Владимир Кричевский представил в Нижнем Новгороде свою новую книгу о художнике Николае Ильине, изданную студией "Самолет". "Книга о графическом оформлении нижегородской печати 20-х годов (ХХ века) и вкратце о том, что было потом" (это ее подзаголовок) называется "У меня есть кое-какие мысли относительно наборной обложки" - вызывающе длинно, как отметил Алексей Тарханов в "Коммерсанте" от 12 апреля. Столичная жизнь этой книги началась с представления издания на фестивале "Дизайн и реклама", провинциальная - с презентации в Нижнем, дополненной экспозицией подлинных работ Ильина и показом слайд-фильма "Графическое обаяние 20-х".

Творческая биография самого Ильина складывалась в обратной очередности: начало карьеры - в Нижнем, продолжение - в Москве. Начало названо Кричевским "нижегородским чудом", что обрадовало, заинтересовало и одновременно озадачило нижегородцев. Свидетельство тому - это письмо из Нижнего, издалека, приобретающее в истории "Кричевского-Ильина" всего лишь свойство акциденции - в философском, а не полиграфическом значении этого термина.

У нас был Володя Кричевский, который приезжал в 97-м с редакцией "Проекта Россия". Тогда все были увлечены общением, спецвыпуск журнала, посвященный Нижнему, просто пролистывали, оставляя подробное чтение на потом. Кричевский как-то загадочно улыбался - чему-то своему, в этой команде выглядел человеком, решившим слегка развеяться в поездке в провинцию перед предстоящей работой над новым выпуском "Проекта". Когда его статья об Ильине была прочитана, он уж уехал - привет!.. А вот теперь вернулся - с книгой, которую написал, как признался, на одном дыхании.

Книгу я мельком видела и до презентации в ГЦСИ, но чтобы начать ее читать, мне (имеющей косвенное отношение к "Нижполиграфу") чего-то недоставало. Не только времени. Приехал Кричевский, опять всех обаял. И я стала читать его книгу!

Сначала Кричевского пригласили на телевидение - в программу "Средь бела дня". Он сидел на каком-то чудовищном фоне, выполненном самодеятельным художником жэковского пошиба, и пытался рассказывать о полиграфических изысках. Ведущая, как полагается, его перебивала, изображая "неподдельный интерес". Ей, как и зрителям, наверное, хотелось сразу понять, что за чудо такое 20-х годов. В общем-то, это правильно: для журналистов надо заготовить некую шпаргалку с ответами и в темпе прямого эфира научиться выдавать их. Владимир Григорьевич этого не умеет, ему надо еще и думать на ходу, потому он вместе со всеми своими линейками, рамками, обложками, шрифтами похож на Дон Кихота- энтомолога. Интонация благородная, но о чем говорит - сплошные тараканы!

Потому вопрос о том, что, собственно, замечательного в этих стареньких обложечках странноватых брошюрок ("Гигиена труда в швейной промышленности", "Сей больше льна и конопли", "Медицинские наблюдения над пораженными отравляющими веществами", "Год работы нижегородской Г.К.К. В.К.П.(б) Р.К.И."), остался открытым. Да, конечно, с разбегу это не поймешь, ведь книга Кричевского, как выразился на презентации один краевед, для эстетствующих эстетов.

Таковых набралось две трети зала в Доме архитектора - человек сто. Книг купили семь, плюс штук десять Кричевский с Семенихиным ("Самолет") раздарили тем, кто им помогал готовить публикацию. Кстати, один наш чиновник (известный своим участием во всяких околокультурных мероприятиях), к которому обращались автор и издатель во время подготовки материалов, говорил о помощи неопределенно и расплывчато, но теперь, увидев книжицу, возжелал ее поиметь. В чем ему было отказано по причине высокой цены издания и, я полагаю, из чувства собственного достоинства московских гостей. Так что материальный вклад нижегородцев в этот труд равен нулю, при том что "Нижполиграф" получил в результате работы Кричевского и "Самолета" готовую "славную страницу своей (героической?) истории".

Что же касается типографии ("Нижполиграфа"), то даже я помню, как газеты еще набирали. Эта высокая печать была мукой для самих наборщиков, дежурных редакторов, боровшихся с этими наборщиками, которые, кажется, назывались метранпажами. Суть конфликтов заключалась в нелюбви типографистов к красотам и излишествам, нарисованным ответсеками. Не могу судить, существовало ли подобное противостояние дальше газетного цеха, но никаких нижегородских (горьковских!) чудес после Ильина никто не отметил. На офсетную печать перешли менее десяти лет назад, так что воспоминания о печати высокой в связи с Ильиным вызывают грустные мысли об упущенных возможностях, которые не были ни поняты, ни оценены. А сейчас в городе, кроме "Нижполиграфа", навалом всяких типографий и издательств, а уж дизайнеров - графических, неграфических - пруд пруди! Попадаются среди них и приличные - частные, конечно.

Если судить по презентации книги Кричевского, интерес их - приличных и неприличных - к графике 20-х годов невелик. Или же - работают они так усердно, что нет сил вырваться посмотреть отечественную графику революционного периода - революционного для искусства, в первую очередь. А ведь слайды Кричевский увез в Москву (правда, выставка продлится до середины мая). Как заметил на презентации Владимир Григорьевич, наши дизайнеры - в большинстве своем - все косят на Запад, на самый далекий от подлинного графического искусства. А между тем интерес исследователей уровня Кричевского к советским художникам не случаен и постоянно подогревается тем, что "20-е продолжают что-то генерировать".

"Что-то" и "чудо" - очень близко. Вот об этом и книга. Для меня она хороша тем (признаю как человек рассеянный и нетерпеливый), что читать ее можно с любой страницы: в длинных подписях столько занимательных подробностей! А можно и подряд - с первой до последней. Автор не утомляет читателя и, будто предчувствуя ослабление внимания, мягко уменьшив кегль букв, сообщает, что продолжение на такой-то странице, и ведет дальше!

Странное соображение пришло мне в голову. Произношение фамилии Ильин похоже на китайский символ "Инь - янь". Кричевский и пишет о том, что Ильин ради любви к делу был готов работать над чем угодно (диплом, собрание сочинений) и в любой возможной стилистике, значит, перетекание и взаимодействие разных энергий ему на руку - он приспособился и удержался (хочется добавить: легко и непринужденно, но не решусь все-таки). Иначе как простому смертному понять, что художник сумел захватить типографию! Что рука, легко выводившая всякие вензеля, собрала в кулак все производство. Он пришел в "Нижполиграф" (которому в наследство от эвакуации досталось оборудование питерской суворинской типографии) с "кое-какими мыслями относительно", и типография стала образцовой. Призы с выставок в Швейцарии, Италии, Германии. "Город, преуспевающий в типографском искусстве, перестает быть провинцией в самом обидном смысле этого слова" - эту ключевую фразу книги Кричевский повторял в Нижнем при встречах.

Читаешь книгу и воображаешь, что фигура Ильина возникла в Нижнем, как проявление высшей благодати, иногда нисходящей на тот или иной город. Или просто - как звено в цепи закономерностей, согласно которым именно в 20-е годы здесь появился Ильин, позже - когда другое стало актуальнее - конструктор судов на подводных крыльях Ростислав Алексеев, а окончание века связано с именем архитектора Александра Харитонова. Каждый по-своему знаменит, но все вместе по сути занимались одним и тем же: из типового набора делали нестандартные вещи.

Кричевский рассказывал, что после появления книги в Москве интерес к ней проявили тоже отнюдь не дизайнеры, а социологи. В Нижнем пока нельзя просчитать эту резонансную группу, но, например, оператор одной из телекомпаний очень обрадовался, найдя в книге упоминание о жене Ильина. Мария Вяхерева - родственница нашего оператора. Точно - оживились краеведы. Естественно, заревновали. Они же были первыми. Теперь утешатся мемориальной доской с именем Ильина на стене "Нижполиграфа". Но вообще, они, конечно, поддержали Кричевского и Семенихина на презентации. Один коллекционер взволнованно произнес: "Представить, что этих оттисков (за стеклом в экспозиции - М.И.) касались только двое - Ильин и Кричевский".

Так что теперь мы чувствуем себя одареными. Знаем, что имя Ильина - в "Who is who", что он "проявил себя как зрелый мастер акциденции, чем, собственно, и прославился в 20-е годы на всю Республику Советов".