Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Сеть | Периодика | Литература | Кино | Выставки | Музыка | Театр | Образование | Оппозиция | Идеологии | Медиа: Россия | Юстиция и право | Политическая мысль
/ Обзоры / < Вы здесь
"...Потерявши плачут"
Дата публикации:  29 Декабря 2004

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

I have lived for the last month with the sense of having suffered a vast and indefinite loss. I did not know at first what ailed. At last it occurred to me that what I had lost was a country.
Henry David Thoreau. Slavery in Massachusetts (1854)

Перефразируя русского классика, можно сказать, что не только победу от поражения, но и приобретение от потери нам не дано различать. Лишь потом и, чаще всего, не скоро приходит осознание истинного смысла происшедшего.

Потеря года Первая

...Летом 2004-го довелось мне принять участие в VII Фулбрайтовской гуманитарной летней школе "Ценности, каноны, цены: текст как средство культурного обмена" - семинаре, посвященном дискурсным штудиям. Пригласили меня выступить с "нарративом" о Генри Торо, почему, собственно говоря, я и согласился участвовать, ибо и по сей день остаюсь единственным персонажем в этой стране, удосужившимся написать книги о великом американце. Никаких вводных указаний я не получал, просто "рассказать что-нибудь в современном ключе о Торо" и все. Сказано - сделано.

Местопребывание этого семинара оказалось интересным. Окраины Тимирязевского парка. Комплекс некоего медицинского реабилитационного центра бывшего Управделами ЦК КПСС, сохранившийся по сей день в практически нетронутом виде. Приснопамятная эпоха Брежнева читалась во всем, струилась по стенам, и в этом был особый "гитик". Декорация дополнялась и исполнителями. Семинар шел уже несколько дней, и слушатели выглядели изрядно помятыми - словно тени, они беззвучно и вяло бродили под цековскими фикусами и раскидистыми нефролеписами1, пили на кофе-брейках жидкий чай в пакетиках и растворимый кофе, заедая все это не слишком многочисленным жестким печением также из эпохи Брежнева.

Как сейчас понимаю, пригласили меня специально, чтобы устроить провокацию и пробудить семинар от спячки. Так и получилось. Так сказать, ритуальное жертвоприношение животного во имя торжества дискурсного анализа текста.

...Сначала я показал слушателям изрядное количество собственных любительских слайдов Уолденского пруда и Конкорда, сделанных в течение целого ряда лет и многих поездок в те края. Полагал я наивно, что было бы не грех воссоздать физическую и природную среду, дабы разговор получился не абстрактный, а согретый теплом исторической реальности. Но молодые слушатели никоим образом на это не отреагировали и мрачно отмалчивались, словно вчера все они возвратились из Конкорда и все прекрасно знают и без моих нелепых фоток. Догадался я, что визуальное воображение у них на нуле. Это случается с людьми, занятыми исключительно письменными текстами. Они мало что видят вокруг, кроме букв. Взгляд их всегда направлен внутрь себя. А что там? Бог весть...

Вторым номером шел мой тезис о том, что многие, если не все этические и политические доктрины Торо в наши дня потеряли значительной потенциал своей прежней и еще совсем недавней привлекательности. Мир, прошедший через распад советской империи и кризис 11 сентября, вошел в эпоху постглобализации c присущей ей силой тотальной виртуализации всего и вся. Уолденский пруд превратился в чистой воды симулякр, гражданское неповиновение в условиях общества потребления потеряло всякий смысл, природа стала объектом туризма и цифровой фотографии. Уолден сейчас даже теоретически нельзя рассматривать в качестве ниши. Все двери уединенности вскрыты, и стены разрушены глобализацией. Убежать-то некуда. Абсолютно. Разве это не вопрос?

На экране я демонстрировал цитаты из Торо и словно взвешивал их на предмет адекватности нашим дням. И получалось в моей интерпретации, что не очень-то они адекватны ни с одной из сторон. Хотелось это обсудить. А вдруг я неправ? А вдруг я - о ужас! - как раз прав? И вообще, что происходит с классикой? Не есть ли наша эпоха конец всяческой классики как таковой?

Слушатели оживились. Но совершенно по иному поводу. Оказывается, я не то говорил вообще. Понять это можно было из их реплик и вопросов о чем-то совсем ином. Принялись они меня критиковать, что, мол, я имею кретинизм говорить о чем-то объективном (политической и социальной реальности), а не раскрываю "текст", не нахожу его внутренние рефлексии, не анализирую борьбу автора с текстом и не создаю этот самый эзотерический дискурс. (Это была сущая истина.) "Смыслонаделение" у меня не то. Спорить со слушателями было скучно и не интересно. Языки наши были различны. Кроме того, несмотря на молодой возраст, они находили какое-то особое удовольствие в самосфокусированной иноекции, герметизируя себя при этом и в цековском реабилитационном (!) центре, фикусах и нефролеписах, дискурсах и нарративах, в собственной исключительности и в ощущении персональной значительности. Как я понял, величайшим прегрешением в их глазах была сама постановка вопроса о том, что происходит в мире за пределами Тимирязевского парка, и отказ говорить на их языке.

Примечательно и то, что никто из вопрошавших меня не обнаружил даже отдаленного знания текста самого классика. С их стороны это была попытка рефлектировать по поводу моего выступления безо всякого знания предмета. Поэтому что "говорить, когда не о чем говорить". Или запрограммированная вторичность любого дискурса и есть тот самый "гитик"? Или поточное словотворчество по поводу текста без чтения самого текста и есть то самое, что надо?

Теперь вот мучаюсь вопросом: и это современная филология? Или ее осколок?

Родилось одно соображение. Гуманитарные науки в американских и российских университетах находятся в непростой ситуации. Усилился прессинг со стороны внешнего мира. Их сильно потеснило коммерциализированное знание. Возникло понятие Humanities, Inc., которое, естественно, не всем нравится. В ответ на это некоторые гуманитарии-эзотерики ушли в катакомбы. В одной из них, "дискурсной", я и побывал.

Быть может, это был просто неудачный научный семинар? Или мое не самое лучшее выступление? В равной степени возможно и то, и другое. Но кажется мне, дело в другом. Неопределенная утрата смысла общегуманитарного дискурса, столь характерного прежде для русской культуры, в ушедшем году сполна обозначила себя.

Культура наша словно окончательно и бесповоротно зависла в некоем срединном положении. И укрепила себя в этом межеумочном состоянии. Она уже имеет мало общего с традициями прошлого, это имитационный "симулякр" ("Пушкин наше все", "умом Россию не понять", "красота мир спасет", "любите искусство в себе, а не себя в искусстве", "сбросить Пушкина с парохода современности", "поэт в России больше, чем поэт" и т.д.) - и в этом смысле она вполне оторвалась от своих исторических корней, что бы ни говорили радетели старины. Но и рационально-рыночной, интеллектуалистской она не стала и едва ли станет. Нет достаточной пассионарности, целеустремленности. И потому расширяется пустота, нарастает культурный вакуум from within, ничем не заполняемый, но вбирающий в себя самые различные формы деятельности и поверхностного активизма. Еще одна черная дыра Вселенной?

Потеря года Вторая

...И опять Уолден. На этот раз не в виде дискуссии на семинаре в Москве, а в реальности. Конкорд, штат Массачусетс.

Много раз мне приходилось бывать здесь в разном качестве, в различном состоянии души и тела (аспирант, стажер, временный житель Конкорда, гость Общества Генри Торо, Фулбрайтовский профессор). Теперь вот гость и участник юбилейной сессии, посвященной 150-летию публикации "Уолдена, или Жизни в лесу".

Организовано все было с блеском.

Сессия открылась трогательным марафоном-эстафетой длиной в 12 часов. Всем желающим участникам было предложено начиная с 6 утра, абзац за абзацем, поочередно читать вслух с звукоусилением по всей окрестности "Уолден, или Жизнь в лесу". Происходило все это на берегу Уолдена. Менялось время суток, солнце уступало место дождю, озеро играло всеми возможными красками. Живое слайд-шоу в великих традициях кодаковской фотографии. Лучше не придумать. И символика, и эстетика, и общественное мероприятие, и чистый воздух. Замечательная комбинация.

Чувство великолепной организованности и продуманности всего многодневного действа в целом не оставляло меня ни на минуту. Это называется "логистика". Куда двигать массы гостей и участников, как их развлекать и чем их занимать, как сочетать сугубо академические сессии с трогательным "утеплением" в виде экскурсий и прогулок, как кормить всю эту братию - то в виде "завтрака на траве", то более формально, как организовать книжную ярмарку и заставить самих авторов рекламировать свою книжную продукцию. И.т.д и т.п.

За последние пятнадцать лет, живя в "новой" России, я несколько отвык от юбилейных сессий былых советских времен - этих ритуальных славословий по принципу "N наше все". Но давно ушедшая советская реальность перехватила меня с другого направления. Пришлось вспоминать хорошо забытое старое, теперь, правда, в формате "Генри Торо - наше все".

Дух политической корректности, уважения к прошлому США, если угодно, "американской идеи", господствовали во всех выступлениях. Бронзовый порошок немеркнущей славы покрывал Торо герметичной пленкой. Национальная гордость, "его читает весь мир (и в России тоже)", предвозвестник экологии, совесть нации... Иногда тон начинали задавать деконструктивисты и текстологи, углублявшиеся в себя с помощью Торо. И это было. Иногда громко звучал голос местных природоохранных групп и любителей истории Конкорда.

Только на одном круглом столе поднялся молодой человек, представившейся как экскурсовод из городского музея, постоянно проводящий группы школьников к Уолдену. "Уолден закончился, - сказал он. - Старшеклассники не могут понять, ради чего Торо, Эмерсон и все эти трансценденталисты жили на свете и мучались совестью. Теперь это совсем другой мир. И люди в нем другие". Но экскурсовода быстро посадили на место. Тема у него была не юбилейная.

Уолден уже давно стал коммерческой точкой и приближается к статусу тематического парка (theme park), своего рода Диснейленда на Уолдене, в котором исторические персонажи играют заданные роли в заданных обстоятельствах и декорациях, включая заново сфабрикованный дощатый домик Торо, а также периодически фабрикуемых исполнителей роли Торо, одетых в его костюм и комментирующих современную политику США от лица воображаемого Торо.

Разумеется, здесь же открылся и славно выглядящий книжный магазин, он же - сувенирная лавка, укомплектованная любыми видами печатной продукции по поводу Торо.

При этом главная проблема, которую решают местные власти, - это как размещать парковки. "No parking", "No parking anytime", "Don't even think about parking" - таковы символические послания, исходящие теперь от Уолдена. Стараются и местные жители, чьи дома также обороняются от автолюбителей - "No Walden parking".

Известный американский музыкант, руководитель группы The Eagles Дон Хенли еще несколько лет назад собрал более 80 млн. долларов и выкупил земли вокруг Уолдена, дабы оградить их от застройки и разрушения. Проект был увенчан строительством Института Торо - монументального офисного здания, библиотеки и депозитария всех документов Торо. Впечатление о некоем сходстве (впрочем, очень символическом) с мавзолеем на Красной площади в Москве не оставляло меня. Ну что ж, развитие мифа имеет свои каноны, будь то в Москве или Конкорде.

Во всем этом есть свой смысл и своя разумность. Кто же будет с этим спорить? Отдельные фрагменты, как мозаика, складываются в общую картину. (Правда, Джордж Рицер называет эту сверхрациональность иррациональной, ибо на "выходе" мы получаем симулякр, имеющий мало общего с исходным феноменом. Ради чего все начиналось? Этого уже не помнит никто.

Наверное, излишне говорить, что Генри Торо, "инспектор ливней и снежных бурь", как он сам себя называл, больше на Уолдене не живет. Сколько ни бродить по берегам озера и окрестным лесам, его не встретить. Человек ушел, родился миф.

Так получилось, что и вторая потеря в уходящем году была связана с очевидным (воз)рождением мифа.

Уолден проследовал в гиперреальность, и его с нами здесь больше нет.

Примечания:

Вернуться1 Нефролепис - сорт комнатного папоротника, особенно почитаемый в Москве в бюрократических интерьерах (бухгалтериях, например).


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Один пишем, два в уме /29.12/
Заканчивается год, который принес немало горьких потерь. Накануне Нового года Русский журнал предложил разным деятелям культуры и науки ответить на один вопрос: какие утраты стали самыми тяжелыми за прошедшие двенадцать месяцев. Вспоминают: Андрей Битов, Сергей Бочаров, Дмитрий Бутрин, Георгий Кнабе, Владимир Успенский и другие.
Ярослав Бутаков, Когда власть работает против себя /29.12/
Падение Порт-Артура сто лет назад стало каплей, переполнившей чашу общественного недоверия к власти. Менее чем через месяц началась первая российская революция.
Геннадий Красухин, Сталин как зеркало /28.12/
Возможно, я не стал бы замечать статьи, подобные "Обычному управленцу", если б её точка зрения не была в последнее время популярной и даже отчасти официальной. Стало быть, кому-то очень хочется, чтобы иные черты диктатора оказались обществом востребованы!
Алексей Чадаев, Она и Он /28.12/
Помаранчевая революция полна скрытых и полускрытых цитат. Гибель министра транспорта Георгия Кирпы в день объявления победы Ющенко - одна из таких.
Андрей Дмитриев, Не впадая в уныние /27.12/
Понятно, именно букеровский сюжет занимал меня более всего. В основном этот сюжет отразил самые заметные литературные события года.


предыдущая в начало следующая
Никита Покровский
Никита
ПОКРОВСКИЙ
nikita@theo.soc.msu.su

Поиск
 
 искать:

архив колонки: