В водовороте закавказских событий, связанных с положением в Грузии, Абхазии и Южной Осетии, о карабахском узле противоречий как-то стали забывать, тем более что этот очаг конфликта не проявляет горячей активности с 12 мая 1994 года, когда при посредничестве России, Киргизии и Межпарламентской ассамблеи СНГ в Бишкеке Азербайджан, Армения и Нагорный Карабах подписали протокол о прекращении военных действий. Однако тишина на этом направлении обманчивая. В ближайшее время там намечаются события, которые могут стать поводом для значительного обострения ситуации или даже стать новым casus belli. Общая растущая нестабильность в Закавказье также может способствовать тому, что события, которые еще год назад остались бы незаметными, на этот раз вполне способны привести к вспышке насилия.

Одним из таких возможных триггеров является намеченное в Нагорном Карабахе на 8 августа проведение местных выборов. Азербайджанская сторона уже объявила эти выборы незаконными. Кроме того, так называемые "Парижские" и "Ки-Уэстские" соглашения (март, апрель 2001 года), представляющие собой, на самом деле, полуофициальные договоренности между сторонами о принципах урегулирования конфликта, после смерти Гейдара Алиева азербайджанской стороной практически забыты. При этом слышны мнения, что новый азербайджанский президент не чувствует за собой такого авторитета, который позволил бы ему получить поддержку нации для болезненных компромиссов по карабахскому вопросу. В то же время оживившаяся в связи с событиями в Грузии динамика политического развития в Закавказском регионе сигнализирует сторонам, что, возможно, наступило время для решительных действий. Стороны, кроме того, опасаются, что открывшееся "окно возможностей" может для них захлопнуться, подозревая третьи страны в том, что они могут договориться о судьбе Нагорного Карабаха у них за спиной. А если так, то не идет ли ситуация к новому обострению?

При более подробном разборе страхов и опасений сторон невозможно избежать анализа того, что принято называть "историческим осадком". В случае армян таким "осадком" служат воспоминания об армянском геноциде, а также об известных событиях в Баку, которые армяне воспринимают как продолжение геноцида. Нация, поставившая в центре своего исторического сознания переживание геноцида, формирует свои отношения с соседями соответствующим образом.

Что касается азербайджанских страхов, то они касаются очевидной для окружающих исламской идентичности этого государства. Перед лицом христианских народов, доминирующих в мировой политике, Азербайджан (как, видимо, и Турция) чувствует себя "незваным гостем", постоянно опасаясь, что основные центры силы в недостаточной степени учитывают его интересы и предпочтут договориться у него за спиной. Как пример, в азербайджанской прессе весной появились материалы, в которых выражалось опасение, что великие державы готовят некий геополитический размен: Нагорный Карабах - Армении в обмен на передачу Аджарии Грузии.

И если уж говорить о параллелях этого конфликта с другими, то следует упомянуть о ситуацию на Ближнем Востоке. Бросается в глаза сходные "системы страхов" субъектов конфликта. Одна из сторон охвачена паранойей нового холокоста, другая склонна рассматривать конфликт как "новое вторжение крестоносцев", подозревая великие державы в симпатиях к противоположной стороне.

Касаясь роли третьих сторон, дилемма Россия в карабахском конфликте напоминала ту, с которой США столкнулись на Ближнем Востоке: поддержать ли маленькое, но культурно более близкое государство - или его соседей, обладающих, однако, значительным запасом энергоресурсов. И здесь Россия должна быть готова в определенный момент сделать выбор, поскольку балансирование и игра в "незаинтересованное посредничество" возможны только до определенного момента и в результате продолжения такой половинчатой политики можно в какой-то момент потерять обоих потенциальных союзников. Очевидно также, что после того, как выбор сделан, дипломаты крупной державы должны быть готовы к тому, что своего союзника, возможно, придется защищать политическими и военными средствами. Предполагается готовность наложить вето в СБ ООН на всевозможные проекты "недружественных резолюций". Так в случае нового вооруженного конфликта и попытки блокады крупная держава должна быть готова организовать транспортный мост для поддержания своего союзника. Учитывая особенности географического положения, в случае Армении такой мост потребует открытия воздушного или наземного коридора через Грузию или Иран. А значит, крупная держава должна быть готова оплатить определенные интересы этих стран в обмен на спасение своего союзника. В наиболее серьезном случае, если в конфликт Армении и Азербайджана будет втянуты сильные в военном отношении соседи, Россия должна быть готова к прямому военному вмешательству с целью не допустить разгрома Армении.

И здесь встают вопросы: готова ли страна к ответу на подобное развитие? Если она по каким-то причинам технически не готова к подобным сценариям, очевидно, что не стоит давать себя в них втянуть помимо собственной воли. Если же готова, то все еще остается вопрос стоимости операции: оправдывает ли существование такого союзника, как Армения, имеющиеся политические и военные риски?

Ответ, как нам думается, лежит в общем направлении развития отношений России с исламским миром. Если Россия твердо решила поставить на исламскую карту (что в свете значительного числа мусульманского населения в стране выглядит объяснимо), Армения в этой игре была бы лишней фигурой, только помехой развитию такой дружбы. Если же Россия чувствует себя на азиатской доске уязвимой перед непрекращающимися попытками политических конкурентов (США, Европы) закрепить исламский мир в качестве своего союзника, - другое дело. Не стоит забывать, что все 80-е и 90-е годы, начиная с ввода советских войск в Афганистан и кончая конфликтами в Боснии, Чечне и Косово, прошли под знаком решительного наступления Запада на российские позиции в исламском мире. При этом дипломатии США и Европы ловко удавалось, за рядом исключений, позиционировать себя лучшим другом всех мусульман, переигрывая российскую дипломатию. Россия может, в конце концов, оказаться перед фактом существования мощного блока исламского мира с Западом или его частью, наподобие того союза, который создался в период Афганской войны. Если политика формирования такого блока окажется эффективной (здесь уместно вспомнить идею Нового Ближнего Востока), у России не останется других вариантов, как искать любых потенциальных союзников, готовых стрелять. При таком политическом раскладе ставка на Армению как на единственную страну в регионе, выживание которой полностью зависит от России, имеет очевидный смысл.

Теоретически возможен и промежуточный вариант: Россия решительными шагами по поддержке Армении закрепляет это государство в сфере своих интересов, а затем, пользуясь своим влиянием, ведет обмен интересов своего союзника на политические приобретения в исламском мире. Подобную политику время от времени пытаются проводить США, убеждая Израиль отказаться от части своих территориальных приобретений ради формирования на Ближнем Востоке блока проамериканских государств.

Нынешняя ситуация в зоне армяно-азербайджанского конфликта предопределяется еще и тем, что Россия начинает политику не с чистого листа: в Армении находятся российские части (102-ая база в Гюмри), и с этой страной уже сложились определенные союзнические отношения. С другой стороны, Азербайджан после прихода к власти Ильхама Алиева все больше сдвигается в сторону США и Турции. Об этом, кстати, свидетельствует и ужесточение позиции по карабахскому вопросу, и неожиданно резкие протурецкие и прозападные жесты Алиева по кипрскому вопросу. При этом остается опасность втягивания России в возможное обострение конфликта без особой на то нужды. Российская дипломатия в прошлом нередко страдала тем, что не всегда придерживалась принципов "реалполитик", увлекаясь "союзничеством" и забывая при этом, что дипломатия - это в большой степени наука защищать собственные интересы чужими руками. В то же время главные интересы за рубежом в настоящее время понимаются лидерами страны как обеспечение максимально благоприятных условий для внутреннего развития. И здесь уместно вспомнить опыт капитанов внешней политики России прошлого, сожалевших об ошибках "гиперактивной" внешней политики. Так, министр иностранных дел Российской империи К.В. Нессельроде записал незадолго до своей смерти, что России "следует заняться своими внутренними делами и развитием своих нравственных и материальных сил. Эта внутренняя работа является первою нуждою страны, и всякая внешняя деятельность, которая могла бы тому препятствовать, должна быть тщательно устранена".

С момента оформления карабахского конфликта в 1918 году, когда новообразованные Азербайджан и Армения впервые предъявили свои претензии на этот край, до ходатайства в 1988 году армян Карабаха о передаче Нагорного Карабаха из Азербайджана в состав Армении прошло 70 лет - время жизни великой державы. В течение этого времени конфликт был приглушен, однако не исчез - еще одно подтверждение того, что межэтнические конфликты не "лечатся" простым откладыванием их разрешения. Вмешательство России в той пропорции, которая она сейчас может себе позволить, навряд ли способно заморозить карабахский конфликт еще на 70 лет. Развязать же его могут только сами армяне и азербайджанцы.