Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Сеть | Периодика | Литература | Кино | Выставки | Музыка | Театр | Образование | Оппозиция | Идеологии | Медиа: Россия | Юстиция и право | Политическая мысль
/ Обзоры / < Вы здесь
Майкл Альфредс: "Я хочу видеть на сцене жизнь"
Дата публикации:  14 Марта 2001

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Открываешь программку спектакля "Ко всем чертям" Камерного театра по мотивам рассказов Айзека Башевиса Зингера и не веришь своим глазам: в представлении занято всего восемь актеров. А казалось, что на сцене - целый народ, целый мир. Мальчик из польского местечка, его набожные родители и дядюшка, который о Боге отзывается весьма скептически, молодые евреи-литераторы, перебравшиеся в Варшаву, и старик-графоман, который оказывается святым мучеником, и тут же - его истеричка-жена; мальчик из Турции, который мечтает попасть в Америку и его одинокая мать, которая хочет устроить свою судьбу; несчастная женщина со скверным характером, пережившая концлагеря, и ее муж - швейцарский банкир; преуспевающий писатель-идишист из Нью-Йорка и мать с дочерью, воссоздавшие в благополучной Канаде удушающую атмосферу штетла, ибо они несут ее в сердце; евреи и неевреи, живые и мертвые, история первой половины XX столетия. Казалось, перед нами оживают и исчезают картины - домик в бедном еврейском местечке, писательский клуб в Варшаве, туристический автобус и гостиница в Испании, пароход, пересекающий океан, гулкая холодная пещера ночного вокзала в Монреале, крутая лестница многоквартирного здания в жарком Нью-Йорке, свадьба в штетле, которого уже нет, ибо этот мир - мир мертвых. А на самом деле скупо освещенная сцена была почти пуста - книжные стеллажи на заднике да десяток простых стульев.

Известно, что на здешней сцене преобладает неряшливо сляпанная халтура, порой помпезная, порой нищенская, - хотя ради справедливости заметим, что есть и превосходные глубокие театральные работы.

Так был ли то израильский спектакль?

И да, и нет. По выверенности игры, богатой деталями и оттенками, по превосходной дикции и ясности интонации, по самому ощущению театра как игры - то был, пожалуй, театр английский. Но были в нем средиземноморская живость и эмоциональная наполненность, он был смешон и грустен, он брал за душу, что в холодноватом английском театре бывает далеко не всегда.

Сотворил это чудо английский режиссер Майкл Альфредс вместе с восьмеркой молодых талантливых актеров, которые исполняют 60 ролей, со сценографом Рут Дар, художником по свету Брайяном Харрисом, хореографом Рут Зив-Эйяль и композитором Эльдадом Лидором.

***

Этот спектакль - далеко не первая работа Майкла Альфредса в Израиле. Впервые он побывал в стране в 1969-м по приглашению молодого местного режиссера Одеда Котлера. Котлер тогда возглавлял труппу альтернативного театра "Актерская сцена", вместе с которой Альфредс поставил "Женитьбу" Гоголя. Через год, также в Хайфе, последовала "Мандрагора".

- Это была большая удача, - с улыбкой вспоминает Альфредс. - В спектакле было много движения, много акробатики, много импровизации, он, вероятно, очень отличался от всего, что делали тогда в Израиле. Публика была в восторге, мы получили прекрасные рецензии.

Альфредсу предложили поработать в Израиле.

- Я подумал - быть может, Господь Бог дает мне случай задуматься о моем еврействе, - по-прежнему улыбаясь, говорит Альфредс. - Родители моей матери приехали в Лондон из Кракова, а отец принадлежит к старой семье португальских евреев, которые переселились в Англию очень давно. Конечно, мне делали бар-мицву, но этим, пожалуй, моя связь с еврейством и ограничивалась. Я вырос в Англии, я учился театру в Америке - в очень хорошем университете Карнеги в Питсбурге - и потом в Америке жил и работал.

В Израиле у Альфредса появилась своя собственная труппа, о чем он, как и всякий режиссер, мечтал, он возглавил иерусалимский театр "Хан" и поставил несколько спектаклей. В 1975-м он вернулся в Англию.

- По прошествии пяти лет я почувствовал, что достиг своего потолка. Я вдруг понял, что тут постоянно идет война и люди не в состоянии ни на чем по-настоящему сосредоточиться, они не хотят совершать дополнительные душевные усилия, они хотят попить кофе, побыть с семьей, - последние слова Майкл произносит на иврите, он немного играет и вдруг на мгновение превращается в гедониста-средиземноморца, так что собеседнику-зрителю становится сразу ясно, что, действительно, пить кофе куда приятней, а значит, логичней, чем смотреть серьезный спектакль. Отнесясь к израильскому периоду своей жизни с предельной ответственностью, Альфредс основательно изучил язык, и хотя он говорит, что за последние годы многое забыл, он не только вставляет в английскую речь ивритские выражения, но, что куда важней, в ходе подготовки спектакля мог в полной мере сотрудничать с прекрасной переводчицей Ривкой Мешулах, проделавшей весьма основательную работу по превращению английского книжного текста в ивритский сценический.

Он продолжает:

- Я всегда был воспитанным доброжелательным человеком, никогда ни на кого не повышавшим голоса. Но по прошествии пяти лет я начал кричать на актеров, и я такой очень сам себе не нравился.

Альфредс вернулся в Англию, где весьма преуспел. Он создал свою труппу, которую назвал Shared Experience - "Совместное переживание". Время от времени Майкл Альфредс приезжает в Израиль - в 1983-м он поставил "Пакующие чемоданы" Ханоха Левина, в 1989-м - "Духи" Ибсена, в 1994-м провел курс для режиссеров в Тель-Авивском университете. Нынешней осенью он поставит спектакль в "Габиме", в начале будущего года - снова в "Камерном".

- Каким вам представляется местный театр? Ведь у вас, Майкл, есть редкая возможность видеть его извне и изнутри, да еще и во временной перспективе.

- Много таланта но нет дисциплины, нет никакой структуры, да и настоящей традиции тоже нет. Беда в том, что актеры слишком много работают - я понимаю, такова реальность, людям нужно зарабатывать на жизнь, но кто может вынести такой темп, такую нагрузку? Не забудьте и о постоянном давлении извне, ощущении войны. И вот результат: плохая игра, лишенная глубины и деталей. При этом я вижу на израильской сцене подлинные таланты. Но они часто расходуются впустую.

- Как изменился израильский театр за эти годы, какое впечатление производит на вас местная театральная молодежь?

- Тридцать лет назад тут очень ощущалось влияние старой русской традиции. Так, репетиции в "Габиме" продолжались 2-3 часа в день, и сначала я был в восторге: значит, у нас есть так много времени для работы! - глаза у Альфредса вспыхивают и на мгновение передо мной возникает молодой Майк, который хотел сделать так много. - Но вскоре я понял, что почти никто ничего не делает. Люди пьют чай, беседуют о том о сем, и лишь за несколько недель до премьеры начинают лихорадочно работать.

- А что сегодня?

- Я не специалист по израильскому театру, - предупреждает он. - Мне кажется, что молодое поколение израильских актеров лучше обучено, они проще - ведь такого понятия, как "постоянство", больше в театрах нет, значит, возникла конкуренция. И исчезла эта поза служения высокому искусству. Готовясь к постановке спектакля "Ко всем чертям", я провел семь студий, просмотрел около 70 актеров, и все время атмосфера была прекрасной - деловая, увлеченная, - они хорошо владеют своим телом. Плохо то, что актеры очень быстро - скажем, за два года - становятся звездами и больше не развиваются - они уже приехали. Но так повсюду - наш мир очень быстрый и поверхностный. В Англии происходит то же самое.

- А каковы вообще английские актеры? По распространенному мнению актеры-англичане - едва ли не лучшие в мире.

- Да, они очень хороши, но - до определенной степени. Они очень талантливы и очень хорошо обучены. Они профессиональны, они быстро реагируют, они организованы и превосходно владеют своим телом.

В то же время английские актеры не склонны рисковать, они не дают себе воли. Они сдержанны и не желают быть эмоционально вовлеченными в происходящее - правда, в современных пьесах это ощущается меньше. И хотя уровень английского театра, пожалуй, самый высокий в мире, лучший опыт я переживал как раз не с английскими актерами, и высшие театральные достижения, которые мне доводилось видеть, являлись из России, Америки, Франции. Актеры-англичане очень хороши на поверхностном уровне, но им, как правило, недостает глубины.

А спектакль, в моем представлении, должен быть живым, это - соединение дисциплины и свободы.

- Чем вас привлек Зингер?

- Я всегда читал его романы - он создает в них особый и достоверный мир. То, что он писал, - это не просто рассказы о евреях, это - удивительные истории, насыщенные удивительными деталями. Сравнительно недавно, начав перечитывать Зингера, я вдруг осознал, почему он - великий писатель: очень многое остается у него недосказанным и присутствует на заднем плане - не знаю, замечает ли это в спектакле зритель.

"Жизнь так тяжела, так утомительна, нужно каждый день вставать, одеваться, чистить зубы. Жизнь так изматывает", - скрючившись в кресле и разом постарев, вздыхает Альфредс. Но в его внимательных глазах, обращенных к собеседнику, по-прежнему блестит иронический огонек. И я вспоминаю, как несколько лет назад другой человек театра по истечении увлекательного двухчасового интервью признался: "Все это время ты был моим зеркалом. Мне нужно было проверить несколько мыслей, и я непрерывно следил за твоей реакцией".

Альфредс продолжает:

- Зингер задает вопросы, от которых нам никуда не уйти: к какому обществу ты принадлежишь, где место еврея, есть ли на свете Бог и каков он? Его герои оторваны от всего на свете, они странствуют по миру, и потому действие спектакля происходит в самых разных местах - в поезде, в автобусе, на корабле.

Я люблю в Зингере то, что он очень много пишет о самом себе, и хотя все это прошло серьезную обработку, рассказы по-прежнему остаются очень личными. Думаю, что он был не очень приятным человеком, но в этом есть правда, и я верю в этот материал. Потому я его и выбрал.

- Первоначально вы поставили спектакль в Англии, со своей английской труппой. Расскажите об этом и о том, как вы подбирали материал.

- Я прочитал 200 рассказов Зингера, причем дважды; я отобрал те, что подходили к сцене - таких оказалось около сорока. Я завел картотеку, рассортировал рассказы по содержанию. Потом я стал обсуждать их с актерами, и увидел, что эти рассказы - своего рода странствие. Наконец мы отобрали 11 рассказов. Но во всем, что касается польско-еврейской жизни, английские актеры были совершенно невежественны. Мы пригласили специалистов, мы изучали документы и фотографии. То был долгий и неторопливый труд. Но главное, конечно, - читать Зингера. Ведь чтобы понять Чехова, нужно в первую очередь просто читать Чехова, правда? - улыбается Альфредс. - Мы работали над акцентами - у нас был превосходный педагог по произношению, и актеры говорили то с европейским, то с американским идишским акцентами. Правда, в Израиле от этого пришлось отказаться - во-первых, идиш здесь зачастую ассоциируется со старой театральной халтурой, во-вторых, актеры тут просто непривычны работать с акцентами.

- Каким вам видится построение спектакля?

- У спектакля двойная конструкция. С одной стороны - линейное развитие от детства к юности и зрелости, когда герой становится знаменитостью. С другой стороны - это замкнутый круг: в первой части он покидает гетто, но во второй, когда он становится известным писателем в космополитическом Нью-Йорке, все время появляется кто-то, кто напоминает ему: "Ты - польский еврей".

Ссутулившись, Альфредс протягивает ко мне руку, боязливо и в то же время настойчиво-бесцеремонно дергает меня за рукав, снизу вверх заглядывает мне в глаза. На нем обтерханный пиджак, на голове кипа, щеки поросли неопрятной двухнедельной щетиной. И я вспоминаю, что мои предки тоже были польскими евреями - из Лодзи, Петракова, Варшавы.

- И вот он наконец умирает, он встречает свою первую любовь, он возвращается в свою общину, которая его ждет. Ты не можешь уйти от своего прошлого, ты не можешь перестать быть тем, что ты есть.

В спектакле я старался соединить истории воедино - одна переходит в другую, отдается в ней, как эхо. Материал этот очень богат - интересны и индивидуальные истории, и тяга Зингера к сверхъестественному, и его отношения с женщинами - такое влечение-отталкивание и нежелание взять на себя ответственность. Но это также история пятидесяти лет еврейской жизни.

- Как проходила работа над спектаклем в Израиле?

- Для того, чтобы игра была глубокой, нужно много времени. Постановка заняла 11 недель. Актеры быстро выучили текст, и тут началась основная работа, ведь то, что они делают в этом спектакле, - очень сложно: каждый рассказ имеет свой стиль, немного отличающийся от других, и нужно знать, как рассказать ту или иную историю. Кроме того, тут очень много технической работы, в частности, - движения, в чем нам невероятно помогла хореограф Рут Зив-Эйяль. Мы работали с голосами - у израильтян зачастую ужасные голоса, но мы с этим справились. Переводчица Ривка Мешулах работала над ивритом. Этой проблемы в Англии нет, актеры знают свой родной язык. Тут же люди неправильно произносят слова, и мы потратили на это массу времени, в том числе и на верность интонации, на смысл фразы.

Помолчав, Альфредс продолжает:

- Видите ли, я не диктатор. Я даю актерам то, что могу; они воспринимают то, что они в состоянии воспринять. Их вклад очень велик. И так возникает спектакль - их спектакль. Я только помогаю ребенку родиться и вот - он уже идет, он живет своей жизнью, - Майк с улыбкой потирает руки, с радостным удивлением смотрит в пространство, где, вероятно, и прогуливается этот любопытный малыш.

- Оформление спектакля предельно просто, но кажется, будто перед тобой одна за другой сменяются картины...

- Я старался создать пространство, в котором актер может работать. Ведь актер - это в театре главное, актер - это жизнь.

Так, на заднике мы поместили стеллажи с книгами, ибо книги очень важны для евреев - но это также и библиотека, и архив, где, быть может, записаны все людские дела. Сценограф Рут Дар не перегружает сцену деталями, черные костюмы персонажей просты, художник по свету Брайян Харрис работает скупыми средствами, композитор Эльдад Лидор создает очень деликатное звуковое сопровождение, и лишь изредка возникает музыка - негромкая, там, где она необходима.

Телевидение развратило современного зрителя - оно не требует душевной активности и предлагает готовый продукт.

Театр же метафоричен, и я предпочитаю обходиться намеками, ибо только так можно пробудить воображение зрителя, приобщить его к процессу творчества, чтобы он не сидел развалясь, а обменивался энергией с актерами.

Я думаю, что кресла в театре не должны быть слишком удобными.

***

На протяжении нашей беседы добрая улыбка не сходила с его лица; когда час, отпущенный на интервью, истек, Майкл Альфредс охотно согласился поговорить еще 15 минут. А когда деловая беседа с журналистом, наконец, завершилась, улыбка по-прежнему осталась на лице - значит, она была настоящей. И потом, когда мы вместе шли по офисам Камерного, стоило Альфредсу зайти в комнату, как все приходило в движение, все начинали улыбаться: "О, Майк пришел!"

- В будущем я хочу чаще бывать в Израиле, проводить тут по 3-5 месяцев каждый год. У меня тут много друзей, и с годами хочется побольше быть с теми, кого любишь, ты не можешь перестать быть тем, что ты есть, ты не можешь убежать от самого себя, - говорит он.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Михаил Трофименков, Телекино с 24 ноября по 30 ноября /24.11/
"Без лица" Джона Ву, чешский "Призрак замка Моррисвиль", "Красная палатка" Михаила Калатозова, "Одиночное плаванье" Михаила Туманишвили, "Мы из джаза" Карена Шахназарова, "Приносящий беду" Жозе Джованни, "Тайна фермы Мессе" Пьера Гранье-Деферра. "Коммерсантъ": избранное.
Григорий Ревзин, Мариинку не реконструируют по Большому /23.11/
Вчера председатель Госстроя Анвар Шамузафаров и министр культуры Михаил Швыдкой провели совместную коллегию своих министерств по поводу реконструкции Большого и Мариинского театров. Коллегия преследовала две цели - обнародовать принятую схему реконструкции Большого и попытаться принять ту же схему для Мариинского. "Коммерсантъ": избранное.
Елена Черемных, Дирижер из Сан-Франциско /22.11/
В Большом зале консерватории состоялся концерт Российского национального оркестра (РНО) с главным дирижером San Francisco Symphony Майклом Тилсоном Томасом (США). Звучали "Аполлон Мусагет" (1928), "Симфония в трех движениях" (1945) и "Весна священная" (1913) Игоря Стравинского. "Коммерсантъ": избранное.
Роман Должанский, Сага без голосов /22.11/
На сцене московского театра Et cetera сыграли премьеру спектакля "Жанна д'Арк. Сага о чуде, любви и вере". Продюсером выступила компания "АртТеатр-2000". Зрители пришли посмотреть на работу молодого режиссера Гарольда Стрелкова, которого числят в разряде перспективных, и актрисы Инги Оболдиной. Судьба Орлеанской девы уже несколько лет не дает им покоя. "Коммерсантъ": избранное.
Татьяна Кузнецова, Па-де-де с отечеством /22.11/
В Большом театре отпраздновали юбилей Майи Плисецкой. Событие получилось одновременно и государственно-светским, и демократично-художественным. Большую часть вечера транслировало РТР. "Коммерсантъ": избранное.


предыдущая в начало следующая
Максим Рейдер
Максим
РЕЙДЕР
mcreider@inter.net.il
URL

Поиск
 
 искать:

архив колонки: