Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Сеть | Периодика | Литература | Кино | Выставки | Музыка | Театр | Образование | Оппозиция | Идеологии | Медиа: Россия | Юстиция и право | Политическая мысль
Тема: Искусство и действительность / Обзоры / < Вы здесь
Собрание симулякров в России
"Абсолютная идея" приняла облик постмодернизма, чтобы плодить "симулякров" в России

Дата публикации:  5 Августа 2002

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Постмодернизм как могильщик западноевропейской философии

Теоретики постмодернизма (Барт, Лакан, Деррида, Делез, Бодрийар, Гваттари, Фуко и др.), проведя детальный анализ состояния философской мысли и общественного сознания, еще в 60-е - 70-е годы пришли к выводу, что попытки западных мыслителей построить цельное, "вертикаль-интегрированное" мировоззрение являются сплошным обманом, нацеленным на легитимацию, то есть самооправдание и узаконивание, существующих в западном обществе установок и убеждений.

С точки зрения метода постмодернизм отрицает не просто некий набор философских систем, но и вообще "систему" как дискредитировавший себя тоталитарный и репрессивный подход к восприятию мира.

И предложили принципиально новый подход - полифония смыслов, оформленная как диалог текстов. А заодно еще и объяснили, что задача, над разрешением которой бился "крошка сын" ("что такое хорошо, а что такое плохо"), не имеет смысла. Нет ни хорошего, ни плохого, ни правильного, ни неправильного - любые оценки носят репрессивный характер и могут фигурировать разве что в качестве "еще одного текста". Полная амбивалентность, тотальная игра в оттенки.

Текст есть текст, и жизнь есть текст, и все есть текст. Тексты создают контекст, вступают друг с другом в отношения. Так образуется пространство, именуемое интертекстуальностью. Интертекстуальность есть среда, в которой существуют тексты, субъекты, ставшие текстом, и объекты, которые представляют из себя не более чем текст.

Тогда получается (вернее, это давно уже получилось), что все ценности нашей иудео-христианской цивилизации являются фикциями, сиречь - некими проблемными текстами или цитатами...

Красиво и полифонично. Тем более что в этом глобальном тексте, который и есть вся жизнь, достигнуто полное равноправие между всеми философиями и всеми возможными интерпретациями. Осмысляемый как "выражение духа времени во всех сферах человеческой деятельности, включая искусство, социологию, науку, экономику, политику и пр." (И.Ильин "Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа"), постмодернизм, похоже, подвел черту под многовековыми попытками любомудров построить некую целостную систему мировоззрения.

И тут как будто нечего возразить.

Но глубоко "ошибочная" и костная наша привычка выстраивать всякий раз при получении новой информации цепочки силлогизмов и делать какие-никакие выводы подталкивает нас к необходимости признать одно из двух - либо "магистральный путь" зашел в тупик, и надо искать выход, либо прав был Гегель, и "абсолютная идея", познав саму себя, возвращается к самой себе, правда, не в качестве "абсолютного духа", а в качестве некой математической конструкции - открытого, всюду плотного множества "текстов", мощностью континуума.

Попробуем навскидку оценить случившееся в европейской философии с точки зрения трех основных законов диалектики.

1. Переход количества в качество

В мире уже существует такое количество дискутирующих между собой философских систем и всевозможных интерпретаций, что продолжать поиски истины и строить новые онтологические системы, похоже, бессмысленно. Придумать якобы "новое" может только невежественный субъект, причем указать на это сможет только профессионал, сумевший усмотреть в его "новаторстве" повторение того, что уже было когда-то кем-то сказано, но в данный момент ушло в тень.

В контексте этого количественного избытка предложена качественно новая философия, обобщающая все достижения человеческой мысли - причем, не только европейской - в некое открытое множество текстов. "Открытое" в смысле заведомо допускающее любые пополнения.

2. Отрицание отрицаний

Вся история философии представляет собой борьбу философских систем, да и сам постмодернизм является "отрицанием" позитивистских представлений о природе человеческого знания. В основе постмодернистского подхода лежит сомнение не только по отношению ко всем позитивным истинам, сформулированным в ходе развития западного общества, но и скептическое отношение к самой постановке задачи выявления "истины".

3. Единство и борьба противоположностей

Тут уже все совсем хорошо получилось. Все тексты, находящиеся в "борьбе", то есть диалоге, "едины" в неком обобщающем тексте, открытом для пополнения. Похоже на "бесконечную библиотеку" Борхеса.

То есть задача "снятия" оказалась решенной, причем - раз и навсегда. Можно сказать, что "абсолютная идея" достигла совершенства в самой себе. История - по крайней мере, западной философии - завершилась.

Отдельное спасибо лингвистам за то, что все это сегодня описывается в терминах интертекстуальности, а не теории множеств.

Между тем бросается в глаза, что весь пафос постмодернизма адресован исключительно западной философской мысли, и, тем самым, сам постмодернизм является феноменом западной философии, ее внутренним делом. А значит и ее - и только ее - концом.

Жизнь, а значит - и история, продолжается вопреки прогнозу "отмороженного гегельянца" Фукиямы. Полифония, предложенная нам Хантингтоном в виде "войны цивилизаций", доступна к восприятию через непосредственный опыт.

В башне из слоновой кости и ее окрестностях

В теперь уже далекие 60-е и 70-е теоретики постмодернизма, заострив проблему взаимоотношений "элитарного" и "массового", предложили, как может показаться, некий вполне демократический выход, разом уравняв все подходы, тексты и их фрагменты - как "элитарные", так и "массовые".

То есть, доводя этот тезис до логического конца - скверная не постмодернистская традиция, - придется признать, что "тексты", произведенные всякими там философами, аналитиками и пр., окажутся в "бесконечной библиотеке" наравне с мрачными прозрениями еще не опохмелившегося соседа "дяди Васи". Что называется - полифония и интертекстуальность в действии.

Однако сделан этот в высшей степени демократический вывод был в весьма специфической манере. Постструктуральные лингвисты, философы-деконструктивисты и концептуалисты всех мастей, описывая свою "новую философию", нагородили такое количество терминов с туманным смыслом и новых смысловых парадигм, что постижение их вполне здравых идей превращается в отдельный аттракцион для любителей.

Нет чтобы по-простому, как Ницше, сказать, что "старые Боги умерли", и развить этот тезис в том смысле, что вслед за юридическим равенством перед законом наступило время интеллектуального равенства.

В сущности, люди и без постмодернизма на интуитивном уровне понимали, что "жизнь богаче" любой философской системы, а мир идей и человеческих представлений скорее всего никакой иерархии и систематизации неподвластен. Систематизация, иерархия, законы нужны для регулирования конфликтов, возникающий в тех случаях, когда субъекты действия забывают, что "свобода каждого ограничена свободой других".

В постмодернистском дискурсе "субъект действия" воспринимается как "текст" и проблема его свободы "снимается" путем помещения этого "текста" в общую библиотеку. Тем самым "снимается" и проблема "свободы" как философской категории.

В этом смысле постмодернизм, разумеется, совершил определенный прорыв, сделав акцент на том, что место умерших богов должно оставаться пустым, чтобы раз навсегда положить конец "интеллектуальным репрессиям", направленным на навязывание смысла и упорядоченности всему, на что направлена мысль человека.

Тем самым интеллектуальные элиты - по крайнем мере, на словах - отказались от претензии на исключительность и провозгласить лозунг "стирания границ между массовым и элитарным" (Л.Фидлер "Пересекайте границы, засыпайте рвы", 1969).

Правда, сделано это было в такой форме, что "массы" ни о чем таком даже не подозревают просто потому, что это "стирание" осталось в сфере "элитарного", а применительно к реализму действительной жизни мы получили еще более глубокий "ров" между элитарным и массовым.

При этом принципиальный отказ не только от иерархии ценностей, но и от самого этого понятия выливается в тоталитарное навязывание массам постмодернистского имморализма. Неприятность состоит в том, что, адресуя "имморализм-текст" "массам-текстам", убежденные постмодернисты, похоже, не отдают себе отчет в том, что "массы" осознают себя действующими субъектами, а не "текстами".

И здесь возникает вопрос об ответственности элит.

Постмодернистский эксперимент в России

Применительно к развитым странам Запада и достаточно сложной системе функционирования их экономики и общественной жизни созданный в рамках постмодернистского дискурса аппарат является всего лишь инструментом исследования. Особо подчеркнем, что инструмент этот, так же, как и побочные продукты анализируемого с по мощью этого инструмента общества, является атрибутом западной культуры.

Россия же, только вынырнув из "коммунистического эксперимента", к концу которого лозунг "Запад - наше все" овладел умами политической и интеллектуальной элиты, радостно рванула к "прогрессу" и начала без разбору потреблять именно эти "побочные продукты".

За "железным занавесом" никто ведь не знал, что капиталистическая модель экономики еще в середине 60-х была проанализирована Бодрийяром, который вынес ей приговор, назвав "симулятивной" (Ж.Бодрийяра "Символический обмен и смерть"). Ну, а коль скоро, базис стал "симуляцией", так что уж говорить обо всем остальном, то есть о том, что его обслуживает. Термин "симулякр" хорошо вписался в постмодернистский дискурс, емко и злобно припечатав последнюю версию позитивизма.

Возвращаясь к России, придется с сожалением признать, что усилиями нашей элиты страна превратилась прям таки в собрание симулякров. В первую очередь речь, разумеется, речь идет о политике, экономике и СМИ.

Прямое перенесение на неподготовленную почву "последних достижений цивилизации" позволяет говорить о наполнении жизненного пространства России голыми символами, то есть символами, не обеспеченными никакими жизненными реалиями.

Речь идет о симулякрах рынка, демократии, свободы СМИ, гражданского общества. Западные консультанты давали рекомендации в меру своего разумения, а местные энтузиасты трудились не покладая рук. При этом имеющиеся реалии во внимание не принимались вообще.

Россия - страна нашего с вами обитания - на глазах превращается в некий "постмодернистский текст", поглощающий вполне реальные для каждого человека ценности, а заодно и сами жизни, которые тоже предлагается рассматривать как некие тексты, - "человек исчезает, как исчезает лицо, начертанное на прибрежном песке" (М.Фуко "Слова и вещи").

Что ж удивляться, что непродвинутая часть общества, а это, между прочим, большинство населения, на интуитивном уровне отвергают всю эту "перцепцию симулякров", воспринимая происходящее как "полный бред".

Подчеркнем, что речь идет именно об отторжении всего "проекта" целиком, хотя на поверхности чаще всего фигурируют какие-нибудь конкретные экономические или политические требования - "не повышать тарифов" или "положить конец нелегальной иммиграции".

С начала 90-х политическая жизнь воспринимается населением как представление, как театр, где в качестве актеров, естественным образом, выступали политики, а режиссера - СМИ, - и это уже противоестественно. Сначала зрелище занимало публику в силу новизны, потом наскучило. Одними "перформансами" сыт не будешь, и вот уже даже Глеб Павловский прямо говорит, что актеры играют перед пустым залом, а зрители давно на улице выворачивают колья из заборов.

Банкет, тем не менее, продолжается...

Особенно "радуют" плоды посмодернистского проекта в гуманитарной и культурной сфере, где происходит одна из самых циничных подмен - декларируемая полифония ценностей заменяется отказом от ценностей вообще.

Как Гитлер в свое время освободил солдат Рейха от "химеры, именуемой совестью", так сейчас - в рамках российского постмодернистского проекта нас пытаются "освободить" от всех и всяческих норм, предлагая взамен "симулякры" в виде "всеобщего равенства", "свободы СМИ" и "свободы творчества".

При этом "свобода творчества" почему-то частенько выливается не в обещанную игру со смыслами, а в их "опускание", причем в особо циничной форме. И трудно понять, на чем в действительности зациклилась наша творческая элита - на неприятии советской власти, а заодно и власти вообще или на собственных детских комплексах.

Интерес к "телесному низу", принимая в литературе далеко не раблезианские формы, по свидетельству СМИ, деструктивно влияет на психическое состояние населения. Вот на днях газета "Петербург-экспресс" (29.07) сообщила, что "мужчины традиционной ориентации краснея признаются, что во сне занимались сексом с Путиным".

Основоположники постмодернизма хотели положить конец борьбе за "власть интерпретации" и покончить с тоталитаризмом разных идеологических систем, они говорили, что "старые боги умерли и их место должно остаться свободны". В рамках же российского проекта, вполне в духе Достоевского, весь постмодернистский дискурс сворачивается в формулу - "если Бога нет, то все дозволено".

Жить при таком положении дел становится неуютно.

А агрессивное навязывание постмодернистских "симулякров" провоцирует не менее агрессивное сопротивление, которое в рамках все того же дискурса плодит встречные симулякры типа "преступной власти", "продажных элит", "России для русских".


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие статьи по теме 'Искусство и действительность' (архив темы):
Владимир Забалуев, Алексей Зензинов, Страна непуганых Треплевых /26.07/
"Театр.doc" завершил сезон показом в один вечер двух пьес: американской - о последних годах жизни Всеволода Мейерхольда, и российской - о "заре туманной юности" Александра Блока. Эти постановки обозначили два направления в развитии не только биографической драмы, но и современной российской драматургии вообще.
Владимир Забалуев, Алексей Зензинов, "Москва", люблю тебя!.. Как кто? /16.07/
Не в том дело, что зрительница Москву любит, а Сорокин - нет. При всех художественных перекосах, "Москва" - очередной кинематографический гимн столице, как все творчество Бродского было гимном Империи (и когда Империя распалась, Бродскому ничего не оставалось, кроме как умереть).
Антон Синеедов, Назвать по-русски /16.07/
Если театр, как говорится, начинается с вешалки, то кино - и говорить не надо - с названия фильма. Пересекая границу России, оригинальное название иностранного фильма, однако, может претерпеть мистические изменения. Поэтому фильм может начинаться с загадки.
Григорий Заславский, Кто же поставил "Взрослую дочь молодого человека"? /27.06/
Для автора, режиссера Иосифа Райхельгауза, история "Взрослой дочери молодого человека" - действительно болезненная, не отпускающая, своего рода - незаживающая рана.
Валентина Тоцкая, Новые русские пристрастия /26.06/
Шокировать общественность каратами и гаремами стало не модно года два назад. К власти пришел Путин. И купеческий разгул, столь популярный во времена его предшественника, как-то поутих.
Наталья Серова
Наталья
СЕРОВА
serna72@mail.ru

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

архив темы: