Постоянный автор РЖ философ Никита Гараджа последователен. Раздраконив по очереди бедное философское сообщество России, псевдодемократичную буржуазную избирательную систему и многое другое, Гараджа добрался до популярного этического предмета - до толерантности¹.

И ведь правильно! То, что в отечественном гуманитарном сообществе распространяется под лозунгом "толерантности", часто вызывает неприятное ощущение злобной затхлости. Но не в самой придуманной англоязычными культурными критиками "политкорректности" дело. А в том, почему и как она вдруг начинает обсуждаться.

Вообще, критиковать идею, ссылаясь для примера на случаи ее плохой реализации - смотрите, мол, к чему это приводит, - просто и приятно. И дело не в мертворожденности программ внедрения толерантности в российском социуме. И даже дело не в самом Гарадже, как бы витиевато он ни писал, а в том не одному ему свойственном характерном подходе к современности и ее философским проблемам, который этим его текстом выражен². Эта его статья -пример. Exempi discimus. Рассмотрим этот текст, чтоб получше уловить эту манеру думанья.

Я уже однажды уже писал в манифесте "Наша Русская философия", что отечественной философской мысли почему-то свойственны: 1) "бердяевский синдром" - фетишизация собственного естественного стремления что-то понять и сразу же, как получится, рассказать об этом другим, 2) "александрийский соблазн" - любительское кокетничание с теологией, с религией вообще и с православием в особенности, 3) "комплекс интересности" - упование на то, что по праву некоего первородства наше лучше всего, а если "иные прочие" наших знать не хотят, то "им" же и хуже. Все это мы в данном экземплярном тексте и имеем.

Российская философия пребывает в странном, межеумочном состоянии. Некрепкие ряды отечественных гуманитариев-философов полнятся задиристой молодежью. Молодежь эта любит философию. Молодежь эта стремится к общению с философами же. Для общения нужна тема. Поэтому увлеченной своим делом публике надо с кем-то схватиться! Конфликт придает живость всякому интеллектуальному общению!

Но в России жутко не хватает действительных философских школ, традиций, движений, и поэтому негде обрести интеллектуальных противников. С кем спорить, против кого "дружить?" Не считать же помянутых Гараджей академиков Степина и Гусейнова, при личном к ним уважении, действительными оппонентами! При потреблении текстов "тамошних" интеллектуальных законодателей мод теперь ценятся более всего, пожалуй, уже не сама тематика, не содержание (ничего там такого особенного нет), а ощущение. Ощущение серьезной схватки за внимание. За возможность сказать и быть услышанным.

Не имея в своем Отечестве оппонентов - со старшим поколением спорить скучно и не о чем (не за что), друг с другом общаться так и не научились³ - философствующая публика перебирает "тамошние", долетевшие до нас, с еще не выветрившимся запахом пороха темы и проблемы. Это - настоящее! И оказывается, что, как бы не пыжилась своей особенной русскостью некоторая часть национального философского сообщества, предмет игры (темы обсуждений) и правила (стиль работ, приличествующие ссылки и эта особая узнаваемая интонация увлеченности и одновременно иронического недоверия) уже заданы. И в этих пределах можно, конечно, играть в завсегдатаев монмартрских кафе, ощущая при этом некоторое превосходство над ними, над бездуховным Западом. Но это - не ресентимент, как предполагает тот же Гараджа, это только все то же догоняющее развитие.

Кстати, у нас ведь много собственного материала для рефлексий и концептуализаций. Россия очень интересная страна.

Вот например, тема, напрямую связанная с "толерантностью".

Без всякого участия радикальных философов, и культурных критиков, Россия стала одной из немногих, а может быть, и единственной страной победившей сексуальной революции. Так можно говорить именно потому, что здесь как нигде бессмысленны призывы к сексуальной революции. И поэтому, когда Гараджа ворчит, что "толерантности требуют геи и лесбиянки, наркоманы и педофилы, насильники и маньяки..". - он явно описывает ситуацию не в России, а где-то еще. И проблема эта - не наша, а чья-то еще. Потому что геи и лесбиянки для нас - такие же персонажи массовой мифологии, как призраки, маньяки и чеченские террористы. Все о них знают, но мало кто их видел. И совершенно не потому, что "геи и лесбиянки" в России загнаны в подполье, репрессированы нетолерантным отношением. А потому, что, с одной стороны, какая-то часть населения всегда предавалась, и теперь предается гомосексуальным утехам в частном порядке, безо всякого, так сказать, позиционирования своего неотъемлемого права на это в публичном пространстве. А с другой стороны, пристрастие к однополой любви (равно как и к экзотическим "ускорителям") среди "золотой молодежи" крупных городов настолько никакого отношения к жизненным проблемам большинства населения России не имеет, что иначе чем как иллюстрация к старой теме "богатые тоже плачут" и не воспринимается. Так это где и от кого требуют толерантного отношения к себе эти геи и педофилы?

Если бы подобные изыскания в жанре "культурной критики" (увы, тридцатилетней давности) были только индивидуальными, экзерсисами "лишних людей" - философов (недаром названных С. Чернышевым "идиотами"), то можно было бы не рассматривать их как тенденцию. Однако мы, видимо, имеем тут именно тенденцию.

Есть у этой тенденции подтекст. Философами философам, а равно и не-философам предлагается решать чужие проблемы. И эта тенденция вполне соответствует духу нашего времени.

Дух этого времени явно склоняется к тому, что множество мелких повседневных проблем надо бы заменить, наконец, одной большой проблемой в виде какого-нибудь проекта. В смысле борьбы с каким-нибудь внешним врагом. И террористы - не лучшая, поскольку малоконкретная, мишень. А вот боротьба со всем миром за "сущностно, истинно русский глобус" (выражение Гараджи, см. в тексте) - куда привлекательнее. Давний истовый проповедник этой боротьбы А. Г. Дугин укоренился в истеблишменте. Америку, а с ней и Европу (при том, что далеко не все способны концептуализировать отличие первой от второй) теперь принято не любить. Лозунги, ведущие свое происхождение от РНЕ, подняты на щит.

И российское наше философское сообщество в смысле выхода на международную арену есть модель нашей же российской внешней политики. В какую-либо серьезную драку умело влезть - ни зубов, ни умения. Но поклацать зубами на чужие пугала - вполне можно.

В чем же конкретно в данном гараджианском случае состоит это клацанье?

В том, что читатель обнаруживает, во-первых, что толерантность, "как и весь гуманизм современного извода,.. агрессивна и кичлива, уродлива и безжалостна".

Это надо так понимать, что есть разные гуманизмы. Толерантность (она же -терпимость) прочно связана с одним из них. А еще есть другой - не кичливый и не уродливый. Это гуманизм несовременного извода, так сказать, первичный (или "нутряной"). Автор прямо не объявляет себя его приверженцем - но иначе-то из-за чего бы огород городить⁴?

Затем следует стандартная заявка о том, что "толерантность" - метка, которой либералы отличают своих от чужих, чтобы иметь оправдание (это -не очевидно) своего стремления этих "чужих" загнобить. Об этом можно не мало интересного узнать у Жижека и Агамбена. И много куда менее интересного - у англоязычных деконструктивистов, кстати, попритихших после 11 сентября. Идем дальше.

Оказывается, при толерантности "все то, что по ту сторону ценностей либерального сознания - вне сферы культурного и человечного. А потому не обладает самостоятельной значимостью и подлежит тотальному искоренению".

Этот аналитический вывод - развитие первого тезиса. Затем следует антитезис: оказывается, толерантность есть ценностное выражение плюрализма (это и так понятно), а плюрализм сам основан на релятивизме и возможности представлять различные ценностные системы как равноправные (или равномощные). Стало быть, именно что признавать их самостоятельную значимость. Далее оказывается, что все это напрямую связано с секуляризацией (здесь прямой поклон консервативным революционерам) и еще - с кантовским категорическим императивом. Посмеиваясь над модальностями русского перевода, Гараджа ловит Канта за руку: а ну-ка, без всяких там автономий субъекта! Здесь он опирается на о. Павла Флоренского. Но Отец Павел - священник. А в текст Никиты Гараджи, вообще-то не подписавшегося быть религиозным философом, теологическое рассуждение встроено по принципу "все, что хорошо сказано - все мое"⁵.

Парадокс: толерантность требует признания самостоятельной значимости "чего-то" (поскольку в этом -плюрализм), однако толерантность не признает самостоятельной значимости этого чего-то (это следует из первого тезиса, и читатель-то помнит, что и кто должен иметь самостоятельное ценностное значение: наркоманы и педофилы). Это противоречие Гараджа разрешает просто: дескать, признается все, но - в рамках либерального сознания! Терпимость только к терпимым! К нетерпимым -нетерпимость! И так он приходит к своему основному выводу: толерантность - нетолерантна.

Эти "наркоманы и педофилы" представляются книжникам-интеллектуалам этакими экзотами, которые вносят разнообразие в серые будни, которых надо изучать и т.д. Когда эти же наркоманы, допустим, ни с того ни с сего запинают философа в его же подъезде, это что же, внесет дополнительную краску в его жизненный мир? Как правило, в онтологии молодого философа есть - отдельно - некие эстетически любопытные наркоманы, о которых он читал у Берроуза и с лучшими из которых иногда, предположим, он любит попить под электрогитару водочку, и отдельно - "эмпирическая" деклассированная публика, с которой контактировать омерзительно и просто опасно. Вот эти первые - хороши и интересны, а существование вторых можно просто игнорировать. Точно так же в сознании многих, видимо, наличествует романтическая война, Война как концепт, предполагающий героизм и титанизм, и отдельно от нее - реальные побоища с грязью, кровью и калом. И так далее. Разделяя мир на интересное (и зовущее к трансценденции) и прочее, не заслуживающее внимания, философ ухитряется рассуждать о бытии, о свободе и т. п., как будто речь идет не о том, что может касаться лично его, а как бы созерцая жизнь хоббитов. Что же это, если не рессентимент?

Вернемся к Гарадже. Далее по тексту оказывается, что
чтобы претендовать на терпимое к себе отношение, человек должен перестать быть или перестать претендовать на бытие.

Ergo, чтобы претендовать на бытие, человек должен претендовать на нетерпимое к себе отношение. Кого любят, к тому нетолерантны. Кого терпят, того не любят.

Требование толерантного отношения к другому человеку с его особыми, непохожими на мои представлениями и чуждым мне образом жизни - это запрет приписывать последним предикат бытия, требование небытия другого человека как существа духовного и личностного.

Этому противопоставлена простая дихотомия джунглей: либо ты можешь в морду дать (и тогда твой онтологический статус очевиден), либо тебя нет.

Изобразив толерантность как некую трубу, из которой только лишь два выхода (либо-либо), Гараджа обнаруживает, что
...не на любви к ближнему зиждется толерантность, а на ненависти к нему.

Ну, проклятый рессентимент виноват! Итак: терпимость это ненависть, ergo нетерпимость это любовь, а "мир это война", и так далее.

Такова лицемерная сущность этики долга.
О каковой можно справиться еще у Шиллера и компании.

Послав к черту закон исключенного третьего, можно логически доказать все что угодно. Просто потому, что "из лжи следует все, что угодно", приняв, что дважды два - сорок пять, можно многое напридумать. И Гараджа таки и делает; а именно, делает два конкретных вывода.

Во-первых, ему сразу же становится понятна сущность современной идеологии...
Но здесь начинает уже откровенная игра словами. Скажем, заявив о "невозможности толерантной этики ненасилия", Гараджа зря делает большие глаза, поскольку сам же выше обосновал, что толерантость - понятие из секулярного либерализма, а ненасилие - достояние религиозных этик, а что коня и трепетную лань в одну упряжку запрягать непродуктивно - это вполне очевидно.

"Принцип плюрализма несет в себе самую изощренную форму тоталитаризма". Это выделено автором. А дело в том, что
..."Классический" тоталитаризм, при всей своей ущербности, все же делал возможным инакомыслие как акт личной ответственности, организуя социальное пространство вокруг защищаемых им норм. Тоталитаризм же плюралистический, наложив табу на норму как таковую, уничтожил вместе с ним и саму возможность сущностной инаковости. Различия между людьми просто перестали быть предметом дискуссии - став охраняемой заповедной зоной, доступ в которую смертельно опасен.

Кажется, что для автора этих слов тоталитаризм - это такой эстетически интересный строй, при котором превозмогающие хтонический мрак герои утверждают доподлинную истину в полуночных странах, а в катакомбы, в которых эти мученики истины скрываются, как Марат, стекаются юноши бледные со взором горящим, чтобы им внимать. Такая жизнеутверждающая картинка не просто не отвечает тому, что мы знаем об истории т. н. тоталитарных государств. Она нерефлексивна. В принципе, в катакомбы от хорошей жизни не уходят. Почему бы Гарадже не стать радикально иным прямо вот сейчас, а не ждать для этого концлагерей, массовых расстрелов и прочей тоталитарной атрибутики? Не становится. Скучно, хлопотно, да и юноши бледные вряд ли начнут стекаться. Или ему надо за идею пострадать? А в обществе взаимной терпимости страдание не так инетересно?

Проблема толерантности/терпимости в том, что
...ничего определенного, окончательного, доподлинно истинного нет.

Казалось бы, зачем обобщать? Может быть, что-нибудь окончательное-то и есть? Сделав такое заявление, наш философ должен пойти дальше, заявив не просто, что окончательное и доподлинно истинное есть (это - тривиальное заявление), но что он - знает, в чем состоит это нечто доподлинно истинное. Возможно, у него, как кандидата философских наук, есть особые основания претендовать на привилегированный доступ к истине. Вероятно, ему как носителю "русскости", "доподлинно истинное" открывается каким-то особым образом. Лично я, правнук сибирского крестьянина-середняка и уральского рабочего-ткача, не нахожу оснований на это претендовать. И сознательно об этом заверяю: а почему же это я должен верить Гарадже?

Откуда у него такое особое знание особенностей русской цивилизации?

Традиционное для отечественных мыслителей "достоевское" противопоставление "истины" - которая безлична и всеобща, а поэтому имеет отношение к "гуманизму современного извода" - и "правды", которая одна-единственная на всех, перед которой любая индивидуальность (субъективность) просто меркнет, позволяет приписать себе, носителю правды (которая, во отличие от "истины", всегда "чья-то", и именно -того, кто заявляет о своей правде) - некие особые права и возможности. У кого правда, то и прав - и может многое себе позволить.

Например, отличать, как это делает Гараджа, "целостность от нецелостности". И называть врагов. Ради называния врагов, подозреваю, все эти рассуждения и проводятся. Называть врагов -дело идеологов, а не философов. Но философы часто хотят стать идеологами.

И вот, начав с Канта и либерализма вообще, Гараджа заканчивает квазиимперскими призывами, причем "имперскость" здесь не в чубайсовском смысле, а во вполне традиционном. Это рейх и фатерлянд. Дело в том, что - и вот ради этого весь огород-то и загорожен, - что
...требование толерантности попросту несовместимо с существованием русской цивилизации, ценностным основанием которой является правда - причем такая, которая может быть только одна на всех. И, значит, язык "толерантности" - это язык врага.

Итак, взявшись крушить чужих врагов, (тема толерантности, как сказано выше - тема заемная) наш философ постепенно выясняет своих собственных врагов. Разговаривать о "правде", не полагая, что эту "правду" знаешь - не очень интересно. Другое дело, когда знаешь эту правду. Так что Гараджа - на коне.
"Правда одна на всех".

Седлайте коней, господа, либералов рубать!

Истина является условием свободы, но не свобода - условием истины. В этой связи, какой еще тоталитаризм может быть подлее либерального?

Вот кто упрятался за "толерантностью" и напугал Гараджу. "Либеральный тоталитаризм" - любимая забава западных интеллектуалов, такой призрак, который можно увидеть где угодно, а следы его - так и вовсе в любом объекте; и который поэтому так же вездесущ (освободитель умов Умберто Эко употреблял выражение "вечный фашизм"), как "жидомасонский заговор", "благотворное влияние космических учителей" и т. п. мифологические силы. Чувствовать себя спасителем человечества или как минимум - пророком своей особой цивилизации, сокрушая мифических врагов - чем не достойный удел?

Таково мироощущение не худшей части российского философского сообщества.

Предлагаю всех философов, занятых борьбой с подобными чудищами, обязать заниматься боксом. Для обогащения их теорий практикой. А чтоб поменьше думали о проблемах педофилов, не показывать им программу "Окна".
.
Кстати, P.S.:
Важно многим создать удобства
(Это можно найти у Гоббса)
Чистка - грязная процедура.
Не принято плясать на могиле.
Создать изобилие в тесном мире -
это по-христиански. Или:
В этом и состоит Культура.
И. А. Бродский

Примечания:

¹ Гараджа Н. Толерантность: принцип тоталитарного плюрализма // http://www.russ.ru/culture/20041214_names.html

² Который я прямо бы охарактеризовал как инфантильный фашизоидный эстетизм.

³ Вероятно, просто потому, что мало еще в России способных интеллектуально постоять за себя, настоящих буйных философов, спорить -то и не с кем...

⁴ Может оказаться, что и "не зачем": автору понравилась некая мысль, "он ее думает". Бердяевский синдром!

⁵ Конечно, плох тот в доску русский философ, кто не сослался на Флоренского и Франка. Александрийский соблазн!