихо идет в театре им. Ермоловой. Да, характеры героинь там вполне банальны, режиссура сводится к разводке, а траченные молью кринолины способны умилить только самого непритязательного зрителя. Но шиллеровский стих звучит там пафосно и чисто, королевы не превращаются в манекенов, а постановщик - в сантехника. Иногда эти простые радости рутины милее любого экспериментаторства.