Выдержки

21.04.00

Главное - туалет. В галерее Гельмана. Такой, знаете, дощатый. Только запах подкачал. В туалете главное - вонь. Специфическая смесь фекалий и химикалий, гавносмердящей жижи и старых досок, о которые вытирали не раз грязные пальцы. И еще темнота. И холод.

А тут - свежие доски. Слишком стерильно, чтоб быть реализмом. Туалет в натуральный размер. Парадокс, но буквальное воспроизведение конструкции - дальше всего от реальности, потому что не воспроизводит тех ее черт, которые запоминаются прежде всего. Не хватает выгребной ямы. А есть - пустая форма. Деревянный чуланчик из досок, которому так не хватает подлинного дерьма.

"Изба" - выставка Кошлякова. Я пришел в 9 вечера. Никого уже не было, лишь одна одинокая галерейная девочка тюкала по клавишам.

- Надо бы хоть биотуалет поставить внутрь.

- Нам уже предлагали, - ответила она таким тоном, каким повторяют уже в двадцатый раз.

- Да, - подумал я, - а ведь многие думали о том, чтобы зайти в туалет, и...

Никто не сделал.

Пробить бы яму прямо в полу галереи... Cделать клоаку - со всей вонищей. То-то был бы номер - натурально радикальное искусство. А то? Забавы.

Сначала была "Кома". Мазут Бродского, заливающий город. Того и гляди... Ждали - как потечет, как разольется! Ан нет. Капал помалу, тихонечко-легонечко лил себе, лил, и удрученные зрители разошлись восвояси, не дождавшись потопа. Вылепленный город поблескивал разноцветными лужицами. Было весело. Тема дерьмища-грязища - второй раз подряд возникает у Гельмана в галерее. И оба раза искусство - слабее жизни: ее приукрашенная интерпретация. Вот радикальное отличие Гельмана-2000 от Гельмана-1995. Эра великих Собак, бросавшихся на людей, прошла. Пришла пора ласкового радикализма. И мазутом залить, и ботиночков не запачкать.

Главная тема авангардизма - ожидание варваров. Вот вандалы бородатые придут, все захватят, девок оттрахают, золотишко нацепят... Есть тот, кто кричит: "я варвар! я варвар!". Ему верят радостно. Но вот мы дошли до жизни такой, что приходит гонец, приносит весть: варваров не существует. Это миф. Все плачут крупным планом.¹ В середине девяностых мы пережили последнюю варварскую атаку. В них больше не верится. Были, да вышли. Осталось ожидание дерьма. Безличное ожидание: не варваров, но катастрофы. Конец света в формате real video.

К одному фотографу из "Плейбоя" (плохому, но модному) приехала моделька из Африки-Америки. Или, скорей, моделища. Рост - метр восемьдесят пять плюс-минус пара сантиметров. Страна произрастания - Кения. Место проживания - Калифорния. Племя-производитель - масаи. Череп обтянут кожей так, что не поверишь. Все кости видны. Фигура - сразу в обморок. Такую русским хуем не проебешь. Красоты невероятнейшей и странной. Инопланетянка. Зимой в Россию, к друзьям-приятелям, то ли на съемки, то ли на блядки - неизвестно зачем. И вот везут ее из аэропорта Шереметьево-2 на машине "Вольво". Тоска. Вокруг все белое, серое, мутное, неясное и неопределенное. Она писать хочет. А ее как раз повезли на лыжах кататься. То есть она как прилетела из Калифорнии - в платьишке, так ее и повезли. Пледик какой-то на ножки накинули. А ноги у нее длинней, чем у меня глаза достанут. Штаты.

И она в туалет хочет. Потерпи, говорят, дарлинг, через полчаса приедем. Она ни в какую. Дома увидела. Терпеть не привыкла. Притормаживают: как раз баба Маня в тулупчике, шали да валенках вдоль дороги гребет с собакой породы Жучка.

- Туалет где, бабуля?

- А?

- По малой нужде!

- АА! До ветра? - и рукою машет в неизвестном направлении.

И идет шикарная африканская королева в модельных туфельках по русскому февралю и бездорожью. И бежит эта краля к сарайчику, синея на ходу. Подбежала, дверцу открыла: "А-а!"

- Что? Что? - выскакивают из Вольвы к ней навстречу наши мужики.

- Унитаз украли!

Водкой ее, конечно, отпоили. А потом, покатываясь, всем друзьям рассказывали: "Унитаз! Украли!"

Русская духовность - это "украденный унитаз". Смотришь в то же название ("туалет"), а обнаруживаешь - смердящую пустоту Иного. Украденный унитаз - универсальная метафора способа существования русской культуры. Нужник в центре выставки - наш ответ лорду Дюшану. Ростовчане еще в конце восьмидесятых устроили выставку в общественной уборной. Не сомневаюсь, что там воняло.

Унитаз Кошлякова в галерее Гельмана украден дважды. Во-первых, потому, что это - цитата. А во-вторых - потому, что она вывернута наизнанку: нет писсуара. Это то, что можно назвать "пустой" цитатой, так как цитируемого предмета просто нет. Есть только контекст, присутствие в котором "украденного" предмета даже не предполагается. Но тем не менее намек на его возможное присутствие - важен. Именно он определяет: этот дощатый сарай - произведение искусства.

Самый сильный запрет - на дерьмо. В современной нашей культуре. Люди могут прожить вместе долгие годы, но ни разу не видеть не только дерьма другого, но даже и того, как он испражняется. Нарушение этого запрета карается исключением за пределы общества. В микрогруппу - панков, к примеру. Или зеков (доходяги ели дерьмо приблатненных, богатое пищей, - читайте Шаламова). У десантуры, говорят, посвящение в солдаты... Радикалы девяностых искали способы исключения. Последний герой - Осмоловский - в Радеке публикует фотографии гавна крупным планом. Логика развития русского искусства повела дальше. Как нарушить запрет, не нарушив его? Софизм. Но путь найден: приблизиться, не перейдя границу. Так, чтобы нарушение было мыслимо, но не зримо. Чтоб не воняло.

Нет смрада - нет и дерьма. Потому что в нем самом нет ничего отвратительного, кроме запаха. По консистенции и цвету многие вполне приличные продукты поразительно напоминают говно. Например, кабачковая икра. Наверное, поэтому в детстве я совершенно не мог ее есть.²

Кошляков - это экспансия. Во-первых, размеры. Его работы грандиозны.

Кошляков - театральный художник. По происхождению и нраву. Его волнует большая сцена. Галерея - слишком мелкое место для него. Галерея, превращенная в избу, - это преувеличение, а не преуменьшение размера. Произведение искусства обычно преуменьшает масштаб явлений. "Изба" преувеличивает.

Картинка с тигром 30 на 40, идущим сверху вниз, растянута в размер стены. И выклеена из скотча. Пластиковая корейская картинка превращена в памятник монументальной пропаганды.

Потолок галереи Гельмана повыше, чем потолок обычного сруба. Слева - скотч-окно. Посетитель внутри "Избы". Роскошная кровать с блестящими никелированными прутьями и обязательными шишечками; слишком много мягких подушек на покрывале. Ведро из скотча - больше, чем его прототип.

Римские виды, выполненные на гофре, чудеса сталинской архитектуры - на том же картоне, вымышленные города на цветастых фотообоях - вот чем был славен Кошляков дотоле. Ожидание героического закончено. Кончился и прежний Кошляков. Основой его инсталляций стала стена. На ней может скотчем быть вылеплен Парфенон, а может - корейский тигр. Мадонна Леонардо и ведро уравнены.

В Иваново Кошляков занял собою целый музей. "Мона Лиза" из клейкой ленты - от пола до потолка. Греческий храм, выложенный по стене.

Скотч стал новым материалом для Кошлякова. От упаковочного картона он перешел к клейкой ленте. Скотч - это русская иллюзия первоначального накопления. Материал, которым челноки пакуют свои тюки. Скотч - это мечта художника о выставке. Им заклеивают пупырчатый полиэтилен, в который картины пакуют при перевозке. Скотч как краска - кажется, открытие Кошлякова. Скотч крепок и клеек. И он - абсолютно иллюзорен. Кошляков наконец нашел материал, адекватный своей задаче - создать мечту. Иллюзия избы под взглядом традиционалиста.

Зашел пива выпить в О.Г.И. Глядь - там выставка. Цветкова показывают. Что объединяет Цветкова с Кошляковым - оба работают с материалом нестандартно. Кошляков берет упаковку. Цветков - ткань.

Кошляков обладает даром монументалиста. Как всякий монументалист, он тоталитарен. Ему нужен большой стиль, потому что нужен большой заказ. Его работы пафосны даже тогда, когда этот пафос снижен. Не "Изба", но избища. Цветков наоборот - фитюлечник. Марочки клеить в конвертики. Любит мельчить. Маленькие человечки. Тоненькие штучки. Ниточки.

Главное в награде - завораживающий блеск металла. Цветковские ордена сделаны из таких материалов, которые и во сне не приснятся самым радикальным педерастам Генштаба. "Награды" Цветкова мягкие. И предназначены для критиков-кураторов-художников. Так же, как и его "оружие" - с персональными посвящениями нашим "героям".

Как все бисероплеты, Цветков либерал и пацифист. Его "оружие" неагрессивно. Традиционно игрушечное оружие включает мужскую модель поведения. Пистолет, "похожий на пистолет". Даже если сделан он из деревянного чурбачка, он воспроизводит главное - жесткость. Деревяшкой нельзя пристрелить, но можно - ударить.

Пистолетами Цветкова ударить нельзя. Это мужская игрушка для женщин. Потому что они сделаны из ткани. Контраст материала и идеи вызывает легкое недоумение. Разоблачение агрессивности формы происходит за счет выбора материала.

Безвольные пистолеты и мягкие награды точно описывают ситуацию сообщества, ведущего свою игрушечную войну на поле слабых жестов. Они все достойны таких орденов. Только их они и достойны.

Примечания:

¹ Спасибо Володе Сальникову за плодотворное напоминание о вони и ее роли в русской культуре.

² Автор благодарен Мите Голынко за его речь о Кавафисе.