12 декабря 2004 г. умер Владимир Бибихин. Умер тихо на рассвете, попрощавшись со своими детьми. Подготовившись к своей смерти и подготовив к ней своих близких и знакомых. "Мне остались недели, не больше", - говорил он одному из нас незадолго до смерти. Но она всегда неожиданна и непонятна.

Уходит поколение конца 30-х годов. Умер С.С.Аверинцев. Теперь вот и В.В.Бибихин. Уходит раньше времени поколение, пережившее голодные годы войны, ужасы сталинщины (почитайте его очерк "Ужасные вещи") и вступившее в жизнь тогда, когда появились какие-то надежды на обновление жизни в России.

Его не приняли на философский факультет МГУ ("Хрущевский набор", если кто помнит такое слово, когда отдавали предпочтение производственникам даже среди абитуриентов на философский факультет МГУ). Он стал гуманитарием - филологом-классиком. Учился и работал у последнего могиканина русской философии - Алексея Федоровича Лосева. Записи бесед с ним, которые он делал ежедневно сразу же, приходя домой, вошли в последнюю прижизненно изданную книгу Владимира Вениаминовича. Он сам, да и все, понимали и понимают, что и Лосев, и Аверинцев - это его Лосев и Аверинцев, что и в рассказах, и в оценках, выражен Бибихин, что отдельной фразой, сказанной в конце подневных записей, он вдруг выразит свое отношение, а нередко и размежевание со словами и поступками своего учителя и своего друга. Слова, сказанные им о смерти С.С.Аверинцева теперь можно с полным правом отнести к самому В.В.Бибихину: Нам этот конец не нужен, для нас он беда, от какой трудно дышать. Какой никакой, наш космос держался всегда немногими тайными хранителями; может быть, самого надежного из них теперь не стало, раньше времени, без природной необходимости, в подтверждение нашего общего глубокого неблагополучия.

Он начал как переводчик. Переводил многих. Переводил с греческого, латинского немецкого, испанского, французского, польского. Начал с переводов Лорки. Благодаря его переводам русская интеллигенция познакомилась с работами таких мыслителей ХХ века, как М.Хайдеггер, Г.-Г.Гадамер, В.Гейзенберг, Г.Марсель, К.Ф.Юнг, Х.Арендт, В.Дильтей, У.Эко, Г.Зедльмайер, П.Тиллих, таких "делателей культуры", как Антонен Арто, Эжен Ионеско, Г.Белль. Он совершил переводческий подвиг, взявшись за перевод "Бытия и времени" М.Хайдеггера, работу, терминология и стилистика которой остается непонятной до сих пор даже для немцев. Отныне мы имеем исполненного и наполненного Бибихиным Хайдеггера. Он переводил Николая Кузанского, Я.Коменского, В.Гумбольдта, Ф.Петрарку, Григория Паламу. Сверял, переводил и комментировал труды Аристотеля и Дионисия Ареопагита, мыслителей Возрождения и новых французских философов (Ж.Деррида, А.Глюксмана, Б.А.Леви). Его переводческий подвиг был подвигом не переводчика, а именно философа. Книги, которые он выбирал для переводов, обнаруживали поиски его собственного философского постава.

В свое время он делал массу рефератов зарубежных книг в Институте Философии и ИНИОНе. Об этом своем деле он оставил очерк "Для служебного пользования", в котором воспоминания о своей работе сочетаются с воспоминаниями о коллегах и с размышлениями о громадной неосведомленности советских философов о современной им западной мысли, ставшей засекреченной ("номерной") информацией об общественных науках за рубежом.

Он возродил отсутствовавший в российской культуре жанр комментария - в Риге в 2000 г. выходит его комментарий "Логико-философского трактата" Л.Витгенштейна, где он на 170 страницах емкого текста не только высказывает критические замечания относительно новаций переводов этой работы, но и выявляет те пласты смысла, которые есть в немецком языке и трудно, но надо передать на русском языке.

В 1977 г. защитил кандидатскую диссертацию. Ее тема "Семантические потенции языкового знака". Она вывела его на онтологию языка, на проблему онтологического статуса языкового значения, обсуждавшуюся двумя мыслителями ХХ века - М.Хайдеггером и Л.Витгенштейном.

Каждый год он читал учебные спецкурсы на философском факультете МГУ: "Узнай себя" (1989/90), "Ранняя философия Хайдеггера" (1991/92), "Чтение философии" (1991/92), "Лейбниц. Всеобщая наука" (1992), "Лицо Средневековья" (1992), "Ренессанс" (1992). Читал лекции в Институте Философии - "Энергия"(1990), "Язык философии" (1990), "Л.Витгенштейн" (2003). Уже после операции он читал курс "Поздняя философия М.Хайдеггера". Последняя его лекция состоялась 2 ноября 2004 г. В этих лекциях он обсуждал ту тему, которая всегда его интересовала, - что же такое Ereignis Хайдеггера: "событие", "пришествие", "воплощение"? Но уже в книге "Слово и событие" (М.,2001) он не разрывал слово от события, а видел в онтологически плотном слове событие.

Первая его книга "Язык философии" вышла в Москве в 1993 г. Это было его философское воплощение в мире. Он не случайно так напряженно ждал отклика на нее Аверинцева. Его книга "Мир" выходит в Томске в 1995 г. и посвящена она миру и как горизонту нашего мышления, и как того умиротворения и покоя, которые необходимы для человеческой души и которые отличали его самого. "Мир не дан просто так, он создается теплотой", - это слова В.В.Бибихина из книги "Другое начало" (СПб.,2003). Его слово было спокойным, тихим, плотным, дельным, правдивым и значимым. И его нам будет не хватать, потому что без слова Владимира Вениаминовича Бибихина нет языка нашего времени, нет способов сказывания всех философски значимых тем, нет вести о вещах, требующих своего осмысления.

Умер Философ. Он жил и умер Философом, опознавшим язык философии, но и просто язык как существо человека, чем оно было с самого начала и в чем человек только и мог себя узнать: в свободной открытости миру. Человек, в котором все оказалось значимо, начиная с его простого присутствия. Почти все эти слова принадлежат ему, и они именно о нем. Он, год за годом писавший и издававший книги, гранты брал только на год - ничего лишнего, зная, что за год напишет, передаст вовне то, чем уже была наполнена мысль, он был, как теперь видится, повернут лицом к смерти настолько, чтобы войти в философию, ибо войти в нее - он это понимал - может только смертный.

Философия не одно из занятий человека, а захватывающее его полностью. Здесь и ссылку на его книгу давать не обязательно - он говорил, повторял это едва ли не на каждом семинаре. Время убило Сократа, потому что оно не желало быть временем Сократа, писал он, но, убив Сократа, оно так привязало себя к нему, что и будущее никогда уже не сможет стать таким временем, как если бы Сократа не было вовсе. Он написал эти слова за 10 лет до собственной смерти. Это можно сказать и понять только повернувшись к ней лицом. Время так же сразило и Бибихина, и так же оно уже не сможет делать вид, что его не было, как ни старайся. Философия была делом Владимира Вениаминовича, связанным с тяжелым риском. Каждое его слово - риск быть непонятым, некорректным, не проделавшим филологическую работу (а он - все же филолог), не желающим свое дело превратить в констатацию фактов, стать символом, а не делателем. Этот риск увеличивался, когда он интерпретировал две главные мысли ХХ в. - Витгенштейна и Хайдеггера, в гадамеровском смысле интерпретации, в смысле захваченности узнаванием, которое есть ты сам и которое обладает "доверительной интимностью" и опознается как свое. Витгенштейн и Хайдеггер - щедрые дары, которые мы получили от Владимира Вениаминовича Бибихина, и не только в виде книг, но и семинаров, которые он вел, несмотря на запреты и несмотря на тяжкую болезнь, пока мог ходить. Особая рода настойчивость, с которой он их вел (срывали объявления - он вешал вновь и вновь), - явный признак того, что дело в том нуждается. И в этих дарах заключался особый риск, свойственный борцу за свободу, поскольку главное - освободить мысль от навязчивых и наслоившихся схематизмов, чтобы она показала путь к самим вещам, к миру, ключ к которому постоянно искал Владимир Вениаминович и - сам оказался таким ключом. Мир, как он писал, присутствует своим кричащим отсутствием. Сейчас мы, как никогда, испытываем это кричащее отсутствие, свидетельствующее присутствие того, кто ушел в 7 часов утра 12 декабря 2004 г.