Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Сеть | Периодика | Литература | Кино | Выставки | Музыка | Театр | Образование | Оппозиция | Идеологии | Медиа: Россия | Юстиция и право | Политическая мысль
/ Обзоры / < Вы здесь
Нодар Мгалоблишвили: граф, барон и дворянин
Грузинского актера больше знают в России, чем на родине

Дата публикации:  13 Мая 2003

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Он очень разный: молчаливый и прямой, сдержанный и раскованный, волевой и, по его собственному признанию, часто бесхарактерный; умеющий совершать поступки, порою неожиданный, способный в жизни совместить свой знаменитый взгляд и улыбку графа Калиостро с абсолютным отсутствием позерства. Потомственный дворянин (его дед с отцовской стороны однажды сел на черного коня и помчался на турецкую войну 14 года, да так там и остался), он не придает значения ни титулам, ни званиям - звание человека выше. Он очень гибкий: легко двигается на сцене и в жизни, что важно для любого актера. Да и мужественность Нодара Мгалоблишвили пластична, что не менее значимо как в актерском, так и в человеческом плане.


Нодар Мгалоблишвили: Хорошая роль - когда в ней есть человеческое начало. Но еще главнее - мужское и женское начало. Есть актеры, которые хорошо, правильно работают, но чего-то не хватает. Другие флюиды идут, отрицательные. Недостает этого начала. Если хотите, сексуальности. Но без нее просто неинтересно. Делай что хочешь - ничего не получится. Зрителя не трогает.

Русский Журнал: Какая из ролей, которые вы сыграли в кино и театре, вам психологически ближе?

Н.М.: Сложно сказать... Спектакль "Обвал" по М.Джавахишвили: Теймураз Хевистави, "Отелло": Яго. Они противоположные... Вот когда актер играет Хевистави, он не имеет права на мужское начало. А в таких ролях, как Яго, Калиостро, Барон, без этого не обойтись. Очень опасно не иметь его и играть. Иногда с ним нужно стоять на сцене, иногда нет - актер должен чувствовать.

Русский Журнал: Я видела, как после очередного спектакля в родном Марджановском театре, где вы служите с 1954 года, вы ехали домой в метро, надвинув кепку на глаза, "человек в себе". Бальзак говорил, что по-настоящему талантливый и модный человек не выделяется в толпе. А если выделяется, то что-то в нем не так. Впрочем, как сказали вы, российскому зрителю вы известны больше, чем грузинскому.

Н.М.: Не надо жить так, чтоб люди на тебя смотрели. Тихо нужно все делать. Если у тебя внутри есть что-то, оно проявится. Без твоего агрессивного желания. Есть актеры, которые с блеском стоят на сцене. Но все же знаешь, что неорганично это. Самоутверждение - обязательный процесс, но только не напоказ. Поэтому в жизни я... не скажу "неинтересный", но... Старик я уже! С самого начала, с детства я такой. Вообще, мне кажется, надо жить так, чтобы умереть радостно.

РЖ: Страшно за грехи платить?

Н.М.: Нет. Грех - у каждого человека, каким образом ты родился - уже грех. Но самое ужасное - убивать, особенно если человек убивает себя. Физически и морально. Когда настанет последняя минута, тогда и будет все известно, и главным окажется - как ты жил. Вот этот момент очень интересный. Не надо бояться смерти! Да и откуда ты знаешь, что никого не увидишь после? Человек верит в то, что он видит. Чувствовать - другое. Когда не видишь и чувствуешь какие-то вещи - это уже вера. В таком плане я верующий. Потому что чувствую, как что-то управляет нами. Нужно думать о том, что ты не главный на земле. Есть какая-то сила, которая создает все: животных, человека, добро, зло и так далее. По-моему, кто-то уже написал сценарий.

Существует одна бесспорная категория фильмов: любимые. Многие, как сейчас говорится, стали культовыми (верится, что они ближе к культуре, а не к культу). "Формула любви" Марка Захарова - из этой категории. О захаровских фильмах и спектаклях можно думать и рассуждать сколько угодно, но несомненным остается одно: они - из любимых. Как, впрочем, и фильмы Рязанова. И актеры, "засветившиеся" в таких картинах, часто отождествляются со своими героями и становятся близкими и уму, и сердцу. Потому что, как говорил А.Баталов, "с публикой ничего сделать нельзя. У нее есть свое представление о герое. Можно загримироваться под исторического героя, но публика его не признает". Так, образ графа Калиостро для российского зрителя неразрывно связан с обликом Нодара Мгалоблишвили. С недавних пор его знают и как Барона из сериала "По имени Барон", получившего в прошлом году Тэффи. Но Нодар Мгалоблишвили больше, чем граф Калиостро (в фильме, разумеется) или Барон, и не только потому, что дает своим ролям большую психологическую нагрузку. Многие его герои и на экране, и на сцене выделяются, стоят особняком, они немного отстранены и, иногда кажется, более значимы, чем были задуманы иным режиссером или сценаристом. Такова пропорция отношений актера со своими персонажами.

Н.М.: Знаете, актер должен играть для себя. Это, может быть, неправильно сказано. Но если он играет на зрителя - плохо. То есть иногда он должен чувствовать, что перед ним - не сцена. Был такой случай: шел спектакль "Потомство", Верико Анджапаридзе играла мою бабушку. И там есть сцена: когда она уходит за кулисы (в другую комнату) и ее последний взгляд устремлен на меня. И потом умирает. В ее взгляде - предчувствие конца. Она смотрела на меня, уходила и напоследок улыбалась. В один прекрасный день мы, как обычно, играли: она взглянула на меня и уже должна уйти, но вдруг подошла ко мне. Подошла - и смотрит, смотрит, и у нее потекли слезы. И это так подействовало на меня, что я тоже заплакал. Она улыбнулась и ушла. Больше такого не случалось никогда. Единственный случай. Но его я запомнил на всю жизнь. Мы абсолютно забыли, что стоим на сцене. Подобные моменты облагораживают актера, и зритель их чувствует. В тот день, в первый и последний раз в этой сцене, звучали аплодисменты. Из таких минут, по-моему, и состоит искусство. Но это очень редко случается.

РЖ: Для вас есть понятие "мой" режиссер?

Н.М.: Да. Вот с Темуром [Чхеидзе] мне очень легко, потому что он не объясняет, а доводит тебя до определенного состояния. И поэтому ты чувствуешь, что не только он, но и ты активен в процессе. И это для актера очень важно. Потому что когда преобладает режиссерский талант, как-то вся активность уходит внутрь. Я - служитель такого театра, где есть только человек. Зритель не должен чувствовать, что режиссер доминирует. Когда я работаю, главное - режиссер. На репетициях. А на спектакле забываю все, и идет какой-то подсознательный процесс.

РЖ: В игре вы стараетесь обострить отрицательные черты героев или объяснить?

Н.М.: Для меня загадка: какая почва или подкладка, если можно сказать, у таких натур, как Яго, например. Барон - другой. Это человеческая трагедия. Он ушел от своей веры и, конечно, должен погибнуть. Это точно. Он должен погибнуть. Но случай с Яго - иной. Он тоже озлоблен, но Яго всегда оправдывает себя, а Барон нет. Надо уметь увидеть, в чем герой виноват и в чем прав.

РЖ: Что бы вы предпочли: играть в шедевре, при подавлении личности актера, или в рядовом спектакле, но когда легче работать с режиссером?

Н.М.: Я затрудняюсь ответить так сразу, потому что иногда легче мне репетировать. И получать большее наслаждение от репетиции, чем от спектакля. Потому что репетиция не дает тебе стоять на месте: постоянно какие-то находки - не думаешь, а думается. Как сказано, думает думу человек. Не пишешь, допустим, стихи, а пишется. И поэтому в актерском творчестве главное - процесс. Если сегодня что-то интересное придумываешь, завтра приходишь - надо другие вещи делать. Обновляется и нутро, и роль. И партнерам легче работать. В таком случае репетиция всегда доводит до хорошего спектакля. Спектакль - повторение чего-то. Бывают штампы, и надо ломать себя, ломать даже линию роли, иногда искусственно какие-то вещи придумывать, чтобы обновлять и себя, и роль, и ситуацию на сцене. Без импровизации все ржавеет.

РЖ: Вы говорили, что не очень любите сниматься в кино. Почему?

Н.М.: Потому что в театре, во время репетиции, у меня есть какая-то свобода, когда я все делаю, а во время съемки пять минут снимают, а потом два часа стоим. Я не могу так. А смотреть хорошее кино люблю.

РЖ: Вы считаете себя реализованным человеком?

Н.М.: Наверное, нет. Я очень любил петь. Но не вышло.

РЖ: Почему?

Н.М.: Когда я кончал школу в 50-м году, скончался мой отец. Он умер на следующий день после похорон моей бабушки. Я тогда пел в техникуме. И потерял голос. Потом сдавал в ГПИ - срезали на математике. Мой друг, брат певца Зураба Анджапаридзе, уговорил идти в актеры. После этого я, конечно, забыл, что должен петь.

РЖ: Какое время вам ближе всего?

Н.М.: XIX век мне очень нравится. Это взрыв искусства. И русского, и грузинского. Еще - Возрождение. Античность - тоже интересный период в человеческой жизни. Но самое страшное время, по-моему, сейчас. Правительство работает против своего народа.

РЖ: История с вашим отказом от Ордена Чести нашумела и в Грузии, и в России...

Н.М.: Да, все хотят от меня услышать. Сейчас повторяться - получится, как у депутатов: выходят, все время одно и то же говорят. Не люблю показухи. Это длилось целый год. Упрашивали, упрашивали. Говорю: "Не возьму". И через год они принесли орден в театр. "Пускай лежит здесь", - сказал. Потом передали, что я орден получил. На следующий день я взял его и положил на стол министра. Меня тревожит, что родина наша в плохом состоянии. Да и вообще человечество. И поэтому когда открываешь глаза утром и находишь себя живым, это радует и беспокоит в одно и то же время. Радуешься, потому что все равно жизнь прекрасна - смотреть на людей, на природу. Смотреть, как люди переживают свои проблемы... Но вместе с тем, конечно, трудно. Переносить... Немало я жил на свете. Много знаю и ничего не знаю. Ну театр, конечно, обогащает.

РЖ: А в чем спасение тогда?

Н.М.: Творить. И не мешать другому. Надо создавать такую атмосферу, что без тебя можно жить. Не надо думать, что без тебя ничего не получится. Уйду я, театр будет существовать. Уйдем мы вообще из жизни, жизнь продолжится. Продолжение всегда должно радовать человека.

РЖ: Какие люди вам интересны?

Н.М.: Невыпендривающиеся. Не люблю позы. Из-за нее и ненависть возникает...

РЖ: Если бы вы были режиссером, что бы поставили?

Н.М.: "Гамлета". Но сам я бы никогда не сыграл Гамлета. У меня нет возможности.

РЖ: Вы считаете себя характерным актером?

Н.М.: Да. Последние 20 или 25 лет. Я бы с удовольствием в молодости сыграл Ромео. Но не в привычном образе мягкого, положительного мальчика. Он злой! Такой же злой, как другие. Требовательный... Он хочет женщину! И поэтому это не такой феерический образ, как играли в наше время. Кстати, и о Джульетте могу сказать то же самое. Вообще, если мне понравится роль или пьеса, могу и бесплатно работать. Играть надо или ради произведения, или ради денег.

РЖ: Ради какого произведения вы бы согласились бесплатно работать?

Н.М.: Я бы Калигулу хотел сыграть. Хотя пьеса не нравится. И Шекспира.

РЖ: Со своим прототипом, Калиостро, хотели бы встретиться?

Н.М.: Можно, конечно, но... неинтересно. Не в моем вкусе. Играть - это другое. А встречать таких людей в жизни не хочу. Очень интересно увидеть Цезаря, Клеопатру, Шекспира. Нашего Давида Строителя... Еще - Баха, Карузо, Моцарта... Марию Каллас.

РЖ: О чем бы вы спросили их?

Н.М.: "Что главное в жизни?" Я-то теоретически знаю, что самое главное для человека - чувство любви. Но что значит любовь? Любовь разная бывает. К другому полу, к родине, к своему потомству... Но еще что-то надо человеку.

РЖ: Формулу любви не так просто вывести...

Н.М.: Любовь для меня - это большое внимание. Я не знаю, как определить сейчас. Внимание: делать все, что нравится другому. Если любит кто-то меня, значит, я тоже люблю его. Потому что я завишу от другого. По-моему, в человеке преобладает чувство. От него идет и знание. Когда люди чувствуют друг друга - это самое главное.

Беседу вела Инна Кулишова


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Григорий Заславский, Куда девать шедевры? /28.04/
О бременской коллекции никто уже не хочет слышать. Все, что возможно, кажется, уже написано. Пора, как говорится и честь знать. Значит, вернуть? Значит, оставить себе, то есть в России? Вот на этот-то вопрос и нет ответа.
Владимир Федосеев, Открытое письмо /21.04/
Если старейшие оркестры будут иметь финансовую поддержку, это облегчит им следующий шаг к высокому мастерству и спокойно-стабильному творчеству. Моральная поддержка государства, выраженный интерес, забота о культуре, - вот в чем нуждаемся не только мы, но все, работающие в этой сфере.
Олег Вергелис, Жизнь как информповод /18.03/
Виктор Черномырдин попытался придать Посольству России в Украине формат салона, открыв вечера классической музыки. "Лучше не доводить культурные отношения до идеологических. В Украину перестали приезжать талантливые российские коллективы. Надо было исправлять ошибку. Большой театр не был здесь 30 лет, его приняли со слезами на глазах."
Наталия Казьмина, Мотив сезона-5 /05.03/
В Вахтанговском театре произошло событие, которого никто заметить не пожелал. Поставив фьябу Гоцци "Король-олень", Григорий Дитятковский сделал отчаянную попытку нащупать на вахтанговской территории вахтанговское. Отчаянную, потому что рискнул коснуться легенды. "Король-олень" не идеален, но очень остроумен. И направление пути в нем нащупано верно.
Анатолий Брусиловский, Смерть Лимонова /25.02/
Ружье, висевшее на стене, выстрелило, как и полагается по всем театральным канонам. Но ружье, к сожалению, не было бутафорским.


предыдущая в начало следующая
Поиск
 
 искать:

архив колонки: