Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Сеть | Периодика | Литература | Кино | Выставки | Музыка | Театр | Образование | Оппозиция | Идеологии | Медиа: Россия | Юстиция и право | Политическая мысль
/ Обзоры / < Вы здесь
Голос и феномен
Дата публикации:  29 Декабря 2004

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Кончается високосный год. За десять дней до его начала, в декабре 2003-го, поэзия понесла невосполнимую утрату, горечь которой ощущалась весь год: погиб поэт Дмитрий Авалиани...

Високосному году положено быть тяжелым, так уж повелось, - это, увы, подтвердилось и на сей раз. Сергей Аверинцев, Галина Белая, совсем свежая, декабрьская утрата - Владимир Бибихин... Каждое из этих имен заслуживало бы отдельного разговора, с каждым из них связан определенный сюжет - в жизни и в сознании каждого, вероятно. В этих сюжетах были свои взлеты и падения, свои "горячие точки", периоды увлечения и моменты разочарования... Теперь настало время - каждому и всем вместе - осмыслить эти сюжеты и оценить их значение.

Вряд ли я буду оригинален, если скажу, что главные потери 2004 года в моей системе координат связаны с Парижем. Жак Деррида и Алексей Хвостенко. Но - уместны ли скидки на оригинальность, когда речь идет о необратимом, о смерти?..

Почему-то коробило, когда в печати материалы о смерти Деррида носили заголовки вроде "Последняя деконструкция", а о Хвостенко - "Конь унес любимого". Что-то вроде хрестоматийно бестактной заметки о семье, насмерть отравившейся рыбой: "Рыбки захотелось!" Деррида спешно провозгласили "великим русским философом", а чтобы все поняли, кто именно умер от сердечной недостаточности в одной из московских больниц 30 ноября 2004 года, во сне: "Скончался автор песни "Под небом голубым".

Когда однажды мне понадобилось уточнить французское название первой книги Деррида "Голос и феномен", поисковая система в Интернете выдала мне: La Voix et le ph nom ne.

Прежде чем я успел сообразить, что шрифт на соответствующей странице в Сети не поддерживает диакритических знаков, знаков различения/различания (верно: La voix et le phénomène), успел поразиться: 1967? Деконструкция - да, но неужели уже столь "радикальная"?

Между тем это реальность сегодняшнего дня, тех законов, по которым мы живем и работаем, ищем информацию и "уточняем адреса" своих домыслов.

...Голос и феномен. Возможно, эти две утраты еще отчетливей обозначают начало "некалендарного" двадцать первого века. Слишком обе связаны с веком двадцатым, с его драмами и комедиями.

Голос и феномен. Следует повторить эти слова еще раз и еще.

Голос Хвостенко. Нет, голос Хвоста. Поэт Алексей Хвостенко - литературный, книжный, "книжевный", буквенный. Имя автора на обложке одной из его книг было напечатано так: Алексей Хвостенко. Сей Хвост.

Голос, исполненный иронии - над тем, что произносится, как и над тем, кто произносит. Как и где в этом голосе находят свой "материальный носитель" те кавычки и скобки, которые свидетельствуют о нехватке, о трещине, о недостаточности каждого из слов?.. О его полноте, избыточности? "Самовитости"?

Конь... Конь.

Еще раз, и еще:

Конь. Конь...

Повтор. Повтор прекращенного повтора, по И.П.Смирнову.

Вместе с тем - это голос страдания, едва не на грани агонии.

...Голос младенчества: "...далекие края..." звучат как "...лялекие рая...".

...Голос людоеда? "Мы невинные младенцы - / Двенадцать тысяч дюжин душ, / Чистой истины владельцы - / Мы всегда мололи чушь".

Голос, в самой физической данности которого явлено - что это значит: "Он опыт из лепета лепит и лепет из опыта пьет"... Голос, благодаря которому миллионы услышали один из "простаивающих" (по меткому выражению В.П.Григорьева) шедевров Велимира Хлебникова:

Из мешка
На пол рассыпались вещи.
И я думаю,
Что мир -
Только усмешка,
Что теплится
На устах повешенного.

Голос, который имел право произнести эти слова как впервые; как свои.

Самый образ Хвостенко философичен, сократичен и потому опасен: в нем живет отрицающая, анархическая сила: по(д)вешенность.

Запечатленный образ и запечатленный голос Хвоста, подобно голосам Бродского или Высоцкого, дают нам понять - что значит голос, "феноменологически взятый", речь в "ее трансцендентальной плоти, в дыхании, интенциональном оживлении, которое превращает тело мира в плоть, создает из корпуса плоть, духовную телесность. Феноменологический голос и был этой духовной плотью, что продолжает говорить и быть для себя настоящей - слушать себя - в отсутствии мира" (Ж.Деррида).

Стоит вслушаться еще раз и еще - как артикулирует Хвостенко: "Конь. Конь... Конь".

...Н.И.Харджиев говорил Р.В.Дуганову, что видит мир после конца света и Страшного Суда как полное отсутствие, кромешный мрак; тьма - и в ней звучат лишь Голоса Поэтов...

В конце 80-х тексты Деррида воспринимались как нечто вполне герметическое, непроницаемое: "непонятно-с, но весьма утонченно-с". Что это: "Золы угасшъй прахъ", "Шпоры: стили Ницше"?

Удивительно, как незаметным образом за последние годы мы научились читать, понимать, ценить Деррида. Даже тогда, когда он говорит о Ленине. (Что называет он этим слишком хорошо знакомым нам именем? Что оно значит для него?)

Думается, дело не только в том, что появились хорошие переводы. Скорее в том, что сочинения Деррида обладают всеми признаками самой высокой поэзии: они восхищают - и не оставляют надежды. Чего стоит метафора университетского образования, где человек - жертва, он повис на пуповине, соединяющей чьи-то бубнящие губы с множеством жадно насторожившихся ушей и записывающих рук. Не важно - что и о чем говорится, не важно - что записывается: процесс идет своим ходом... Этот ход привычен и благопристоен, но не следует ждать пощады.

...И само Государство, оно тут как тут - в позе надсмотрщика. И скорбный хор матерей, в муках родивших на белый свет этих младенцев, эти "корабли, отправляющиеся в далекое плавание" (Н.А.Заболоцкий), их незримое присутствие...

Мы научились ценить и эту страшноватую философическую клоунаду, этот великолепный попрек; эту стратегию разоблачения коварства, не менее коварную, чем оно само. Мы понимаем ее не хуже, чем человек Запада, - вероятно, совсем по-другому, но не хуже. Он и в самом деле "наш" - "как будто одна мама нас родила", как говорят у Бабеля... Поэтому когда биографические справки о Деррида обрели некрологическое завершение ("Умер 8 октября 2004 года в Париже") - остро ощутилось, что этого Голоса мы не услышим больше...

Еще утраты. Другой масштаб, другие пространства - но то же ощущение пустоты. Тульский энтузиаст палиндрома и чемпион кроссворда Владимир Рыбинский (31 марта), художник (в 60-х - новосибирский, и об этом здесь еще помнят) Эдуард Гороховский - 30 июня...

* * *

Пять лет назад я получил с оказией весточку из Парижа: листок клетчатой школьной бумаги. Сверху размашисто и, кажется, не очень трезво написано: "В Новосибирск Игорю Лощилову". Наискось, сбоку: "Начато Богатырем, закончено Хвостом".

Когда человек умирает, изменяются не только его портреты, но и рукописи, и письма, и записки. Семиолог сказал бы: меняют семиотический статус. Кажется, возник печальный повод обнародовать принадлежащую перу Алексея Хвостенко приписку. Хвост подхватывает последнюю фразу прозаической эпистолы парижского поэта и художника Михаила Богатырева, взятую тут в угловые скобки.

<...здесь филологическая ловушка...>

А что делать с кормушкой?
Подушкой, сушкой, плошкой?
Мы хлебаем культуру ложкой,
Режем ее здешним (французским)
ножом
А потом...
Отдаемся общему рынку,
Ложимся на спинку
И предаемся сплину...
Такова наша участь -
Часть общей речи! -
С надеждой на встречу! -

Хвост.
Paris.

Приезжайте! Наша
Сибирь доступна
хоть климат в ней
и неподходящий.

Так вышло, что оценить особенности парижского климата мне довелось совсем недавно, в начале ноября 2004-го. Алексей Хвостенко был в это время в Москве. А теперь...

Теперь остался Голос. Голос, "взятый феноменологически".

Новосибирск


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв ( )


Предыдущие публикации:
Никита Покровский, "...Потерявши плачут" /29.12/
Излишне говорить, что Генри Торо, "инспектор ливней и снежных бурь", как он сам себя называл, больше на Уолдене не живет. Сколько ни бродить по берегам озера и окрестным лесам, его не встретить. Человек ушел, родился миф.
Один пишем, два в уме /29.12/
Заканчивается год, который принес немало горьких потерь. Накануне Нового года Русский журнал предложил разным деятелям культуры и науки ответить на один вопрос: какие утраты стали самыми тяжелыми за прошедшие двенадцать месяцев. Вспоминают: Андрей Битов, Сергей Бочаров, Дмитрий Бутрин, Георгий Кнабе, Владимир Успенский и другие.
Ярослав Бутаков, Когда власть работает против себя /29.12/
Падение Порт-Артура сто лет назад стало каплей, переполнившей чашу общественного недоверия к власти. Менее чем через месяц началась первая российская революция.
Геннадий Красухин, Сталин как зеркало /28.12/
Возможно, я не стал бы замечать статьи, подобные "Обычному управленцу", если б её точка зрения не была в последнее время популярной и даже отчасти официальной. Стало быть, кому-то очень хочется, чтобы иные черты диктатора оказались обществом востребованы!
Алексей Чадаев, Она и Он /28.12/
Помаранчевая революция полна скрытых и полускрытых цитат. Гибель министра транспорта Георгия Кирпы в день объявления победы Ющенко - одна из таких.


предыдущая в начало следующая
Игорь Лощилов
Игорь
ЛОЩИЛОВ

Поиск
 
 искать:

архив колонки: