РЖ обратился к своим постоянным и просто авторам с предложением поговорить о стиле. Приглашение к диалогу в данном случае представляется естественным, поскольку стиль, понятие о стиле "лежит" в области оценок. Оценки же складываются в стороне от предмета и, соответственно, требуют дистанции и другого взгляда. Таким образом, разговор о стиле нуждается в многоголосье.

Участникам был предложен один-единственный вопрос:

Актуально ли сегодня, на ваш взгляд, понятие стиля в искусстве?

Гасан Гусейнов, историк, филолог:

Речь идет, вероятно, о художественном стиле в культурной среде, имеющей время и средства безотчетно выбирать подходящее для себя окружение?

Постмодернизм был заявлен и объявлен для этой среды как гальванизация трупов всех предшествовавших стилей в произвольной, капризной, веселой или грустной комбинации.

Динамичное отмирание стилей, однако, само стало стилем, потому что в той мере, в какой производится какой угодно продукт, производится и стиль. И самый суровый стиль - стиль. Центр тяжести постмодернистского стиля как объявившего себя последним - сало - от желтого сала Йозефа Бойса через голубое сало Владимира Сорокина в сальность публичного слова.

Оно быстро приедается, начинает пахнуть, делается слишком естественным, возбуждает новую жажду к искусственному. Высшая форма искусственности в эпоху торжества виртуальности - это возвращение в прошлое с намерением навсегда поселиться в нем. Отсюда, по-моему, новорусское ретро.

Современный стиль - добротность несуществующего прошлого. Фактуристость мнимого. В литературе, например, новообретенное хорошее письмо и занимательность, натянутые на социальную пустоту.

Политика полностью заменена войной. Поэтому центральный стиль - почвенническая эклектика с затуханием апокалиптических ожиданий.

Понимаю, что обо всем следовало бы говорить подробнее, но времени нету совсем. Странно: современную эпоху некоторые в России называют "постапокалиптической", проблема времени должно была бы испариться вкупе с другими. Но этого отчего-то не произошло! Стало быть, остается по любому поводу высказываться в формате одной страницы.

---

Александра Дагдейл, поэт, переводчик:

Is post-modernism alive or dead? Like a theoretical computer virus it has run through everything. The generation ahead of us toyed with it, amused themselves and played intellectual scrabble, safe in the knowledge that their intellectual and emotional integrity was protected by a childhood in a different age. An age of absolute values, public schools, empires, right and wrong, tea at three. Breaking away from that was an achievement - as our generation is constantly reminded. Our parents created the freedoms we enjoy. But for the children who grew up in this atmosphere of pluralism, relativism and cultural fragmentation, postmodernism is an emotionally stunting force. It emancipated the unemancipated. It emasculates the emancipated. I must stress that this is at an emotional and subconscious level. If intellectually we are free to declare 'postmodernism is dead', emotionally we are no longer capable of such a definite declaration. And so we pursue style, school and viewpoint consciously, whilst at the same time laughing at our own efforts to assert random and arbitrary boundaries. Postmodernism has died as a movement or a force and has left plenty of detritus in its wake. But when I try to escape my own situation it seems to me that the current scene is concerned with small, individual gestures, tiny lyrical moments in which some hope of integrity may be salvaged. Can we call this a style? More an anti-style.

This is clearly not a Russian perspective. It seems utterly bound up with historical and geographical conditions. I hope it is at least useful!

---

Псой Короленко, филолог, музыкант:

Ответ, конечно, зависит от того, что мы понимаем под словом "стиль". Но если речь идет о стиле эпохи, что-то вроде "цайтгайста", "духа времени" в искусстве, то любая эпоха имеет свой стиль, он складывается из актуальных для эпохи моделей творческого поведения автора и моделей восприятия его читателем.

Предназначение постмодернизма было, вроде бы, в том, чтобы обозначить конец понятия стиль в том смысле, что стиль - это предписывающий метатекст, норма. Но на самом деле постмодернизм оказался тоже одним из стилей. Мне он представляется таким же симптоматичным стилем середины XX века, каким был реализм для середины XIX или классицизм для середины XVIII.

Общая особенность этих стилей состоит в том, что они озвучивают потребность в опосредовании эстетического жеста некоторыми надэстетическими императивами: для классицизма такой императив - соблюдение порядка, выражаемое в ориентации на правило и образец. Для реализма - это следование "правде жизни", выражаемое в искусной имитации отсутствия всякой художественной условности. Для постмодернизма - это сведение всего к тексту и языку, отказ от пафоса и катарсиса, позволяющий принять искусство как игру и развлечение, а также переварить массовую культуру с помощью категории двойного кодирования.

