|
||
/ |
Голос и феномен Дата публикации: 29 Декабря 2004 Кончается високосный год. За десять дней до его начала, в декабре 2003-го, поэзия понесла невосполнимую утрату, горечь которой ощущалась весь год: погиб поэт Високосному году положено быть тяжелым, так уж повелось, - это, увы, подтвердилось и на сей раз. Сергей Аверинцев, Галина Белая, совсем свежая, декабрьская Вряд ли я буду оригинален, если скажу, что главные потери 2004 года в моей системе координат связаны с Парижем. Жак Деррида и Алексей Хвостенко. Но - уместны ли скидки на оригинальность, когда речь идет о необратимом, о смерти?.. Почему-то коробило, когда в печати материалы о смерти Деррида носили заголовки вроде " Когда однажды мне понадобилось уточнить французское название первой книги Деррида "Голос и феномен", поисковая система в Интернете выдала мне: La Voix et le ph nom ne. Прежде чем я успел сообразить, что шрифт на соответствующей странице в Сети не поддерживает диакритических знаков, знаков различения/различания (верно: La voix et le phénomène), успел поразиться: 1967? Деконструкция - да, но неужели уже столь "радикальная"? Между тем это реальность сегодняшнего дня, тех законов, по которым мы живем и работаем, ищем информацию и "уточняем адреса" своих домыслов. ...Голос и феномен. Возможно, эти две утраты еще отчетливей обозначают начало "некалендарного" двадцать первого века. Слишком обе связаны с веком двадцатым, с его драмами и комедиями. Голос и феномен. Следует повторить эти слова еще раз и еще. Голос Хвостенко. Нет, голос Хвоста. Поэт Алексей Хвостенко - литературный, книжный, "книжевный", буквенный. Имя автора на обложке одной из его книг было напечатано так: Алексей Хвостенко. Сей Хвост. Голос, исполненный иронии - над тем, что произносится, как и над тем, кто произносит. Как и где в этом голосе находят свой "материальный носитель" те кавычки и скобки, которые свидетельствуют о нехватке, о трещине, о недостаточности каждого из слов?.. О его полноте, избыточности? "Самовитости"? Конь... Конь. Еще раз, и еще: Конь. Конь... Повтор. Повтор прекращенного повтора, по И.П.Смирнову. Вместе с тем - это голос страдания, едва не на грани агонии. ...Голос младенчества: "...далекие края..." звучат как "...лялекие рая...". ...Голос людоеда? "Мы невинные младенцы - / Двенадцать тысяч дюжин душ, / Чистой истины владельцы - / Мы всегда мололи чушь". Голос, в самой физической данности которого явлено - что это значит: "Он опыт из лепета лепит и лепет из опыта пьет"... Голос, благодаря которому миллионы услышали один из "простаивающих" (по меткому выражению В.П.Григорьева) шедевров Велимира Хлебникова: Из мешка Голос, который имел право произнести эти слова как впервые; как свои. Самый образ Хвостенко философичен, сократичен и потому опасен: в нем живет отрицающая, анархическая сила: по(д)вешенность. Запечатленный образ и запечатленный голос Хвоста, подобно голосам Бродского или Высоцкого, дают нам понять - что значит голос, "феноменологически взятый", речь в "ее трансцендентальной плоти, в дыхании, интенциональном оживлении, которое превращает тело мира в плоть, создает из корпуса плоть, духовную телесность. Феноменологический голос и был этой духовной плотью, что продолжает говорить и быть для себя настоящей - слушать себя - в отсутствии мира" (Ж.Деррида). Стоит вслушаться еще раз и еще - как артикулирует Хвостенко: "Конь. Конь... Конь". ...Н.И.Харджиев говорил Р.В.Дуганову, что видит мир после конца света и Страшного Суда как полное отсутствие, кромешный мрак; тьма - и в ней звучат лишь Голоса Поэтов... В конце 80-х тексты Деррида воспринимались как нечто вполне герметическое, непроницаемое: "непонятно-с, но весьма утонченно-с". Что это: "Золы угасшъй прахъ", "Шпоры: стили Ницше"? Удивительно, как незаметным образом за последние годы мы научились читать, понимать, ценить Деррида. Даже тогда, когда он говорит о Ленине. (Что называет он этим слишком хорошо знакомым нам именем? Что оно значит для него?) Думается, дело не только в том, что появились хорошие переводы. Скорее в том, что сочинения Деррида обладают всеми признаками самой высокой поэзии: они восхищают - и не оставляют надежды. Чего стоит метафора университетского образования, где человек - жертва, он повис на пуповине, соединяющей чьи-то бубнящие губы с множеством жадно насторожившихся ушей и записывающих рук. Не важно - что и о чем говорится, не важно - что записывается: процесс идет своим ходом... Этот ход привычен и благопристоен, но не следует ждать пощады. ...И само Государство, оно тут как тут - в позе надсмотрщика. И скорбный хор матерей, в муках родивших на белый свет этих младенцев, эти "корабли, отправляющиеся в далекое плавание" (Н.А.Заболоцкий), их незримое присутствие... Мы научились ценить и эту страшноватую философическую клоунаду, этот великолепный попрек; эту стратегию разоблачения коварства, не менее коварную, чем оно само. Мы понимаем ее не хуже, чем человек Запада, - вероятно, совсем по-другому, но не хуже. Он и в самом деле "наш" - "как будто одна мама нас родила", как говорят у Бабеля... Поэтому когда биографические справки о Деррида обрели некрологическое завершение ("Умер 8 октября 2004 года в Париже") - остро ощутилось, что этого Голоса мы не услышим больше... Еще утраты. Другой масштаб, другие пространства - но то же ощущение пустоты. Тульский энтузиаст палиндрома и чемпион кроссворда Владимир Рыбинский (31 марта), художник (в 60-х - новосибирский, и об этом здесь еще помнят) Эдуард Гороховский - 30 июня... Пять лет назад я получил с оказией весточку из Парижа: листок клетчатой школьной бумаги. Сверху размашисто и, кажется, не очень трезво написано: "В Новосибирск Игорю Лощилову". Наискось, сбоку: "Начато Богатырем, закончено Хвостом". Когда человек умирает, изменяются не только его портреты, но и рукописи, и письма, и записки. Семиолог сказал бы: меняют семиотический статус. Кажется, возник печальный повод обнародовать принадлежащую перу Алексея Хвостенко приписку. Хвост подхватывает последнюю фразу прозаической эпистолы парижского поэта и художника Михаила Богатырева, взятую тут в угловые скобки. <...здесь филологическая ловушка...> Так вышло, что оценить особенности парижского климата мне довелось совсем недавно, в начале ноября 2004-го. Алексей Хвостенко был в это время в Москве. А теперь... Теперь остался Голос. Голос, "взятый феноменологически".
|
|
|
||