Русский Журнал / Обзоры /
www.russ.ru/culture/20011022.html

Писатель и доза эфира
Олег Аронсон

Дата публикации:  22 Октября 2001

Недавно в новой полуночной передаче канала ТВ-6 "Без протокола" в течение почти целого часа ее ведущие Борис Берман и Ильдар Жандарев беседовали с писателем Владимиром Сорокиным. Надо сказать, что появление этого писателя на телеэкране - редкость, несмотря на его широкую известность. Правда, известность Сорокина только в последнее время стала медленно мигрировать в сторону популярности. Его шокирующие, провокационные рассказы и повести узкому кругу читателей знакомы еще с середины восьмидесятых, когда они ходили по рукам в машинописных копиях. В начале девяностых в России появилась его первая тоненькая книжечка. К тому времени на Западе он уже был признан одним из классиков современной русской литературы. Этот статус писателя закрепил выпущенный несколько лет назад издательством "Ad Marginem" двухтомник, в котором были собраны почти все произведения Сорокина. Лоточную популярность писателю принес роман "Голубое сало", в котором Сорокин, с одной стороны, остался прежним писателем провокации, подрывающим читательские стереотипы в отношении литературы, играющий жанрами, стилями, разнообразными писательскими шаблонами, отстраняющий их неожиданными вторжениями агрессивного и брутального письма, казалось бы, вовсе не свойственного тому типу литературной материи, с которой он работает; с другой стороны, в "Голубом сале" проявилось нечто новое. И, пожалуй, это именно то "новое", что должно было привести писателя на телеэкран и, в конце концов, привело, пусть даже в столь поздний час. Это "новое" - очевидная медийная направленность романа, где помимо борьбы (а точнее - игры) с ходульной литературной моралью, проникающей даже в само писательское ремесло, Сорокин вдруг поворачивается лицом к массовому читателю, создавая почти шаблонное (уж в кинематографическом смысле - точно) фантастическое чтиво. Многие тогда посчитали, что здесь свою роль сыграла успешность Пелевина, с которым Сорокин вступил в неявную конкуренцию. Даже если так оно и было, то сейчас видно, насколько различны пути и ниши этих писателей. И во многом это продемонстрировал телевизионный эфир.

Двое ведущих пристрастно допрашивали Сорокина об "ужасах" его литературы, звонившие в студию читатели-телезрители интересовались его психическим здоровьем (нормальному человеку, мол, такие "ужасы" и "непристойности" в голову приходить не должны). Между тем в студии сидел спокойный, вальяжный человек, медленно и внятно, даже с некоторой усталостью, отвечавший на все вопросы. Весь его облик источал абсолютное психическое здоровье, даже, можно сказать, некоторую утомленность этим собственным здоровьем.

Один из вопросов, который прозвучал в передаче и который, конечно, не мог не прозвучать, касался знаменитой евтушенковской формулы: "поэт в России больше, чем поэт". Сорокин жестко и даже грубо отсек все возможные претензии литературы (в том числе - и собственной) на избранность, указав на ее вполне ремесленный характер. Он попытался четко прочертить границу между литературой и жизнью, границу, которая была абсолютно прозрачной для классиков ХIХ века - и которая практически не существовала для советских писателей-шестидесятников.

Однако именно появление Сорокина на экране телевизора заставляет думать, что не все так просто, как он пытается заявлять. Чтобы понять это, зададимся вопросом: а какие писатели вообще появляются на ТВ и в каком качестве? Можно выделить несколько групп. Первая - так называемые писатели-сатирики. С ними все понятно. Им велел там быть сам бог телевидения (если таковой есть). Другая группа - те самые шестидесятники, морально и политически всегда очень ажитированные. Их время, судя по всему, уходит безвозвратно. Многих уже нет, кто-то постарел и отяжелел, кто-то живет за границей, Приставкин - не председатель президентской комиссии по помилованию... Третья группа - достаточно динамичные, реактивные люди, для которых само телевидение среда очень естественная. Это, например, Лимонов, Виктор Ерофеев, Татьяна Толстая. Но их удел - ночные интервью у Максимова или Диброва или, в лучшем случае, роль "светлой головы" в информационной программе Познера "Времена". (Здесь отдельно следует упомянуть Дмитрия Александровича Пригова, чье постоянное присутствие в самых разных, порой очень неожиданных передачах, является частью его художественного, а возможно, и жизненного, проекта.) И наконец, последняя группа - раскручиваемые авторы бестселлеров, для которых телеэфир, прежде всего, экономическое мероприятие. По алфавиту: Акунин, Арбатова, Дашкова, Маринина, Юденич...

Итак, вопрос: к какой же группе примыкает Сорокин? Даже если у него самого нет подобного намерения, даже если он пытается представить свое появление на телеэкране как чистую случайность, мы вправе задаться этим вопросом хотя бы потому, что сегодня Сорокин - один из важных участников литературно-рыночного процесса. Вхождение в телевизор выглядит в такой ситуации достаточно закономерным, особенно после выхода на экраны фильма "Москва" по его сценарию. Так кем же оказывается Сорокин на ТВ? Он явно не герой "Аншлага" и не зажигательный собеседник. Его тиражи не столь велики, чтобы окупить свою телевизионную раскрутку. Как ни странно, но роль Сорокина в передаче Бермана и Жандарева была предопределена до всех его слов и заявлений, это - роль писателя как "учителя жизни". Как ни странно, но при всей провокативности литературных жестов, телевидение точно определило его как культурную единицу: "советский писатель". "Советское" Сорокина сохраняется в самом его противодействии штампам советской литературы, противодействии, связывающем его с этой литературой единством опыта.

Пелевин, например, тоже во многом несет в себе отпечаток советского детства, но он все-таки уже писатель эпохи медиа, эпохи клипов и Интернета. И при этом лик его скрыт от телезрителя подобно лицам музыкантов английской группы Gorillaz. Возможно, это их общий, вполне медийный прием (вспомним первый клип Земфиры, где не было видно ее лица). Однако невидимость Пелевина имеет еще и другой аспект. Появившись на экране, он с неизбежностью превратится в "писателя", а это превращение чревато, поскольку образ писателя для массового зрителя все еще несет с собой неустранимый ценностный момент. Появление писателя на нашем ТВ (в любой роли) так или иначе заново утверждает повышенную ценность литературы. Кажется, что еще чуть-чуть, еще небольшая доза телеэфира - и писатель скажет важное.

Владимир Сорокин - еще один заложник этого телевизионного эффекта. Он оказался сродни Льву Толстому из анекдота, который выходил пахать только тогда, когда мимо проезжал курьерский поезд. Эфир притягивает, искушает, он давно больше, чем жизнь, и уж подавно - чем литература. Даже если и не скажешь ничего, зритель услышит. А если говоришь медленно и долго, то наверняка услышит судьбоносное.