Во всех трех названных стилях надэстетические категории прорываются на территорию искусства, но не наоборот - актуальная для этих стилей модель творческого поведения художника отрицает какое-либо "жизнетворчество" или "жизнестроительство". В этом смысле классицизму противопоставлен романтизм, а реализму - модернизм, особенно наглядно в его неоромантических формах, таких как символизм. Эти юношеские стили стремятся, наоборот, подчинить жизнь искусству, эстетические императивы в них прорываются на территорию этического, социального. Здесь актуальны концепции всякого рода панэстетизма, жизнестроительства и искусства "прямого действия". Неудивительно, что для этих стилей традиционно актуальны оккультно-мистические дискурсы, а также такие явления, которые Вальтер Беньямин назвает эстетизацией политики и политизацией искусства.

В настоящее время, после кризиса постмодерна, можно наблюдать некоторое наступление неомодернизма в разных его видах. Очень наглядным примером может служить текст "Что такое "УР-Реализм", в котором, сознательно или бессознательно, блестяще стилизуется дух творческих манифестов начала прошлого века.

Впрочем, составляя такого рода популярные культурологические схемы, следует помнить, что основные прорывы в искусстве совершаются как раз не в рамках стилей, а вне стилей, на грани или поверх "-измов". К ним-то сейчас и стоит наиболее пристально присмотреться, и здесь можно вспомнить выражение, что "стиль - это человек".

Несколько лет назад я послал свой "программный" текст на тему "стилей эпохи" в ФИДО-конференции Ру.Штетл, тексты которой можно найти на сайте (см. постинг 75, "Романтицизм"). Если сделать поправку на некий максималистический дух той конференции, на некоторые устаревающие или устаревшие имена и вообще на шесть лет, прошедшие с тех пор, то все-таки сама набросанная там схема кажется мне и сейчас во многих случаях работающей моделью. Собственно говоря, сейчас я примерно и пересказал ее, но соответствующим моменту языком.

---

Екатерина Барабаш, кинокритик:

Каждое время рождает свой стиль. Это почти аксиома. Особенно об этом любят говорить в связи с советским тоталитаризмом, породившим соцреализм в литературе, в кино, в живописи. Но стоит ли всерьез говорить о том же соцреализме как порождении советского строя? В определенном смысле - да, конечно, мы бы никогда не узнали о нем, не будь 25 октября 1917 года. Но, наверное, надо отдавать себе отчет в том, что соцреализм был официальным направлением, этакой униформой, в которую следовало одеваться, чтобы выжить на поприще искусства. Настоящее искусство не рядится в униформу, и одновременно с "Освобождением" снимался "Солярис", одновременно с "Молодой гвардией" писались стихи Ахматовой. Стоило развалиться Советскому Союзу, как с ним развалился и соцреализм как направление, как стиль. На его руинах, на безвременье, заколосился постмодернизм советского разлива - фантом, детище крикливой пустоты.

Безвременье на то и безвременье, чтобы когда-то кончиться. Многое указывает на то, что в нашем искусстве оно кончается, уводя с собой за ненадобностью постмодернизм. Очевидно, на смену ему придет что-то другое (и уже приходит) - думаю, что скорее всего большое количество художников вернется к реальности. Учитывая традиционную внутреннюю нестойкость нашей творческой интеллигенции, ее стремление шагать в ногу с властью, мы на какое-то время (на какое, интересно?) станем свидетелями облачения многих художников в униформу. Их будет гораздо меньше, чем в советские времена, но тенденция к общности уже не замедлила сказаться. Причем это касается в первую очередь отнюдь не стиля (тут мы скорее всего получим широченное разностилье), а темы, содержания. Поиски национальной идеи, патриотизм, гражданственность, обращение к корням... По крайней мере что касается кино, все это мы имеем уже охапкой - "Сибирский цирюльник", "Брат", "Брат-2", "Чистилище" (прости, Господи!), "Война", "Я - кукла". Это только то, что "пошло в народ" и стало приманкой для критиков.

Но при всем при том возвращение к общему, официальному стилю в искусстве уже не получится. Либо история повторится в виде фарса. Деления стиля на официальный и андеграундный, как это было еще пятнадцать лет назад, произойти не может хотя бы потому, что в отличие от недавней нашей истории, в искусстве сейчас слишком многое диктует рынок. Где рынок - там деньги. Где деньги - там прорвутся. Другое дело, что усилится и уже усиливается система государственных приоритетов, но вряд ли на сей раз она всерьез коснется стиля художественных произведений.

Сейчас, когда смешение и смещение понятий грозит перейти в хаос, наличие стиля в художественном произведении становится особенно актуальным. Недаром, кстати, профессия стилиста стала одной из самой модных, востребованных и высокооплачиваемых профессий (хотя это и не имеет отношения к "высокому" искусству).

---

Дмитрий Бавильский, литературный критик:

Вести сегодня разговор о стиле или же возможности единого стиля нельзя, так как единственная, пожалуй, характеристика, которой можно обозначить сегодняшнюю жизнь, нынешнюю культурную ситуацию - полнейший раздрай и разбег в критериях, подходах, оценках уже даже не качества, но того, что является или не является культурой или искусством. Свободный человек сам назначает для себя то, что он понимает под артефактами. Для кого-то романы Сорокина или живопись Шилова - гной и сало, а для кого-то - образцы высокой духовности.

Единого стиля или направления не будет, пока общество не выработает единого информационного пространства или же государственной идеологии. Если нам все эти красоты навяжут, то единый стиль возникнет, начнет возникать просто автоматически. Но пока мы декларируем гражданские свободы, любое единство, единомыслие нам противопоказано. Особенно в искусстве. Конечно, хотелось бы, чтобы попсы было меньше, чтобы она была более качественной и менее агрессивной, но это, увы, из области недосягаемого. А так - я воспринимаю ситуацию нынешнего разностилья как нормальную.

Отдельно следует сказать о постмодернизме, наличие которого в нынешней культуре преувеличено. Своей тоталитарной природой пм чужд любым творческим практикам, любым художественным акциям, поэтому ты либо являешься творцом (писателем, режиссером, артистом), либо - постмодернистом, механически и нерефлексивно относящимся ко всему, что тебя окружает, как к данности. Остальное - спекуляции, домыслы и симулякры (книги Марининой являются симулякрами книг, спектакли Житинкина - симулякрами спектаклей), которые оказываются постмодернистскими не идеологически, но качественно. Вообще, о пм, применительно к России говорить рано. У нас еще нормального, разработанного модерна не было.

---

Александр Дугин, политолог:

Мне кажется, что правомочно ставить вопрос не только "есть ли стиль", но "есть ли искусство" вообще, а если есть, - то ли это "искусство", которое знакомо нам из истории. Надо отдавать себе отчет, что мы живем в эпоху фундаментальной смены парадигм. Бодрийяр называет это "пост-историей", эпохой, когда "знак" перестает находиться в четкой взаимозависимости от "означаемого". Иными словами, на предыдущей фазе истории "знак" обязательно указывал на нечто, пусть нечто было плавающим и ускользающим, вариативным, но имеющим некие постоянные пределы, следовательно, любой дикурс поддавался довольно однозначной интерпретации, хотя это могло осуществляться на разных уровнях. Modernity было доминирующим языком, "против которого" - на периферии - кусались его противники, палладины Gegenaufklaerung, то есть мы, традиционалисты. Мы, традиционалисты, критиковали modernity в целом. Но это уже неважно. Сейчас modernity больше нет. И критика - если продолжать ее по инерции - попадает в молоко, вся мишень стала молоком.

Сейчас уже нет modernity, а значит нет "искусства", "науки", "политики", "информации", "архитектуры", "человечества", "полов", "классов" и т.д. Все эти слова в пост-истории должны браться со штрихом - "искусство' (прим)", "человек' (прим)", "баба' (прим)", то что живет за пределом modernity, уже не "искусство", "не человек" и "не баба", в сравнении с прежним. Что это тогда?

Я сказать затрудняюсь. Новые левые определяют это как диктатуру ДНК (ADN - ADoNai), всевластие алеаторного дигитального кода, торжество экрана, тоталитаризм абсолютизированных симулякров. Традицианалисты считают, что в человечество внедрились инфернальные сущности - гоги и магоги - они и есть "пост-люди". По Ницше "последние люди". "Что есть истина?" - спрашивают последние люди и моргают. Фукуяма написал книгу про "последнго человека", автобиографическую. Эти пост-люди имитируют людей, это клоны, голограммы, биороботы, големы. В этом - знаки Апокалипсиса.

Не-"новые левые", и нетрадиционалисты тоже, кстати, растеряны. Но косят губами - "не надо паники, не надо истерики"... Оказывается под вопросом только "стиль..."

Стиль-то как раз налицо. Это стиль пост-истории, от него не избавлен и не свободен никто. Другое дело, что нет "искусства".

Пост-модерн не понят никем - ни у нас (что естественно, так как все зрели в ином контексте, а французского большинство пост-советских "пост-модернистов" не знает - во основном все учились тому, как вставать в позицию Юкста...), ни не у нас.

Все прежние формации сохраняли референциальность, наша новая формация - нет, это очень сложно осознать (так говорили новые левые). Процесс растворения онтологии и вырождения человеческого дошел до низшей точки - это новая онтология - онтология двумерного ада (так говорили традиционалисты, новые правые).

Я думаю, что мыслить над пост-модерном со всех точек зрения интересно.

Это из области демонологии, опасно, но захватывает. Это думание приводит к новым референциальностям.

Позволю форсировать: есть атлантистский стиль и евразийский стиль. Геополитика - тот семиотический остов, который обнаружился, когда воды modernity отошли.

Спины двух чудовищ - Левиафана и Бегемота. Два стиля. Один открывает пасть земли, другой ныряет ко дну вещества - последний раз ныряет...

Атлантизм как стиль: быть плазмой пост-истории, ее клеткой, ее инфузорной бесполой циферкой... Не то чтобы говорить "пост-истории" "да", это слишком выспренно, просто иметь позвоночник определенным знаком, гибкий позвоночник, очень гибкий - но что я - кольца змеи подходят более точно - принято - не иметь позвоничника, но иметь вкус к тому, что бы быть branche, или просто разинуть рот - мол, я, молодой... Атлантизм блестит, как неон, но лампочку ввели в ваше сердце. Отравленная магия МакДо, скушай биг!

Евразийство как стиль: в массе своей - не поняли конца modernity, потому что проспали его начало. Это наша бездна сна, архаика телесных испарений, болото неизъеденной паршой рационализма и "прав человека" плоти. Евразийство миноритарно может быть сознательным - это вызов, это взгляд, брошенный в ночь, ночь, брошенная в небо. Это "гость изнутри", это очень страшно и для те и для других...

Евразийство мажоритарно - это затухающие остатки жизни - неспровоцированной жизни. Это подслушенная беседа двух дур из Пскова, стирка белья, бледный глаз старухи, желание почесать за ухом... То, чего не коснулся луч телевизора. Но в обоих случаях - искусства нет. И атлантизм, и евразийство как стили выражают себя не через искусство... Как угодно, но не через искусство. Сегодня искусством заниматься нелепо. Это дурной вкус, это глупый китч. Это слово просто больше ничего не означает.

---

Илья Смирнов, историк:

Бытовое представление о стиле - см. у В.И. Даля: "пошиб, род, образ, вкус, манера".

В научном обиходе "стиль" - одна из тех "словесных ловушек" (М.Мамардашвили), которые могут лишить смысла исследование. Нельзя пользоваться понятиями, которые не определены. Пусть не жестко, как в геометрии - но хоть как-то.

Стилистические размежевания оправданы на широких исторических просторах: когда мы говорим, например, о византийском стиле в искусстве Омейядов - специалист может очень четко, по пунктам, показать, какие характерные особенности имеются в виду - или о классицизме: здесь, слава Богу, сами классики стиля определили его для потомков. Уже с романтизмом получается не гладко, потому что он определяется в значительной степени "от противного" (противное - классицизм), и в одну корзину попадают такие разные грибы, как Гофман, В.Скотт, По и Тютчев.

Теперь о современном искусстве. Я полностью согласен с Д.Морозовым, который еще в советские времена писал в "Урлайте": "в рок-музыке, как и почти везде, стилистический подход совершенно неуместен и неверен: это, прежде всего, не стиль, а система ценностей" ("Панк-рок" - Урлайт, # 4/22). Никогда не понимал и до сих пор не понимаю, в каком "стиле" играл АКВАРИУМ в начале 80-х или ДДТ в середине. Видимо, "стиль" менялся несколько раз в течение концерта. Но тогда значит ли это слово вообще что-нибудь?

В каком "стиле" поставлены спектакли Някрошюса? А?

Как правило, крупный художник перерастает рамки современных ему "измов", а куда его пропишут исследователи через 300 лет, мы не знаем, и не можем знать.

"Постмодернизм" в теории - наукообразное словоблудие, на практике - камуфляж для профнепригодности. Ничего более ценного за этим "стилем" никогда не стояло. Другой вопрос - то, что "постмодернистское" жульничество оказалось востребовано в департаменте пропаганды, поскольку очень хорошо подошло определенным классовым интересам. Об этом см. у В.Г.Хороса - Постиндустриальный мир и Россия. ИМЭМО РАН, Эдиториал УРСС, 2001, с. 19.

---

Алексей Цветков, культуролог:

В переводе с греческого "стиль" - это палочка, которой вы пишите. Она отличается от других толщиной, силой нажима и проч. То есть стиль - это узнаваемая манера и узнаваемость достигается не за счет ваших идей, а за счет приемов исполнения, их "персонального" использования. Возможен, как мы знаем, "социалистический ампир" или "традиционалистский сюрреализм", то есть стиль идеологически нейтрален. И часто новый стиль начинается с декларативного отрицания стиля как такового, симптоматичны в этом смысле фильмы Триера и других "догматиков".

В этом смысле стиль есть у любого узнаваемого автора или группы и может исчезнуть только вместе с художественной практикой как таковой.

Даже отсутствие фигуры автора-демиурга, о котором с восторгом писал Барт, ничего тут не меняет. В условиях рыночного абсолютизма твой "стиль" становится суммой персональных приемов, обеспечивающих тебе или твоей группе определенный уровень покупаемости, становится "брэндом". Задача "кураторов" сводится к тому, чтобы пристегнуть этот "брэнд" к максимальному числу потребителей художественного продукта, что и называется "успехом" в условиях товарного фетишизма. Нельзя не заметить что такой "успех" чисто горизонтальный, плоский, понятый буржуазно, как прибыльный гешефт, в нем совершенно не обязательны любые признаки самопреодоления и роста мощности автора, как того требуют, например, левая этика или традиционалистская утопия. Поэтому главной фигурой позднего капитализма становится не производитель, а посредник, творец "симулятивного капитала", в том числе и в искусстве.

Совсем другой вопрос: доминирующий стиль, он же "большой стиль". То есть такая практика в искусстве, которая объявляется мейнстримом, - и тотальное большинство как арт-производителей, так и арт-потребителей, с этим соглашается. Очевидно, что "большой стиль" может существовать только если он посвящен некой задаче, лежащей за пределами искусства.

В этом смысле "большой стиль" - это арт-практика, подчинившая себя господствующей идеологии и эстетизирующая господствующий миф. В ХХ веке это были вариации мифа "нового человека" - большевизм, фашизм, американская мечта. "Большой стиль" бесконечно включает в себя элементы остальных, предшествующих стилей, разделяя их на "верное" (подходящее для избранной миссии) или неверное, за счет этой бесконечной миссионерской экспансии арт-прошлого он и существует. В условиях хотя бы формальной демократии никакой "большой стиль" невозможен. Сейчас зачатки, претендующие на возможное звание первых проб нового большого стиля, - это фильмы вроде "Сибирского цирюльника" и "Войны", то есть попытки вернуться к так называемому большому стилю Российской империи. Но развиваться по-настоящему они смогут только в сильно меняющейся в имперскую сторону политической ситуации. Правда, в менее явной форме, "тайно доминирующий" стиль пытались обнаружить ситуационисты - Ги Дебор, Иван Щеглов. Но это -отдельная тема...

Постмодернизм - это всеобщая релаксация авторов и массовый отказ от всякой миссии и внехудожественной претензии искусства. То есть постмодернизм - это большой стиль наизнанку. Если не знаешь, чем должен кончиться твой роман, оставь все варианты, если не решил, на каком именно языке изъясняются герои и каков цвет их кожи, пусть говорят на всех и меняют цвет по ситуации. Нет никого и ничего, что обяжет тебя выбрать - постмодренистская ситуация есть следствие этого всобщего ощущения. Когда я говорю "большой стиль наизнанку" я имею в виду, что в постмодернистском мире не просто невозможен большой стиль, но сам постмодернизм есть непрерывная декларация этой невозможности, перманентная публичная деконструкция, всегда повторяемое заклинание, запрещающее быть доминирующему стилю и всему тому, что его порождает. То есть постмодернизм - это социальный запрет, выраженный через полную художественную свободу. Политическим аналогом постмодернизма является демократическая утопия, в которой каждой настолько свободен в своем выборе, что не может совершить никакого выбора, т.к. ничем не детерминирован: всякий субъект является пустым воздушным шаром, а всякое искусство (и не только искусство) - случайным выпадением гадательных костей. К счастью, в реальности такая ситуация невозможна, и постмодернизм так же невозможен, он был просто временной химерой, всеобщим требованием видеть в каждом здании только отдельные кирпичи и колонны, но не само строение ни в коем случае. Химерой, необходимой в момент крушения почти всех нелиберальных и небуржуазных проектов, химерой, выдающей повсеместный исторический откат за наступление золотого века и конец истории. Стоит истории вновь начаться - и о постмодернизме будут вспоминать исключительно как о курьезе.