Совершенно очевидно, что сегодня идет уже дискуссия о правом и левом в искусстве. В литературе - вокруг романа Проханова, в театре - вокруг спектаклей Дорониной и Губенко. Спорят о политической потенции, если так можно сказать, левых деятелей. Но почему же не поспорить, есть ли "свое" искусство у "правых"? Есть ли сегодня такая оппозиция - левого и правого в искусстве? Насколько вероятно возрождение того или другого направления в искусстве? С этими вопросами мы обратились к авторам РЖ. Сегодня мы публикуем первую "порцию" ответов.

Александр Дугин, политолог:

Как Вы знаете "правые" и "левые" бывают экономические и политические, то есть, точнее, бывают "экономические" правые + политические "правые" (консерваторы, республиканцы), бывают "экономически" левые + политические "левые" (коммунисты, крайние социалисты), бывают экономические "правые" + политические "левые" (либералы), бывают экономические "левые" + политические "правые" (консервативные революционеры, "новые правые"). Поэтому существует как минимум четыре позиции, и все они проецируются в искусство. Искусство - так же, как и экономика, и политика, - это только язык. Если есть нечто, что можно высказать, то же самое можно и перевести с обязательной погрешностью. Известно, что подчас дурной переводчик способен исказить оригинал до неузнаваемости, и наоборот, замечательный переводчик способен спасти средненький оригинал. Поэтому в принципе вопрос поставлен здесь правильно - искусство как язык может выражать разный комплекс идей и разными методами. Эти идеи и методы аффектируют техническую и стилистическую сторону искусства. То есть некоторые вещи можно выразить только в определенном жанре.

Спектакли Дорониной и Губенко я не видел, сказать ничего не могу. Люди они правильных патриотических взглядов. Доронина - душевная актриса. Как их безусловно правильные идеи проецируются в их творчестве, судить не могу. Почти то же самое могу сказать о Проханове. Его позиция мировоззренческая мне крайне близка, я считаю, что "День" был сам по себе живым произведением искусства. Увы, литература Проханова - это нечто совсем другое. Короче говоря, у меня есть осторожное подозрение, что эстетического, творческого выражения противники либеральных реформ в России не смогли найти. То, что я видел или читал, - малоопрятный китч. Кстати, политизированное искусство либералов и реформаторов столь же убого. А критика коммунизма, отраженная в искусстве реформаторов, способна даже убежденного антикоммуниста перевоспитать в поклонника курса Ленина-Сталина (так произошло со мной).

Наши постмодернисты на меня тоже большого впечатления не произвели. Хотя с их однозначной политической классификацией не все просто. Миша Вербицкий и Андрей Чернов (по-разному) настаивали в свое время на евразийском характере текстов Сорокина. Мне показалось, что это некоторая натяжка, но показательна сама тема. Мамлеев - но это уже памятник былому - точно евразиец, метафизический евразиец.

Я думаю, что сегодня искусство как язык, как сфера сообщения находится в некоторой коме. Евгений Головин замечательно описывает историю рок-музыки. В конце 50-х, говорит он, дух Диониса осенил западных музыкантов - родился рок - в конце 70-х этот дух их оставил - рока не стало. Все остальное - рециклирование и подделки. С этим солидарен и другой большой специалист в музыковедении - Борис Симонов из "Трансильвании" - тот, что "Мамба Итальяна на графских развалинах".

Мне кажется, то, что сегодня имеется в виду под искусством, - это куча мусора. Дух артократии покинул целую серию товарищей, привыкших этим заниматься, да так, что они не заметили и, наверное, ничего другого делать не умеют. То, что вокруг, ни правым, ни левым, ни экономическим, ни политическим язык назвать не поворачивается.

Это у нас. Не у нас, мне кажется, тоже идут сходные процессы. Галереи служат лабораторией выработки рекламных кодов, как и арт-салоны. Все - лишь пролегомены к коммерческой оптимизации. И что этот арт-серийный поток выражает? Думаю, одно только: реальную доминацию капитала, "новой экономики", глобализации, абсолютизированной тавтологии. Искусство некогда было оптимальной зоной для концентрации нонконформных импульсов. Сегодня это больше не так. Я думаю, что искусство как язык исчерпано, поскольку в мире тотальной информатизации информация потеряла содержательную сторону. Сегодня каждый может сообщить каждому о чем угодно, но сказать нечего. За нас говорит новый субъект - глобальный капитал. И те, кто не согласны с ним, обречены на писк, хрящ и кашель.

Из относительно нового слегка отстраненным от гипнокапитализма и с юмором (без претензии) сделанным я мог бы назвать только "Пять бутылок водки" и "Зеленого слоника" режиссерши Светланы Басковой. Патриотичней бывают только покемоны. Я думаю, покемоны сегодня более революционны, чем грустный Проханов.

Илья Смирнов, историк:

Никакой дискуссии о спектаклях Дорониной и Губенко лично я не наблюдал (именно о спектаклях, а не о политике).

Что касается Проханова, то это тоже не дискуссия о литературе. Очередное проявление интеллектуальной и нравственной деградации пишущего сословия (см. www.screen.ru/Smirnov/messiah.htm). Как справедливо заметил Сергей Кургинян, политическая функция г-на Проханова на протяжении ряда лет заключалась именно в том, чтобы смешивать с известным удобрением и дискредитировать все те ценности, на основе которых могла бы оформиться оппозиция ельцинскому режиму. Кажется, эта методика называется "постмодернизм". Вот почему газета "Завтра" не изымалась из общедоступной розницы (что, вообще-то, делается одним "движением властной руки").

Можно было бы сказать, что "постмодернисты" "слева" и "справа", из "Завтра" и из "Ад Маргинема", Проханов и Березовский, нашли друг друга. Но они друг друга и не теряли. Нравственно, интеллектуально и, между прочим, идеологически всегда составляли единое целое.

Вспомните "стеб" на тему концлагеря Дахау, за который один порнографоман был произведен в "писатели". И фамилия его была совсем не Проханов.

О чем же тут дискутировать? И с кем? С недорослем, которого Березовский и Ко посадили курировать русскую словесность в "НГ" вместо Марии Ремизовой? (см.: www.screen.ru/Smirnov/kultura.htm.)

Мне кажется, что, вступая в серьезную полемику с клубом любителей Проханова-Сорокина-Ширянова, мы сами себя опускаем в их "постмодернистский проект". Кстати, это относится и к данному опросу - в списке участников, рядом с серьезными профессионалами, я вижу гг. Дугина, Бавильского и пр., и не совсем понимаю, какую культуру они представляют и в какой области являются специалистами.

Алексей Поярков, драматург, автор сценария фильма "Спецназ":

Абсолютно не интересуюсь разделением на "правых" и "левых", более того, считаю привязку к политике пагубным для культуры в целом. Это одна из немногих областей, где деление возможно только на искусство и неискусство. Где политические пристрастия идут только во вред - достаточно вспомнить действительно талантливых людей: Шолохова, Маяковского и т.д. - далее по длинному списку.

Ирина Виноградова, автор и ведущая сайта "Театральный смотритель":

На мой взгляд, деление искусства на правое и левое существует сегодня скорее в пожеланиях, чем в реальности. Упоминание идеологической направленности присутствует практически только в обмене репликами: "Это плохо". √ "Потому что вы наши идеологические противники". При этом вариант: "Это хорошо". √ "И пусть вам будет завидно" - не встречается вовсе. Зачастую происходит подмена оценки качества произведения как такового поиском и придумыванием идейной подоплеки. Все это говорит в большей степени о не абсолютно высоком уровне обсуждаемых произведений, то есть о потенциальной возможности появления того или иного товара как реализации политического заказа. С шедеврами таких предположений почему-то не возникает.

Политики любых направлений готовы апеллировать к тем или иным произведениям искусства, но это еще не означает разделения искусства на левое и правое. Нельзя ориентироваться в явном виде и на позицию автора, наличие убеждений не делает автоматически человека носителем идеологии. Наверное, одним из критериев можно считать первичность идеи перед творчеством, сознательное выражение своих или навеянных политических убеждений через книгу, спектакль или что-то еще. Такое пока встречается нечасто, за пределы узкого круга посвященных не выходит, а со стороны легко может быть принято за агитацию и пропаганду - левую, правую, корпоративную, государственную или какую другую. Но при определенных условиях результат подобной деятельности становится искусством. Пока же многие читают "Господин гексоген" потому, что "прикольно", и находят для себя идеологию в любом месте, где хотят найти.

Алексей Цветков, литобозреватель журнала "ОМ":

Тут важна разница между чисто содержательной моралью текста или спектакля и методологическим решением, избранным авторами. Существуют "правые" художественные методологии (почти весь современный Голливуд, классический реалистический роман) - и существуют методологии "левые" (из последних Триер и его "Догма", раньше - Годар и новая волна, Пазолини, еще раньше Брехт, Мейерхольд, бретоновский сюрреализм, обэриуты, русский "гилеевский" футуризм, еще раньше - поэзия Рэмбо). Они различаются не по признаку "про что?" (не существует правых или левых сюжетов), а по признаку "как работает", то есть какой тип "идеального зрителя" спровоцирован, какое сознание "должно" резонировать с этим текстом и какими средствами это достигается. "Ревизор", как он был в постановке императорского театра, - это правый спектакль. "Ревизор" Мейерхольда - крайне левый. На сцене возможен любой "Ревизор", если анализировать не сам текст Гоголя, а его "постановку". Очень часто случалось, что люди правой художественной методологии по разным причинам обращаются к левым идеям, не меняя методологии, типичный пример - советские романы Алексея Толстого. Как правило, эти примеры убеждают нас, что методология важнее декларируемой морали, именно она, а не "идеалы", - воздействует, именно в ней, а не в "идеалах", открывается совершенный автором выбор и его социальная функция. В этом смысле соцреализм был неуклюжим гибридом - правой эстетикой на службе левых идеалов. Эта гибридность отражала сам иррационализм советской социальной модели: конкретно правые методы, посвященные абстрактно левым целям.

В последние лет пятнадцать чаще случалось, что люди левого художественного метода политически выбирали правые (буржуазные и консервативные) ценности, что еще раз доказывает поверхностность и условность (а то и небескорыстность) внешней самоидентификации художника. Метод искусства выбирается гораздо глубже этой внешней идентичности. В 90-х, после "разъятия" гибрида, как откровенно правый, так и откровенно левый арт-методы вышли из подполья, и эта эйфорическая легализация долгое время заслоняла сам разговор о социальной идентичности искусства, как совершенно неважный, а то и ретроградский. Но сейчас, после улегания пыли, все чаще художники (писатели) пытаются понять чьими агентами влияния они являются, кому-чему служит их деятельность, то есть, выражаясь в терминах старого доброго марксизма, над каким социальным базисом возникает вся эта арт-надстройка. Одновременно реабилитируется и понятие социального заказа в культуре, но социальный заказ всегда формулируется как раз таки на уровне голливудского вопроса "про что кино", а не на уровне метода.