Никита Игоревич Явейн, председатель Комитета по государственному контролю, использованию и охране памятников Санкт-Петербурга, - один из наиболее активных участников "противостояния", которое было вызвано недавним представлением проекта Эрика Мосса. Свою позицию он комментирует в интервью корреспонденту РЖ.

---

Русский Журнал: Не могли бы вы для начала, Никита Игоревич, коротко изложить свою позицию по Мариинскому театру, а вернее - по проекту Эрика Мосса?

Никита Явейн: Позиция наша была высказана на первом обсуждении. По Мариинскому театру нами был выработан регламент. В нем были три основные позиции. Все три позиции нарушены в проекте Эрика Мосса, так что позиция ГИОПа по отношению к нему может быть только отрицательной. В проекте по "Новой Голландии" - вообще, все, что только можно, нарушено. Во-первых, новое строительство в огромных объемах на территории памятника. Во-вторых, частичное разрушение памятника. В-третьих, совершенно безумная для центра города высотность - около 70 метров. В-четвертых, огромная пластина высотой под 50 метров по всей длине, означающая изменение силуэта. То есть, проект по "Новой Голландии", как говорится, ни в какие рамки не лезет, он не соответствует ни законодательной, ни юридической базе.

РЖ: Одним из условий проекта по Мариинскому театру, заключается в том, что два здания соединены должны быть таким образом, чтобы не разрушить канонического вида Крюкова канала. Как все-таки этого можно добиться?

Н.Я.: Идти на компромисс, конечно, надо. И компромисс был достигнут: шестнадцатиметровой ширины мост на высоте, кажется, четырех с половиной метров от земли, и остекленный. Либо постоянно, либо переменно, что лучше (то есть, то - остекляется, то - "расстекляется"). Для нас важно, чтобы был сохранен фрагмент Литовского рынка, такие памятники нельзя сносить...

РЖ: Сегодня нам показали проекты и даже макеты реконструкции "Новой Голландии", которыми, в частности, занималась группа архитектора Куприянова. Об этих проектах сегодня вообще не вспоминают, может показаться, что Мосс - чуть не первый, кто вообще начал работу по "Новой Голандии". А ведь Куприянов учитывал возможность использования острова для летних фестивалей Валерия Гергиева, предполагалось окружить пруд легкими крытыми трибунами, а сам пруд превратить в подобие сцены...

Н.Я.: Там много было проектов, конкурсов. Чего только не было!.. Но всегда главное было условие: не выше существующей застройки (в той части, которая разрешена под разборку). Были ретро-проекты, с воссозданием того, чего никогда не было, но что было в проекте, с продолжением фасада по Адмиралтейскому каналу. Были более авангардистские проекты, проекты с небольшим расширением корпуса в сторону внутреннего ковша, но ни в одном проекте не было: а) полной застройки ковша - его практическая ликвидация; б) не было разрушения того, что нам осталось с XVIII века; и в) не было высот под 70 и 80 метров и безумных пластин... Если говорить о "Новой Голландии", то объект, на мой взгляд, для конкурса еще не созрел. Тогда надо четкий регламент, режим определить и дать это как условие конкурса. А снова конкурс непонятно на что объявлять, когда один будет стометровый небоскреб строить, другой - наоборот, все сохранять, - это несерьезно, непрофессионально, это - любительский подход к конкурсу.

РЖ: Мне все же трудно вообразить, что знаменитый архитектор Эрик Мосс безо всякого конкурса, безо всякого знакомства с условиями работы вдруг решился на разработку сразу двух крупных проектов...

Н.Я.: Знаменитым сделали его московские журналисты. Я в курсе современной архитектуры, Мосса знаменитым никак назвать нельзя. Его можно назвать известным, можно - звездой...

РЖ: Ну, у вас - сложная градация: не знаменитость, но звезда или звезда, но не знаменитость...

Н.Я.: Группа "На-На" - это звезды, собирают стадионы, но мне бы не хотелось, чтобы они постоянно выступали в Мариинском театре. Мосс - калифорнийский архитектор, в рамках Калифорнии получил определенную известность, в основном, все-таки, - внутриамериканскую. В Европе он практически ничего и не строил - по-моему, вне Калифорнии он один дом. Получил совершенно определенную известность: что в рамках огромных молов, которые он проектировал, всегда появлялись некие детали деконструктивистские, хорошо нарисованные, которые привлекали внимание. Едешь по Лос-Анджелесу, где километрами идет двухэтажная застройка, и вдруг - о! - привлек внимание какой-то большой дом. Вот и успешный архитектор... Он - раскрученный архитектор. В современную архитектуру проник элемент шоу-бизнеса. Корбюзье или Кваренги никто не назовет звездой, в голову такое не придет. Звезда - если перевести это понятий на русский - покупаемый, тот, чья работа дорого оплачивается, и тот, кто способен вернуть вложенные в него деньги. Да, Мосс - такой архитектор. Профессионал? Безусловно - в своей конкретной сфере. Меня больше всего раздражает во всем этом самоопределение за счет города. Если такой дом построить где-нибудь на Гражданке, никто бы и не заметил, в лучшем бы случае улыбнулись. Тут вся ценность проекта в том, что шум вокруг, журналисты толпой ходят... Какой он крутой, как он по городу громыхнул! У нас говорят: очень легко стать знаменитым. Достаточно построить небоскреб в центре города, и будешь знаменитым. Но это - Геростратова знаменитость. А в "Новой Голландии" - извините, эта позиция выявлена физически, даже физиологически. Там новый дом, который буквально налезает на старый, его насилует, разрушает, ломает в месте насилия. Для Мосса городская среда архитектуры - некий материал для самовыражения. Наш город знаменит тем, что здесь поколениями архитекторы свое честолюбие, свое "я" смиряли, пристраивали. Я вижу определенный героизм архитектуры и архитекторов в том, что у нас не было таких моссов или - что таким моссам мы били по голове. Надеюсь, и будем бить... Мы являемся по соглашению представителями здесь Министерства культуры, и Министерство культуры, насколько я знаю, в целом разделяет нашу позицию, во всяком случае, те департаменты, которые нас курируют, тоже не в восторге от этого проекта.

РЖ: То, что так серьезно сегодня в Петербурге, да и в Москве, обсуждают проект Мосса, - означает ли, что он имеет шансы на воплощение? Осознаете ли вы это как реальную угрозу?

Н.Я.: Да, я осознаю это как реальную угрозу. Вообще - городу в целом. Для меня это - некий наиболее агрессивный вариант того, что бывает и у нас в городе. У нас ведь тоже возникают попытки построить небоскреб где-нибудь на Неве. Но более скромные, конечно, желания, не привлечены такие безумные средства на раскрутку, не наняты такие известные журналисты, и так далее. Все немного скромнее. Григорий Ревзин, один из членов московского десанта, назвал это военными действиями, а в кулуарах сказал - какой блицкриг прекрасный получился. Элемент блицкрига присутствует, сейчас, думаю, начнется блокада...

РЖ: Это действительно блицкриг? Вы сами узнали о проекте Мосса тоже в январе?

Н.Я.: В конце декабря здесь было руководство Госстроя, и впервые появилась эта фамилия, но без каких-то информационных материалов. Ну, фамилия и фамилия... Где-то за день до представления я увидел проект в виде ксерокопий, а уже на представлении я увидел его, что называется, "в лоб".

РЖ: Сколько времени может занимать работа над такого рода проектами? И сколько, по-вашему, заняла работа в данном случае у Мосса?

Н.Я.: Теоретически, такого рода работу, при наличии сильной бригады, как у Мосса, наверное, было, можно сделать месяца за два, за три. Если ты знаешь чуть-чуть ситуацию и город, то за два. Он себя сильно знакомством с ситуацией не затруднял... Я думаю, примерно полгода. В декабре я слышал, что он здесь был осенью. Хотя, конечно, такой проект можно сделать и быстрее. Я считаю, что и за месяц можно сделать. Проект Мосса ведь достаточно эскизный, я его назвал хорошей, нормальной дипломной работой. Компьютерная графика тем более ускоряет весь процесс...

РЖ: Можете ли вы сказать, что вас что-то смущает в позиции Госстроя?

Н.Я.: Конечно. Меня смущает позиция Госстроя. Активным лоббированием определенного проекта.

РЖ: Ну, другого проекта и нет...

Н.Я.: Другой и не предполагался, как я понимаю.

РЖ: Проект Романова вы таковым не считаете?

Н.Я.: Нет. Он сам говорил, что это - технологические схемы. Другое дело, можно, наверное, предъявить ему что-то вроде претензии: понимая, что правила игры меняются, он мог занять более активную позицию, наверное. Но это - его позиция, я не готов ее комментировать. То, что он представил, не было проектом. Условно говоря, если бы он представил его нам на рассмотрение, мы бы не приняли, сказав, что того нет, другого, третьего...

РЖ: Как специалист по историческому городу, вы, наверное, изучаете проблемы других таких исторических городов. Насколько актуальны, на ваш взгляд, в этом свете проблемы Мариинского театра? Реконструкция, переезд...

Н.Я.: В вашем вопросе я вижу два вопроса. Первый: насколько консервативен режим в других исторических городах. Тут происходит по-разному. В Риме, например, просто ничего нельзя, я уж не говорю о Венеции, где окно заменить - целая проблема. Не дай Бог - дверное полотно заменить, даже на аналогичное старое. В Париже, допустим, полиберальнее. Хотя в небольших городах, где меньше давление денег, - тоже довольно жестко. Хотя и в Париже нельзя сказать, чтобы в последнее время ситуация была очень либеральной... Петербург - единственная крупная агломерация, может быть, кроме Рима, где сумели на всей территории исторического центра в принципе сохранить историческую среду. В этом наше огромное богатство, которое пока, может быть, лежит в сундуке, пылится... Теперь что касается театров. Насколько я знаю, все театры сейчас развиваются. Ла Скала, Ковент Гарден, - перед всеми в той или иной мере эта проблема стоит. Либо строится, как в Париже, отдельно оперный театр, а потом реконструируется основное здание. Безусловно, Мариинский театр перерос то здание, в котором находится. Сегодня это - самый знаменитый театр в России. В нем огромная балетная, огромная оперная труппа, каждая из которых может претендовать на свой театр. Там - огромный учебный центр, все друг у друга стоят на голове. Сценическая политика руководства сама собой подразумевает сложную театральную технологию. С этим надо считаться.

РЖ: Проект Эрика Мосса сегодня выглядит еще и так: он первым взялся, он и победил. Других претендентов нет...

Н.Я.: Регламентная часть была сделана и отработана год назад, что можно, чего нельзя, ограничения по высоте, по карнизу, по переходу, по Кваренги... Все это было описано год назад. Вопрос о стопроцентном государственном финансировании серьезно встал в конце прошлого года. Мариинский театр - объект стопроцентного федерального финансирования, поэтому все разговоры об инвесторах - выдумки, не более того. То есть в конце прошлого года вопрос перешел в реальную плоскость.

РЖ: Каким может быть развитие ситуации?

Н.Я.: В нашей сегодняшней ситуации открытый конкурс вряд ли имеет смысл, вряд ли он привлечет... Мы не настолько раскрученная страна. Это может быть смешанный вариант - либо закрытого и открытого, либо закрытый, заказной, но с какой-то серьезной оплатой участия.

РЖ: Если обратиться к опыту Парижа, не кажется ли вам, что проект Мосса может быть реализован в одном из новых районов города?

Н.Я.: Да, пожалуйста! Только идеология руководства театра строится на том, что это должны быть связанные площадки. Сегодня театр не может готовить сложные технологические проекты, он вынужден закрываться на длительное время. При постановке "Войны и мира" театр был закрыт на неделю или даже на две недели. Так, конечно, театр работать не может. Чтобы снять этот вопрос, в новом театре - огромная технологическая часть, которая обслуживает и новое, и старое здания. Логика есть, она не из пальца высосана. Исходя из нее, скрепя сердце, после многих обсуждений, советов, мы и разрешили строить мост и связку, которая соединит сцены. И старая сцена получает новую жизнь за счет возможности быстрого перемещения туда огромных и сложных декораций. Сегодня же, кроме сцены и одного кармана, ничего нет. Условно говоря, это в два раза меньше, чем у Большого театра. Все новые постановки они должны монтировать на сцене.

РЖ: В Петербурге есть архитекторы, которые могли бы взяться за такой проект?

Н.Я.: На такие вопросы отвечать не принято. В Петербурге за последние десять лет почти ни одного крупного общественного здания не построено. Поэтому, если и есть, то в потенциале. Те здания, которые строились или проектировались всерьез, шли под эгидой крупных западных проектных фирм, поскольку они были связаны с кредитованием. У нас - либо очень низкобюджетное жилищное строительство, либо - некоторые вставочки, встроечки в центре города, очень небольшие. Даже с этим мы худо-бедно получаем, как правило, на всех российских конкурсах минимум половину премий, не меньше, чем москвичи, при объеме строительства в три - в четыре раза меньше. Но я не исключаю, что это будет иностранный проект. Это нормально. Один из лучших проектов для Петербурга за последние восемь лет - проект Марио Ботты - центра на Московском проспекте, первый его проект. Но он взращен на европейской строительной культуре, византийских, римских традициях, на культуре европейского города. Он чувствует этот город. Для него он - не материал, разрушая который можно самовыразиться. Он не чувствует себя здесь завоевателем, Ботта просто работал здесь. И тогда все прекрасно получилось. Я думаю, что и наши могли бы справиться, если бы поставлены были если не в равные, то в близкие условия. Идеология проектной деятельности Мосса противоречит месту будущей застройки. Хотя я, конечно, не исключаю ничего. В последнее время сформировался миф, что Петербург строили иностранцы. Я - на три четверти немец, но я не могу назвать себя немецким архитектором. Наверное, все-таки - русским. После Петра, с середины XVIII века, в Петербурге известные иностранные архитекторы не строили. Можно выделить одно или два здания: Новый Эрмитаж Кленца, маленькая часовенка Шинкеля - и все, пожалуй. Иностранные фамилии, которые нас "одолевают", - это все люди, либо родившиеся здесь, получившие здесь образование, либо приехавшие сюда совершенно неизвестными архитекторами. Из тысяч приехавших двое-трое стали великими архитекторами, которые построили наш город. Росси приехал в четыре года, получил здесь образование, Растрелли - в пятнадцать, и так далее, кроме, может быть, Кваренги. Штакеншнейдер вообще здесь родился, Бенуа - местный, можно сказать... В такой ситуации у нас и сегодня русских архитекторов будет очень мало, смею вас уверить. Одни окажутся татарскими, другие - еврейскими, украинскими, и так далее. Последние известные европейцы пришли вместе с Петром, трое или четверо, которые, к слову, следа серьезного не оставили. А все те, кого мы знаем, - Росси, Растрелли, Ренальди, во многом и Кваренги, - все российские подданные, как правило, но иностранного происхождения. Большинство из них и образование получили здесь. Даже не знаю, как бороться с этой мифологией.

Беседовал Григорий Заславский.

• Архитектура Швейцарии
• Архитектор Марио Ботта
• Проекты Марио Ботты
• Страница Эрика Мосса
• Фотография Никиты Явейна, председателя КГИОП
• Госстрой хочет переселить Мариинку в "мешок с мусором"
• Информационный сервер Госстроя России