Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Сеть | Периодика | Литература | Кино | Выставки | Музыка | Театр | Образование | Оппозиция | Идеологии | Медиа: Россия | Юстиция и право | Политическая мысль
/ Обзоры / < Вы здесь
В этом лучшем из миров
Дата публикации:  29 Марта 2000

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Ну, с чего бы начать - да не все ли равно, начнем с конца.

Вообразите мультик: по белому экрану на бешеной скорости носятся мышь и корова - обе очень смешные, перевозбужденные и англоязычные. "Mouse!" - гордо пищит мышка; "Сow!" - басит буренка. "Mouse! Cow!" "Mouse! Cow!" - тут они сталкиваются, устраивают потасовку (это стоит оценить: потасовку коровы и мыши), сплетаются в клубок, из клубка во все стороны летят пыль, шерсть, лишние буквы √ наконец, исчезает все, и на экране остается только надпись: MOSKOW. Все действие длится примерно столько же секунд, сколько вы читали этот абзац.

Это - последний сюжет из фильма "Optimus mundus", Великого Московского анимационного проекта (слово "великий" я, разумеется, добавил от себя лично). Проект был затеян продюсерами Дмитрием Горбуновым и Александром Кугучиным под 850-летие российской столицы. Заключался он вот в чем: бросить клич по всему миру, кому только можно назаказывать коротеньких мультиков про Москву и слепить из них полнометражный фильм.

Поскольку в то время деньги на юбилейные дела лились рекою, Горбунов и Кугучин сумели собрать и оплатить что-то около шестидесяти роликов. Следствие первое: в фильме, длящемся 54 минуты, примерно 1/8 времени занимают титры. Следствие второе: я сразу же беру себе за правило - не называть никаких имен вообще, иначе статья чудовищно растянется. Исключение из правила: историю про Mouse-Cow придумал и снял неизвестный мне Nooreddin Zarrinkelk. Турок, должно быть. Впрочем, не важно.

Действительно: не важно, кто что делал сам по себе. Тот, кто захотел бы в подобном проекте остаться самоценной творческой личностью, заведомо оказался бы в дураках: существенно лишь то, что слепится сообща. Самовыражение приветствуется, но не охраняется: каждый может делать, что хочет, мы потом с ним сделаем, что сумеем, а что выйдет, то и выйдет. Optimus mundus.

Любой человек догадается, даже не зная латыни, что "optimus mundus" в переводе означает "Лучший из миров". Чуть труднее вспомнить, что у злобного остроумца Вольтера в повести "Кандид" есть персонаж по имени Панглос, который, претерпевая все возможные беды (война, землетрясение, сифилис), с негаснущим оптимизмом повторяет: "Все к лучшему в этом лучшем из миров". Если вы знаете вдобавок, что философ Панглос - это пародия на немца Лейбница, утверждавшего, что мир совершенен и только по этой причине может существовать в реальности - как же мне повезло с вами, мой драгоценный, неизвестный читатель!

Поэтому, не тратя слов на предисловия, перейдем к делу.

Место действия: Москва. Время действия: всегда. Стартовая точка: 60-е или, может быть, 70-е годы, стоянка такси у Ярославского вокзала. В горбатую "Волгу" с шашечками садится невидимый пассажир и просит отвезти его - куда? - ну, разумеется, на Казанский вокзал. Невидимый таксист, обладающий голосом Николая Караченцова, с удовольствием включает счетчик - поехали!

Этому анекдоту ровно столько же лет, сколько Казанскому вокзалу. Если вы, случайным образом, не знаете (ну надо же - человек Лейбница читал, а в Москве ни разу не был!), недотепе-пассажиру всего-то надо было пересечь Комсомольскую площадь - расстояние между вокзалами равняется примерно полутораста метрам. Но теперь уж мы его повозим. И по пути объясним всякие московские достопримечательности.

Я бы с удовольствием пересказал ту прекрасную ахинею, которую несет Таксист-Караченцов, целиком. Сергей Мостовщиков сочинил для него вещи дивные - если публика не потеряла отзывчивости, они войдут в культурную память наряду с грибоедовскими бонмо из "Горя от ума" и афоризмами блаженного Венички Ерофеева. В 1382 году в Москву залетел специальный огненный крокодил. Ленин тут родился, Гагарин на ракете летал, академик Павлов подключал собак к электричеству и вырабатывал условный рефлекс. Трамваи и милиционеры приносят огромную пользу: забирают подозрительных людей и увозят в неизвестном направлении. Когда я смотрю на матрешек, я думаю не о Москве, а о стриптизе в городе Рыбинске - ну прелесть, что такое! Немножко ненатуральная, стилизованная, но все равно - прелесть.

А то, что творится под разглагольствования образованного таксиста, - это уж просто разлюли-малина. Памятники, поставленные всяким великим людям, обратно становятся людьми и резвятся, кто как умеет; по Красной площади строем едут печки, и на каждой лежит национальный герой Емеля-дурак; толстомясый Наполеон подпускает Москве красного петуха, а петух превращается в птицу Сирин. "Это здорово! Это здорово! Это очень, очень хорошо!" - ликует женский голос с неподражаемым эдитопьехским акцентом. И это действительно очень здорово.

Видите ли, любезный читатель, по ходу фильма вызревает убеждение, что Москва - это такой мир, в котором, ну правда же, все всегда оборачивается к лучшему. То, что пожар 1812 года "способствовал ей много к украшенью", это мы знаем давно, а вот что татаро-монголы, пытаясь прорыть подкопы под белокаменную, проложили туннели для поездов московского метрополитена - это серьезное историческое открытие, и оспаривать его бессмысленно.

Как говорит наш друг Таксист: "Все это правда, потому что не имеет никакого значения". В Москве ничего не имеет значения. Если неопохмелившийся пьяница с утра попал под автомобиль - от этого ничего не будет ни ему, ни автомобилю. Если человеку ногу оторвало, он и на деревяшке поскачет, да еще как: посадит на плечи хорошенькую девочку, она ему будет прыгалки крутить, он будет прыгать, а свободными руками в это же время покурит - получит дополнительное удовольствие. И если какая-нибудь краснозвездная сволочь начнет мучить какую-нибудь невинную пташку под соответствующую музыку ("Цыпленок жареный, цыпленок пареный...") - из московской помойки вылетит веселый Бэтмен, и вышеупомянутая сволочь, отмахиваясь от него своими серпами и молотками, сама себя разрубит на мелкие куски. Бэтменов у нас на всех помойках просто завались, об этом и говорить нечего.

Один из лучших сюжетов в "Optimus mundus'e" - дикая оргия, которую после полуночи устраивают статуи, стоящие в нишах на станции метро "Площадь Революции": революционный солдат, доблестный чекист, пограничник с собакой и другие (в разгар веселья к ним еще подъезжают спортсмены со станции "Динамо"). Гулянка идет страшноватая и кончается все примерно так, как в гоголевском "Вие": самым пронзительным образом наступает утро, нечисть мечется, обламываясь и рассыпаясь в крошево, наконец все затихает в ужасающем и непотребном виде. Ну и что? Сейчас придет пожилая, ко всему привычная уборщица (ее почему-то очень хочется назвать "тетя Маша") - и она все приведет в порядок. В Москве все всегда приходит в порядок - само собою или, в крайнем случае, при помощи тети Маши.

Горе не беда. От горя до счастья - один шаг, и в Москве этот шаг делается неукоснительно, причем почти всегда вслепую. Как возник этот город, умеющий извлекать счастье из чего угодно, не ясно никому. Может быть, он существовал от начала времен - в виде шара, покрытого водой (тогда становится понятно, почему Таксист везет своего доверчивого клиента не напрямик, а по экватору); может быть, его насадили ангелы. То есть в буквальном смысле: красивые такие, карандашом нарисованные ангелы. Поработали грабельками, бросили в землю семена - из этих семян Москва и выросла, прямо у ангелов на глазах. Маленькому черту, пытавшемуся украсть колокольню Ивана Великого, ангелы сделали а-та-та - и с тех пор черти оставили Москву в покое.

До сих пор я рассказывал о первых тридцати - точнее, тридцати четырех - минутах фильма. Все, что будет дальше, нравится мне гораздо меньше.

Чтобы как-то закончить дело, которое, по идее, могло бы длиться бесконечно, создатели "Optimus mundus'a" решили сочинить связную историю. В основу его легла идея "Москвы утопической" - той, в которой построен грандиозный Дворец Советов и на ладонь каменного Ленина садятся вертолеты; той, где стоит башня Татлина, где скребут небо небоскребы, где носится заимствованная из Нью-Йорка надземка - словом, той, где может жить кто угодно, кроме коренного москвича. Фоном для мультиков, сделанных очень классно (я вынужден это признать), служит печальная сказка в стиле Ганса Христиана Андерсена: о мальчике, который жил в черно-белом мире, мечтал о красках, нашел их - и краски чуть было его не поработили. Очень слышно, что Таксист-Караченцов рассказывает эту сказку нехотя, но что ж ему делать: сюжет есть сюжет.

И это - неправда.

Счастье Москвы заключается в том, что она, по природе своей, совершенно бессюжетна. Архитекторы всегда творили в ней все, что хотели, и любая постройка со временем хорошо вписывалась в городской пейзаж. Москву не зря называют "сокровищницей градостроительных ошибок". Фьораванти, Баженов, Мельников, да и кто угодно потом - от строителей сталинских высоток до изобретателей нынешней "новой эклектики" - могли и могут выпендриваться на любой манер: optimus mundus все переварит и все к себе приспособит. Единственное, чего он не может перенести, - это жизни по плану, по порядку, по графику. Пока жизнь лепится из чего ни попадя, она почти заведомо окажется счастливой; как только ее начинают выстраивать и разграфлять, она уже не жизнь.

Именно поэтому Московский анимационный проект Горбунова и Кугучина пришелся мне очень по сердцу. Он мил мне тем, что в нем - до черта лишнего, случайного, ненужного, а в результате все оказывается к месту и к ладу. Он мил тем, что он - даже в присутствии сказки про краски, напоминающей Новый Арбат, самую бездарную из моих любимых улиц, - такой московский, что дальше некуда.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Дмитрий Абаулин, Постановщик Ветхого Завета мечтает о граде Китеже /24.03/
Интервью с режиссером Дмитрием Черняковым. Опера "Молодой Давид" на фестивале "Золотая маска": Давид начинает петь метров за триста, потом идет через весь зал, через оркестровую яму и постепенно выходит на сцену. Такое возможно только в Новосибирском театре оперы и балета.
Борис Филановский, Насущная пиротехника /24.03/
Древний Жоскен никогда не звучит в концертах. Невозможно представить в ординарной программе Гюса Янсена и Виктора Екимовского. Нечего и говорить о Юрии Ханине, которого не выносит серьезная общественность - как можно разыгрывать в порядочном заведении "Пропаганду духовного ничтожества" да "Пропаганду духовного убожества"?
Юлия Яковлева, Вернуть прошлое, которого не было /24.03/
Классический балет - это редакции поправок редакций пересмотров версий редакций. Так было до тех, пока обе столицы не бросились воскрешать подлинного Петипа и потерянный эксклюзив марки "Russian ballet". Мариинский театр выпустил "Спящую красавицу", Большой - "Дочь фараона".
Ширли МакМырли, Наркотик под названием "Някрошюс" /24.03/
Ведьмы проделывают с Макбетом то, что Някрошюс проделывает с публикой. Они учат его не различать добро и зло, они меняют местами прошлое и будущее, они сводят в причудливом хороводе живых и мертвых, предков и потомков.
Ольга Кабанова, Бах, блин, Бог /20.03/
Курсив не мой. Все как один похвалим Баха за лютеранские добродетели. "Война и мир" в назидание Путину. Явление Аркадия Ипполитова на поля московских газет. Хамоватый Новиков.


предыдущая в начало следующая
Александр Соколянский
Александр
СОКОЛЯНСКИЙ

Поиск
 
 искать:

архив колонки: