1. Письмо участникам заседания "круглого стола"
фонда "Единство во имя России"¹

08.02.2005 г.

Вероятно, не все знают, что информационным поводом к организации доклада на тему "Как повысить капитализацию России" стала серия статей в заключительных номерах "Эксперта" за прошедший год. Они доступны в Интернете по данному адресу.

Конечно, наивно надеяться на то, что участники заседания захотят и смогут найти время, чтобы ознакомиться с ними заранее. Но разговор на такую сложную тему (да еще под эпатажным названием) может увязнуть в недоразумениях, так и не начавшись. Эта предваряющая его записка - рискованная попытка снизить риск, разумно ограничить поле недоразумений.

Как же повысить капитализацию России? Название, кстати, придумано не мной, в нем заложена доля постмодернового стеба, - впрочем, на фоне небылицы об "удвоении ВВП" более чем скромная. Готов принять это название, но тогда отплачу той же монетой и с наивной серьезностью отнесусь к идее партии "Единая Россия".

1.

Вопрос о том, как повысить капитализацию России, может вполне трактоваться как реинкарнация вечного русского вопроса, состоящего из двух частей: "кто виноват?" и "что делать?" Он подразумевает, во-первых, поиск ответа, кто же этот злодей-масон, который понизил капитализацию отечества, и, во-вторых, как положить предел козням, тем самым ее обратно возвысив. Поскольку эта логика до сих пор неизменно приводила в тупик, я бы рискнул двигаться по-иному.

Прежде чем что-то повышать или понижать, желательно договориться о том, что это такое. Что за штука, капитализация, и как, собственно, ее можно изменить?

Потом, на втором шаге, надо понять, применима ли вообще заморская парадигма капитализации к России, или они несоотносимы. Тогда это некоторая метафора, а метафорами заниматься не хотелось бы.

Третий вопрос: а кто такие эти "мы", вопросом подразумеваемые? Предположим, решили, что капитализация - хорошая вещь, договорились, что ее надо повышать и что это применимо к России. Но существует ли тот, кто будет этим заниматься? Это великий вопрос о субъекте. Есть такая партия?

И лишь когда выяснится, как именно мы действуем и зачем, в чем это выражается по отношению к России и кто субъект деятельности, тогда уже этот субъект и явится интересантом по вопросу о том, как это сделать "технологически". Поэтому перед тем, как отвечать на титульный вопрос, попробуем задать и быстренько снабдить ответами молчаливо игнорируемые подвопросы.

2.

Чтобы говорить о "единстве" и "капитализации", нужен какой-то язык, но понятийно мы не обеспечены. Слово "капитализация" провоцирует на то, чтобы использовать язык, в котором есть понятия "капитализм", "капитал". Но нет единой западной науки, которая бы использовала слова "капитал" и "капитализация" как строгие термины. Есть практика менеджмента, в которой капитализация с прилагательным "рыночная" означает конкретную вещь. И тогда "как повысить капитализацию России" должно означать, что Россия - акционерное общество, у нее есть ценные бумаги, котирующиеся на рынке. Что же касается капитализма, царства капитала, то это скорее идеологизированное название общества (с оттенком осуждения либо самоутверждения), научного содержания оно не имеет. Единственное исключение - философия Маркса (но не "марксизм").

3.

В общественном мнении страны произошли тяжкие изменения. Это проявляется, например, в том, что никто не хочет интересоваться какими бы то ни было идеями, все сконцентрировались на утопии "стабильности". Но эта стабильность должна к тому же как-то обеспечить благосостояние. "Стабилизировать" ту нищету, в которой находится большинство людей, они не согласны. Во-вторых, все, что связано с либеральной идеологией, сталкивается не просто с безразличием, а с энергичным отторжением. Тем важнее понять, в каком смысле капитализация России позитивна. Как попытка превращения в капиталистическое общество? Тогда это вторая "Война миров" двух Уэллсов: по сценарию Герберта и в постановке Орсона.

Чем же хороша капитализация? Очень просто. Как процесс она производна от "капитала", а последний означает по определению расширенно воспроизводящуюся стоимость. Капитализация - самый первый, примитивный, грубый шаг к элементарному налаживанию хозяйства, при котором должно быть поставлено расширенное воспроизводство всех наличных активов. Нужно добиться, чтобы эти активы как минимум не ржавели, не рушились и могли окупить хотя бы собственный ремонт. В этом смысле капитализация собственности - минимальное условие, позволяющее обеспечить рост благосостояния ее обладателя. Только и всего, не более и не менее. Беда в том, что в России с этим всегда были проблемы.

Капитализация - деятельность по превращению какого-то ресурса, актива, силы (в том числе самого трудящегося, хозяйствующего субъекта) в капитал, т.е. организация такой работы, чтобы собственник ресурса мог заработать на свое сносное существование и при этом регулярно производить некоторую "дельту", добавочную стоимость, позволяющую расти и развиваться. Это вещь хорошая, понятная, надо только отдавать себе отчет, что помимо капитализации есть более общее понятие стоимости. Например, огромный завод может как совокупность активов стоить много, но иметь низкую капитализацию, потому что нам не хватает компетенции его запустить на проектную мощность. Вопрос о том, как повысить капитализацию актива или ресурса, является лишь первым шагом, подступом к более широкому вопросу, как повысить его стоимость.

4.

Ясно, что стоимость надо повышать, дело это хорошее. Вопрос в том, приложим ли этот принцип к стране, к России. Чтобы ответить, я бы расслоил понятие "страна" на три этажа. На нижнем этаже здания страны - совокупность различных частей, то есть "частных" сил, ресурсов, активов, в том числе способностей отдельных граждан, каждый из которых нуждается в самокапитализации, просто чтобы кормить себя, двигаться и развиваться. На этом этаже речь идет о стране как о совокупности частных собственников, где каждый нуждается в росте своей капитализации.

На втором этаже мы сталкиваемся с таким обстоятельством, что страна, рассмотренная как куча разных активов, может жить очень плохо, притом что каждый актив способен жить хорошо. Когда они, каждый порознь, начинают борьбу за повышение своей капитализации, то сцепляются друг с другом. Это означает, что необходимо некоторое согласие на уровне институтов государства, которое позволило бы придать этой конкуренции не разрушительный, а по возможности созидательный характер. Вот эту самую созидательность и должна обеспечивать система институтов, не в последнюю очередь политических. Надо присматривать, чтобы борьба была честной и велась не разрушающими методами, чтобы не возникали монополии, мафии и прочее. Т.е. сумма всех успешных капитализаций сама по себе не складывается в успех общества в целом, если в обществе нет этажа, который бы занимался интеграцией. В стране имеются природные, финансовые, людские и прочие ресурсы, и если страна разбивается на множество частных проектов по повышению собственной капитализации, то должна быть какая-то координирующая инстанция. Она призвана конструировать и поддерживать такую систему распределения совокупного общественного ресурса, чтобы достигалась оптимизация в движении всех частных проектов по росту собственной капитализации. Это конструктор и арбитр, действующий законодательно, властно, имущественно. Даже перемороженные либералы понимают, что предоставление свободы капитализирующимся субъектам должно быть сбалансировано системой ограничений, правил, которые не позволяли бы им наезжать друг на друга, ломать свободу другого.

Ну и, наконец, есть еще третий этаж, суть которого легче понять на примере. Страна может состоять из собственников, которые славно капитализируются, успешно корпоративно договариваются и после этого выбирают совершенно тупиковое направление общенационального развития. Например, страна может мобилизовать все ресурсы для того, чтобы осуществить победоносный поход на восток с целью расширения жизненного пространства, вколотить туда все эти ресурсы и при этом потерпеть полный крах. Или же страна может состязаться с другой, например, устроить с ней космическую гонку за то, кто первый запустит спутник и выведет на орбиту человека. При этом может оказаться, что в ней совокупные способности субъектов ниже, чем в другой, хотя денег индюшки не клюют. Она проигрывает, потому что у нее, как выясняется, была плохо устроена система образования. К этому выводу пришли американцы, проиграв нам первые два этапа космической гонки. После этого было принято интегральное решение изменить систему образования. Но такое решение принимается обществом как целым после длительных поражений, внутренней борьбы, смен власти.

Иными словами, есть некий третий этаж, на котором решаются вопросы о том, чего хотеть, т.е. какова интегральная картина потребностей общества, что оно для их удовлетворения должно мочь и уметь, т.е. какова общественная система способностей. Наконец, на этом этаже существует и воспроизводится такая важная интегральная сущность, как идентичность. Общество может потерять свою идентичность в молодом поколении: выяснится, что молодое поколение выбирает пепси, а отнюдь не квас и не крюшон, носит джинсы, а не порты и не килт и слушает хард-рок, а не мугамы. И после этого возникает фундаментальный распад на ровном месте, который может приобретать трагические или позорные формы. Целый ряд народов и культур исчезли как языковые общности и культуры, хотя на уровне отдельных людей далеко не каждый исчезал, просто они потеряли идентичность и стали частью другой идентичности.

Итак, капитализация на нижнем этаже зависит от успешности реализации потенциала и налаживания расширенного воспроизводства каждого актива. На среднем - от корпоративных отношений между собственниками, системы правил распределения ресурсов страны между проектами ее предпринимателей. И на верхнем - от того, насколько верно общество определяет интегральные ценностные ориентиры, выстраивает свою идентичность, конструирует систему потребностей и регулирует свои способности.

5.

Теперь с помощью этих грубых набросков можно прикинуть, кто такие эти "мы", которым приспичило повысить капитализацию страны. По-видимому, если называть субъекта такого социального действия "партией", имеет смысл говорить о трех совершенно разных партиях на каждом из трех этажей социального устройства.

На первом этаже совершенно недостаточно с бухаринской снисходительностью бросить согражданам: так и быть, канальи, вы свободны, обогащайтесь! Они бы и рады. Да тут набегает свора налогово-пожарных санинспекторов с требованиями соблюдать импровизированные правила игр, далеких от "рыночной". Не говоря уж о том, что на поиски аутентичного рынка сегодня впору отряжать Миклухо-Маклая. Нужно предъявить хозяйствующим субъектам проектный стандарт деятельности по управлению капитализацией, встраиванию своих ресурсов и активов в цепочки производства добавленной стоимости. Нужно помочь овладеть "свободным предпринимательством" как эффективным ноу-хау. Без единого современного предпринимательского стандарта, подобного GSM, система мобильных хозяйственных связей неосуществима. Нужна партия - оператор социальных контрактов, партия свободы: держатель стандартов эффективных трансакций, обеспечивающих предпринимательскую самореализацию.

Второй этаж: как должна быть устроена "партия", которая решает задачу повышения капитализации общества в корпоративно-политическом пространстве? Это некоторый политтехнологический субъект, который устроен и настроен жить дольше, чем отдельная конкретная власть, существующая от выборов до выборов. Это субъект, который занимается, конечно, борьбой за власть, но не только и не столько в чистом виде. В этой борьбе он не забывает, чего хочет: повысить капитализацию страны, частью которой является. Поэтому у него должна быть долговременная программа, ориентированная на интеграцию всех сил, желающих повысить свою капитализацию, и оптимизацию распределения общенациональных ресурсов всех типов между противоречивыми предпринимательскими проектами повышения частной капитализации. Это партия совсем не того типа, с которой мы знакомы. Это партия-конструктор, партия-собственник, партия справедливости. Победив в борьбе, она стремится не мочить поверженных конкурентов, а интегрировать в тело страны сообразно уровню их компетенции, таким образом, чтобы повысить совокупную капитализацию.

Ну и, наконец, на третьем этаже - что это за социальное существо? Кто может быть в обществе носителем и хранителем идентичности, конструктором системы потребностей, субъектом, который реформирует, модернизирует систему формирования способностей, синтезирует сам образ того, как должен быть устроен современный образованный субъект? Если это и партия, то, выражаясь словами известного всем исторического деятеля, это "партия нового типа", партия единства.

Таким образом, на всех этажах здания "Главного управления капитализацией" есть место для некоторой силы, которую можно было бы назвать, к примеру, партией "Единая Россия". Просто структура социального действия на всех этих трех этажах устроена хотя и преемственно, однако совершенно по-разному. При этом очевидно, что ни на одном из этажей для решения проблемы роста капитализации нам не пригодится партийная машинка "общенародного голосования", которая обегает квартиры граждан со шпаргалкой "да-да-нет-да" и затем предъявляет мешки с бюллетенями как квитанцию на получение власти. Такое представление о партии безнадежно архаично. Поэтому, если мы говорим о конструктивных управленческих задачах вроде роста капитализации, о стандартных парламентских партиях надо для ясности забыть, у них для этого нет ни мотивов, ни инструментов, ни компетенции. Отчего они за бугром и вымирают вслед за динозаврами, а у нас никак не хотят рождаться.

2. Доклад на заседании "круглого стола"
фонда "Единство во имя России"²

17.02.2005 г.

Уважаемые коллеги!

Скажу вначале несколько слов в пояснение к своей записке, которая была заранее разослана участникам заседания.

Корпус общественных наук нынче достиг таких успехов в познании современного ему общества, что даже не в силах договориться, как его называть. Говорят о "постиндустриальном" обществе, "постэкономическом", "постмодернити" и прочих "постах", а также - еще более неуверенно - об "информационном", "организованном", "конвенциональном" и т.п. Так что опереться тут, помимо классики, практически не на что. Но вещать "о России вообще" в содержательной пустоте тоже не хотелось бы.

Рискну все же предположить для начала, что Россия является вполне современной страной, не хуже и не лучше других. Что это означает, если чуть конкретнее?

Во-первых, в современном мире (в отличие от "индустриального") почти в каждой достаточно крупной стране так или иначе уже присутствуют и сосуществуют разнообразные уклады, образы жизни, социальные слои и сословия, политические, хозяйственные, этнические целостности, способы действия, которые возникли в самые разные времена во всех частях земного шара. "Цветущая сложность", замеченная русским философом Леонтьевым, в эпоху глобализации распространилась повсеместно.

Во-вторых, эти внутренние "миры" частично отражены в зеркале национальных культур, худо-бедно отрефлексированы, поименованы, поставлены на учет, изучаются.

В-третьих, местами возникли (и продолжают возникать) новые правящие элиты, которые все более сознательно относятся к этому разнообразию как к конструктору "сделай сам себя". Они оперируют, манипулируют - пусть не всегда умело - наличными укладами как строительным материалом, кубиками, выстраивая из них здания институтов своего общества. Как грибы растут разнообразные социо-, эконом- и политтехнологии.

Каковы условия, решающие факторы успеха социальной инженерии новых элит? Во-первых, концепции, содержательная понятийная рамка, с помощью которой можно удержать это разнообразие в единой системе управления, работать с ним как с единым целым. Во-вторых, инструменты и технологии, которые позволяют расслоить эту сложность и работать с каждой ее частью так, как она того требует, сохраняя общий контроль. В-третьих, компетенция управленцев, политиков, экономистов, социологов, т.е. их практическая способность удерживать концептуальную рамку, владеть инструментами и уместно их использовать.

В свою очередь, за тремя указанными факторами стоит единый вопрос: что из себя должна представлять правящая элита как эффективный социальный субъект? Как она должна быть организована, мотивирована и оснащена? По существу, это - если пользоваться советской лексикой - "основной вопрос современности".

По непостижимым причинам он застает врасплох дежурных политологов, не вписывается в повестку дня российских дискуссий, окаменевшую, как репертуар "Кабуки". До телехрипоты обсуждается, кто ловчее оприходует птицу-тройку: праволиберальный кучер, левопатриотический ямщик или ломовой извозчик с мигалкой? Ни при каких обстоятельствах не обсуждается: куда и зачем едем; из каких видов транспорта выбираем; что должен хотеть, уметь и знать экипаж транспортного средства?

Произносящие дежурное слово "партия" не всегда отдают себе отчет в том, что в каждой конкретной ситуации за ним могут стоять совершенно по-разному институционально организованные социальные субъекты. Двуглавые абстракции "правые - левые", "либералы - социалисты", "реформаторы - консерваторы" и т.п. не оставляют возможности совершать какие бы то ни было осмысленные действия и грозят столкновением с невидимыми препятствиями.

Ответ на указанный вопрос известен. Правящая элита в первую очередь собственник своей страны. Не только в производственном и в идейном смыслах слова, но прежде всего - в организационно-управленческом.

Сегодняшнее выступление я хотел бы посвятить такой важнейшей теме, как собственность. Собственности как таковой, ее частям, способам работы с ними, компетенциям, которые позволяют ею эффективно управлять.

1.

Информационным поводом для сегодняшней встречи, напомню, стала публикация трех статей в журнале "Эксперт", посвященных управлению капитализацией российских активов.

Уже более двадцати лет я занимаюсь проблемой собственности. Хотелось бы предостеречь и себя и вас от того, чтобы сразу утонуть в частностях, пусть даже важных и конъюнктурных. Тема капитализации получила, казалось бы, более чем достаточное, даже избыточное освещение в литературе: существуют фолианты по тысяче с лишним страниц с изложением разнообразных оценочных методик и технологий ее подсчета. Но надо понять, что речь у нас идет не только и не столько о рыночной капитализации.

В более широком смысле капитализация актива входит как составная часть в понятие его стоимости. Это интегральный расчетный показатель, характеризующий способность конкретного актива работать как капитал, т.е. как самовозрастающая стоимость. Капитализация характеризует способность собственника актива работать с ним так, чтобы актив приобретал качество капитала и в этом качестве постоянно увеличивал стоимость. Рыночная капитализация может быть критерием оценки капитализации далеко не всегда и не во всех случаях.

Андриссен и Тиссен в книжке "Weightless wealth", модной ныне, но при этом, к счастью, содержательной, пишут, что оценка стоимости "нематериальных активов" - задача, которая рынку не под силу. Чтобы оценить их стоимость, требуются все более совершенные системы нормативного моделирования, стандартизации, основанные на осмысленном представлении о том, как устроены институты собственности, как работают в их рамках материальные и нематериальные активы, что они из себя представляют как собственность.

Позвольте сказать несколько слов об интегральном видении проблемы собственности, ее философском, социологическом смысле, о понятии "собственность" как о парадигме или принципе объяснения и преобразования реальности.

С точки зрения собственности переход от Истории-I к Истории-II на протяжении XX века - это переход из мира, в котором человек учился обладать вещами как собственностью, в мир, где предстоит осваивать управление отношениями между собственниками и по поводу собственности. Поэтому тема моего доклада вовсе не капитализация России как некий экономический, рыночный показатель. Главная тема - это управление капитализацией страны как профессия и призвание правящей элиты.

2.

Собственность и свобода в русском языке - слова однокоренные. Тех, кто не прочь снисходительно улыбнуться лингвистическим чудачествам автора, отсылаю к двум словарям - Толковому Даля и этимологическому Фасмера. Оба слова породнены старославянским словом "свобство" ("собьство"). Его значения: свойство; существо; сущность; общность; лицо, ипостась Бога, совокупность личных свойств человека. А корень связан с санскритскими свамитва и самити, откуда берут начало русские слова свой и сам и вошедшее во многие языки swami - учитель. Собственность - великий учитель свободы. Через выход человека из своей обособленности, через преодоление междоусобиц, овладение свойствами, обретение самости он движется к освоению свободы.

В современном русском языке это понятие окрашено скорее негативно. "Собственность" - "собь" - "особь" - "обособление" - "усобица" - "междоусобный" - "пособник". Видите, здесь явно ощущается что-то плохое, чреватое шкурными противоречиями, взрывами усобиц и моральным конфликтами. "Обособление" указывает на связанную с собственностью великую проблему "отчуждения" - основной (если не единственный) вопрос философии, религии, искусства. "Собство" имеет букет значений, связанных с тем, что человек обособился, куражится и выпендривается: "Слишком много в нем собства".

С другой стороны, рассмотрим смысловой ряд: "собственность" - "собь" - "собность" - "способность" - "способ". Язык подсказывает, что владение способом тесно связано с собственностью. Способность к действию рождает собственность, подобно тому, как "винтовка рождает власть" (согласно учению Мао). Но это известная тенденция современного общества: тот, кто владеет способом управления, в итоге становится собственником. Русский язык предвосхищал ее задолго до "теоремы Коуза", она внутренне (как говорят философы, "имманентно") присуща его понятийному строю.

Еремей Ривкин в книге "Век доступа" (Jeremy Rifkin, "The Age of Access") провозгласил, что главное сегодня - не обладание собственностью, а доступ к ней. После кратковременного увлечения слияниями и поглощениями многие поглотители приходят к мысли, что если для их бизнеса требуется использовать конвейер завода на три часа в месяц, то для этого вовсе не нужно захватывать весь завод. Гораздо проще получить доступ к этому конвейеру, договорившись взаимовыгодным способом с нынешним собственником. Операция по захвату завода требует огромных затрат времени и денег, не говоря уже о криминальной проблематике и других издержках. А затем выясняется, что все оставшееся время (за рамками нужных вам трех часов в месяц) вы должны кормить безработных рабочих, сторожить пустующие цеха и ремонтировать простаивающий конвейер.

Эпоха "доступа" приходит на смену эпохе "обладания" с ее феодальной идеей "титульной собственности".

3.

Вернемся еще на минуту к этимологии и обратим внимание: слово "особый" в одной из трактовок означает примерно то же, что и "частный". В английском языке аналогично слово "particular", которое означает "особенный", имеет второе значение - "частный", от слова "particle" - "частица". И словарь синонимов ставит рядом слова "частный" и "особый". Получается, что "частная собственность" означает "особая собь", т.е. "масло масляное". Русский язык подсказывает нам: всякая собственность является частной по определению.

Почему же язык считает, что всякая собственность - частная? По банальной причине. Вдумайтесь в определение. Собственность - система отношений по поводу присвоения дефицитных ресурсов. Дефицитность ресурса означает, что на всех его не хватает, а потому разные части общества к нему относятся по-разному, некоторые из частей присваивают его эксклюзивным или преимущественным образом, а прочие стоят в очереди либо просто отдыхают.

Едва человек перестал быть целостным, как только рядом с Адамом появилась Ева, он оказался выброшенным из Рая в чуждый мир. В этом мире отчуждения все вещи находятся в чьей-то собственности, все отношения - между собственниками по поводу собственности, все формы сознания - не что иное, как символы, образы, понятия собственности. Общественный человек = собственник. История собственности сомасштабна всей социальной истории человека. Как той его части, которая закончилась, так и тех, которые только предстоят. Когда и если в каком-нибудь труднообозримом будущем социальная история мира, где люди разделены на индивидов, организации, корпорации, конфессии и племена, закончится и они воссоединятся в единое существо наподобие разумного океана-Соляриса, только тогда исчезнет "свое" и "чужое". В одиночестве собственность теряет смысл, пустая вселенная льнет к ногам человека-хозяина. Нужен иной - действительный или воображаемый, чтобы вернуть наваждение собственности, отчуждения и присвоения.

Сказавши "А", надлежит иметь не столько смелость, сколько совесть сказать "Б".

Государственная собственность, безусловно, разновидность частной, потому что "государство" как часть страны находится в ином отношении к собственности, чем все прочие ее части: общество, корпорации, гражданские союзы и т.д. Корпоративная, гражданская, личная, колхозная собственность - все это разновидности частной. И как бы странно это ни звучало для советского уха, общественная собственность тоже частная (разумея конкретное общество конкретной страны). Даже "общенародная" собственность всей страны - частная, поскольку страна - часть человечества.

А если набраться смелости и сказать еще и "В"? Продолжение этой линии мысли в глобально-стратегической плоскости означает: собственность всей страны как частная может быть взята под контроль, захвачена и поглощена заграничным (или трансграничным) частным собственником. Такое становится возможным в том случае, если ему удастся манипулировать одним или несколькими институтами собственности, например - взять под контроль и изменить национальную идентичность. Технологии проектирования идентичности - наиболее прямой и мощный способ получения доступа к собственности, и, несмотря на их нынешнюю грубость и примитивность, они все чаще применяются в современном мире.

4.

Моему поколению (и мне как его частице) повезло. Посчастливилось, несмотря на то, что зенит нашей жизни угодил на позорные 80-90-е годы, когда страна сыпалась, расползалась у нас на глазах. Зато мы росли и учились в эпоху 60-70-х, когда наше общество было потрясающе сложным, с огромным богатством сил, укладов, способов действия, высокой концентрацией духа, который воплощался не только в ракетах, плотинах и балеринах, но и в быте, человеческих отношениях, социальных структурах. Уникальным ресурсом, который мы оценили, лишь когда потеряли, было пространство страны - необозримое, открытое, доступное, надежное. Стипендии хватало, чтобы поехать и в Таллин, и в Ташкент, и во Владивосток. А в родных именах - Киев, Рига, Грозный - не слышалось ни угрозы, ни вражды, ни отчуждения.

Конечно, частью этой сложности была необходимость жить двусмысленной, потаенной, часто лицемерной жизнью. Жизнь раздваивалась из-за того, что наверху костенела умиравшая идеология, а внизу надо было действовать несмотря на нее, а часто и вопреки ей. И каждый сознательный гражданин, который пытался строить осмысленную жизнь, приносить пользу не только себе и близким, но и обществу, вынужден был изворачиваться, учился быть сам себе разведчиком, контрразведчиком, конспиратором.

Оазисами высокой образованности и достатка, интеллектуального поиска и ненатужного патриотизма были разбросанные по стране десятки "военных городков" при крупных испытательных и исследовательских центрах. Мне посчастливилось провести школьные годы в одном из них, и теперь, задним числом, я понимаю, что их косвенная, социальная роль в развитии страны оказалась, может быть, важнее, чем прямая. И дальше, на физтехе, мне везло на друзей и учителей.

На фоне всего этого благополучия помню, какие странные ощущения испытал, когда уже в зрелые годы сунулся в проблему собственности. Из ее глубин вдруг повеяло холодом духовного одиночества, близостью недавней катастрофы. Здесь пролег глубокий разлом, почти вековой разрыв преемственности европейской мысли. Здесь она была на долгие годы остановлена и отброшена назад с рубежа, зафиксированного в знаменитом 11-м тезисе о Фейербахе.

5.

Существует длинная (хотя, как и все в человеческой истории, прерывистая) линия духовной и практической преемственности в вопросе собственности. Она начиналась с античных греков, в явном виде - в "Государстве" и "Законах" Платона. В европейские Темные века, когда вопросы собственности решались в основном на большой дороге, разработка проблемы преемственно продолжалась в трудах отцов церкви - Василия Великого, Григория Назианзина, Иоанна Златоуста...

Прорыв европейской мысли к пониманию подлинного масштаба темы совершился у немецких классиков: в трактате Готлиба Фихте "О замкнутом торговом государстве" и знаменитой гегелевской "Философии права". А кумулятивный эффект был достигнут в берлинском кружке младогегельянцев, прежде всего, в работах Карла Маркса и его загадочных попутчиков Августа Цешковского и Мозеса Гесса.

На этом культурном фундаменте начало строиться современное видение собственности как человеческого самоотчуждения - совокупности социальных институтов, упорядоченных в той последовательности, в какой они формировались в истории общества, подобно геологическим слоям, которые видны в каньонах и на речных обрывах. Строительство началось - и было заброшено почти на столетие.

Одним из возможных объяснений того, почему в работе человеческой мысли над проблемой собственности произошел такой разрыв, может быть личность К.Маркса и его коммунистический выбор. Но это не единственное и наверняка не главное объяснение. Во-первых, у нас принято забывать о том, что К.Маркс начинал как антикоммунист. Во-вторых, он изначально видел развилку выбора субъекта преодоления отчуждения, овладения институтами собственности: "Самовозрастание капитала - создание прибавочной стоимости - есть... совершенно убогое и абстрактное содержание, которое принуждает капиталиста, на одной стороне, выступать в рабских условиях капиталистического отношения совершенно так же, как рабочего, хотя и, с другой стороны, - на противоположном полюсе". Капиталист, как и рабочий, скованы отчужденной формой своей деятельности: у одного она сведена к абстрактному "вкалыванию", у другого - столь же пустому "вкладыванию". Оба порабощены: один - стихией рынка труда, другой - невидимой рукой рынка капитала. Конечный выбор Маркса в пользу "пролетариата", обусловленный историческими обстоятельствами, личными качествами и судьбой, никак не отражается на содержании заложенного им фундамента институционального подхода к собственности.

6.

Думаю, другие причины разрыва стоит искать на пересечении двух тенденций. С одной стороны, можно говорить о давлении научной парадигмы, самого факта существования физико-математического стандарта "науки", которая позволяла предсказывать ход и результаты механических, физических процессов. С другой - хозяйствующие субъекты, пустившись в рискованное плавание по волнам рынка, хотели побыстрее заиметь теоретическую счетную машинку, которая дешево и сердито выдавала бы количественные результаты. Так возникло "практическое" искушение, соблазн кажущейся простоты и доступности результата. Мысль согрешила, и на свет явились маржиналистские модели, неоклассическая теория, в которой ценой чудовищных упрощений (на свете есть только спрос и предложение, которые отображаются соответствующими кривыми; субъекты рынка ведут себя исключительно рационально; информация доступна для всех даром, мгновенно и полностью; никто никого не обманывает, не ведет себя коварно и т.п.); удалось получить счетные модели, которые позволяли предсказывать и предписывать в цифре простейшие действия для кейсовых псевдосубъектов игрушечного рынка.

Наверное, этап впадения в детство был необходим, но западная теория изрядно подзасиделась в песочнице. У нас же марксизм, из которого выпарили остатки Маркса, был превращен в сборник ритуальных песнопений. Вопрос о количественном анализе в "политэкономии социализма" не стоял. А те хозяйственники, которым нужны были цифры, пользовались госплановскими расчетными технологиями, и для них вся тема собственности ушла в идеологическую даль. Роковую роль, которую на западе сыграл маржинализм, у нас исполнила социалистическая эконометрика и балансовые методы.

Лишь с огромным трудом с 30-х годов XX века европейская мысль начала выкарабкиваться из "темного века" вульгаризации. Этот процесс обычно связывают со старыми институционалистами. Среди них на первом плане - выдающаяся фигура Коммонса, который впервые и ввел представление об институтах и сопряженных с ними трансакциях. Но он остался, как и многие западные классики, непонятым. Он писал сложно и путано, а на русский язык, кстати, до сих пор практически не переведен. Проблема Коммонса также и в том, что к его работам, где дана первая классификация трансакций, обращаются, прежде всего, экономисты, которые упорно "впихивают" всю классификацию в один из ее горизонтов - экономический, поскольку два других для них просто не существуют, либо насильственно редуцированы к "рынку". Потому главное в наследии Коммонса - до сих пор в числе молчащих генов культуры.

Тем временем под воздействием лавинообразного обновления социальной реальности стали проклевываться "новые институционалисты", куда более незатейливые, зато практичные. Уже Коуз, старейший из новых, в своих статьях 30-х годов фактически вышел на представление о трансакционных издержках и о конкретном вкладе отдельных институтов общества в их величину. В настоящее время продолжается слипание нового институционализма из параллельно возникавших дисциплин типа "теории фирмы", "теории транзакционных издержек", "теории институтов", "теории организации промышленности", собственно "теории собственности" и т.п. Общее между ними заключается в том, что они шаг за шагом учатся обходиться без фантастических предпосылок неоклассической теории, втаскивают в свой предмет все более реалистичные представления о хозяйственной деятельности: о нерациональности субъектов, о различных типах их "оппортунистического поведения" (естественного желания поторговаться, обвести партнера вокруг пальца, дезинформировать и т.п.), о том, что информация может быть неполной, поступать не мгновенно, стоить денег и т.д. И сегодня из разных ручейков постепенно сливается единый поток нового мейнстрима, который возвращается в институциональное русло, покинутое западной экономической мыслью более чем на век.

7.

К чему привела эта столетняя засуха?

Собственность исчезла из интеллектуального дискурса, она осталась как фигура обыденной речи, которая, например, в русском языке вообще приобрела шкурно-материальный смысл (не считая живучего словца "собственно"). Единственный оазис, где хоть что-то уцелело, - профессиональная юридическая феня. Тему собственности в ней подменяет "правособственности" (пишется и мыслится слитно) на барахло, которое под судебно-нотариальным присмотром наследуется, отчуждается и т.п. Утеряно добытое великими немцами понимание, что собственность - вся интегральная совокупность производящих действий, отношений, форм сознания социального человека. Вместе с этим ушло целостное видение человека, живущего в обществе себе подобных.

Не востребовано гениальное наследие "Рукописей 1844 года" - конструктивный взгляд на собственность как здание, которое имеет несущие конструкции, стены, этажи, подъезды, лестницы, двери - объективно обусловленную внутреннюю расчлененность и единую структуру. И намеченное там же представление о том, что в этом пространстве типологии понятий, в этой системе классифицированных форм деятельности есть упорядоченность, направленность к преодолению отчуждения, которая устанавливает отношения между разными формами и ступенями собственности человека. Образовавшаяся пустота зияет произволом богооставленности, заполняется житейским хламом и фантазмами о том, будто человек волен двигаться в Истории куда глаза глядят. Даже если признать, что пространство социальных форм как-то классифицировано и организовано, но не почувствовать его гармонии, не уловить некоторого заданного на нем отношения порядка, немедленно выползает из всех щелей пресловутый волюнтаризм, ересь XX века, которая воплощена в хрущевской заполярной кукурузе и выражена в чучхейской формуле Ким Ир Сена: "Человек хозяин всему и решает все".

Как следствие, в теории мы обречены гадать о наличии либо отсутствии "прогресса", а на практике не можем ответить на простейшие вопросы: что из того, что предпринимают современные хозяйствующие субъекты - благо, а что - зло, что отвечает тенденции, мейнстриму, социальным закономерностям, а что реакционно, тормозит страну, корежит самих "субъектов" и всех окружающих.

8.

Собственность в своем становлении проходила качественные этапы, и каждый из них оформился в виде того или иного типа "невидимой руки", контролирующей определенный слой в системе отношений между собственниками. Когда такая подсистема производственных отношений становится предметом сознательного рассмотрения и преобразования со стороны общества, о ней говорят как об институте собственности.

Институт собственности - искусственно-естественный объект-субъект, зона столкновения разумной, конструирующей воли с "человеческой природой", самоотчуждением деятельности предшествующих поколений в виде социальной игры, под действие правил которой собственники попадают помимо своей воли.

Сталкиваясь с собственностью, человек конкретно сталкивается с ее институтами, которые соподчинены в соответствии с тем порядком, в котором они возникали в истории. Авиаконструктор, овладевая стихиями воздуха, земли и огня, при создании самолетов должен правильно учесть законы аэродинамики, тяготения и горения, присвоить и использовать подъемную, гравитационную и реактивную силы - и только тогда самолет не падает, а летит. Аналогично, хозяйствующий субъект, если он хочет быть успешен в своей деятельности, сталкиваясь с институтами собственности, должен суметь превратить самостийную силу каждой "невидимой руки" в силу ускорения, сформировать из них необходимую ему социальную конструкцию.

Об институтах собственности и простейших технологиях работы с ними кое-что сказано в материалах, опубликованных в "Эксперте".

9.

В нашей стране ситуация, как всегда, особая. (Хотя не удивлюсь, если выяснится, что она как раз типичная). Россия относится к числу стран, которые проломились, провалились в современную эпоху, не имея в своей истории и в своем теле полной совокупности "невидимых рук", полного набора социальных тканей собственности. В частности, в России слабо представлены исторически наиболее поздние слои рыночных сил, связанные с правом, деньгами и капиталом. Нам приходится, в отличие от более "правильных" стран, заниматься не просто реструктуризацией институтов собственности, но и созданием ряда институтов рынка практически на пустом месте. Кроме того, при метаисторическом прорыве мы залетели слишком далеко в будущее, в Историю-II, и на протяжении всего XX века вынужденно пятимся назад, задним числом заделывая дыры и пустоты в институциональном теле страны. С этой точки зрения весь XX век может выглядеть как некоторый регресс или отступление назад - если не учитывать масштаб и направление того головокружительного скачка, который наша страна проделала в начале XX века.

Но обмусоливать подобные материи на уровне философии и публицистики можно бесконечно. Единственный способ доказать возможность воздухоплавания - конструировать самолеты и летать на них. Нужно превратить общие представления об управлении собственностью в стандартную управленческую практику, а в идеале - в конкретную государственную политику. Для этого конструкторам требуется ясное представление о том, сколько и каких институтов собственности должно быть в теле нормального общества, в чем отклонение страны от этого глобального стандарта, какова технология выращивания, заимствования, конструирования отсутствующих институтов. Не менее важно учиться преодолевать и использовать силу сопротивления институтов действующих.

Среди участников нашего "круглого стола" не видно членов правительства. Но я не собираюсь призывать присутствующих биться в падучей на Горбатом мосту. Каждый из нас фактически является собственником, причастен к управлению собственностью в рамках тех или иных институтов. Мы с коллегами сейчас заняты учреждением управляющей компании, в рамках которой постараемся превратить свои знания о собственности в конкурентные преимущества. Если различные проекты под нашим управлением станут развиваться и капитализироваться несколько быстрее других, это и станет лучшим аргументом в пользу вышесказанного.

3. Заключительные замечания

Хотел бы выразить признательность всем, кто сегодня пришел и принял участие в обсуждении темы настолько же важной, насколько диковинной для нашего политического слуха. Попробую отозваться на несколько важных тем, так или иначе задетых в ходе обсуждения.

1.

Существует целая иерархия институтов собственности (рыночные институты, корпоративные, общественные), влияющих на эффективность собственности, в частности, на ее стоимость. В книге "Experience Economy" дан хороший пример институционального подхода к стоимости кофе. Кофейные зерна, собранные в месте своего произрастания и упакованные в транспортировочные мешки, обходятся оптовым покупателям, к примеру, в 1,5 цента за порцию, необходимую для приготовления одной чашки напитка. То же самое количество кофе, но уже в виде порошка в стандартной магазинной упаковке, стоит 15 центов. В баре или небольшом ресторанчике средней руки эта самая чашка кофе обойдется вам в полтора доллара. Наконец, на площади Сан-Марко в Венеции имеется культовый ресторан, в котором вы можете сидеть поутру, наслаждаясь самим фактом присутствия в столь судьбоносном месте, любуясь на пуганых Ходасевичем голубей. И вдыхая влагу каналов, вы прихлебываете ароматный кофе стоимостью больше 15 долларов за чашечку. Авторы книги обратились к герою, оплатившему такой счет, с вопросом: "А оно того стоит?" Он ответил не колеблясь: "Assolutamente!" ("Безусловно!"). Стоит, потому что там вместе с кофе продается идентичность. Вы платите за свою причастность к истории европейской цивилизации, за право присутствовать в одном из ключевых мест ее формирования, прикоснуться к ее богатствам. А кофе продается в нагрузку.

Готов согласиться с тезисами многих участников обсуждения о том, что единство общества, уровень его культуры, воля элиты, компетенция кадров, т.е. качество институтов общества, и прежде всего институтов его идентичности, решающим образом влияют на капитализацию активов страны.

В связи с этим хотел бы в позитивном ключе отреагировать на единственное возражение, которое сегодня услышал. Было сказано, что государственная собственность и общественная собственность - одно и то же, почти синонимы, и в этом качестве одинаково противостоят частной.

С должным уважением я отношусь к традициям словоупотребления в газете "Ведомости" и учебниках по менеджменту. Но в еще большей степени, как и всякий сколько-нибудь причастный к культуре человек, признаю авторитет Писания и Предания. Традиция думать и говорить о собственности гораздо глубже и старше газетных стереотипов. В этом смысле не я, а корневая структура русской речи во мне настаивает на том, что любая собственность - будь то общественная (собственность общества конкретной страны), государственная, корпоративная и т.д. - является частной по определению. По тому определению, которое заключено в определенности самого понятия "собственность".

Государственные (корпоративные) институты собственности и ее общественные институты - два фундаментально различных типа институтов частной собственности. Российское общество только часть страны под названием Россия. Российское государство - другая ее часть. Но тут надо учитывать особенности русского языка, понимать, что слово "государственный" не тождественно английскому "state", а "общественный" не тождественно "public". "Public" на русский язык вообще не переводится. Для нас общественное - нечто третьесортное, связанное с художественной самодеятельностью и общественными туалетами. В то время как "public" подразумевает "государственное" как соподчиненное.

И это гораздо больше, чем игра словами. Если мы действительно хотим разобраться, каким образом институты идентичности определяют капитализацию, придется всерьез отнестись к символам и смыслам, выношенным в лоне традиции. Положим, нынешние стереотипы говорения о собственности имеют столетний возраст. Но старославянскому "свобству" больше тысячелетия. А понятие "свамитва" в санскрите еще вчетверо старше. И сам наш язык, его понятия, формы сознания тоже часть нашей частной собственности. Нас - как часть человечества - язык закрепощает и нами управляет. У языка каждой страны есть свои странности, пробелы и проблемы.

Говоря о собственности, управляя собственностью, мы, безусловно, должны учитывать, что говорим и действуем по-русски. Родной язык разом и темница наша, и окно в мир. Свобода и совершенство владения русским языком фундаментальным образом предопределяет уровень капитализации активов нашей страны. Как история площади Сан-Марко, ее дух и атмосфера предопределяют десятикратный рост стоимости обычной чашки кофе.

2.

Совершенно согласен с коллегами, что в проблеме российской капитализации приходится начинать с азов, с ликбеза. Необходимо работать с предпринимателями, двигаясь вместе с ними в русле простейших проектов - только не учебных, а реальных. Первый шаг к овладению общей собственностью состоит в том, чтобы наладить расширенное воспроизводство своей. Но обеспечение такого воспроизводства - это и есть превращение конкретной собственности в капитал, синоним ее "капитализации".

Что делать, если предпринимателю достался актив, работоспособный в принципе, но не востребованный в настоящее время на рынке, растерявший поставщиков и потребителей, неработающий, непродаваемый, несъедобный, - типичная ситуация для "переходной экономики"? Ответ известен, но, увы, только "в принципе": включать свой актив в цепочки и сети производства добавленной стоимости. Сети, в узлах которых - активы и ресурсы, принадлежащие другим собственникам, с которыми необходимо "договориться", то есть спроектировать и построить поверх технологической сети другую - контрактную, коммуникационную.

Само по себе такое умение не сверхъестественно - подумаешь, бином Ньютона! Но сегодня ему нигде не учат. Для высшей школы эта деятельность не существует. Идеологи и разработчики различных стандартов "управления проектами" лишь в самое последнее время начинают осознавать, что в их стандартах разработан только производственно-технологический этаж и начисто отсутствует контрактно-коммуникационный. Простейшие теоретические модельки "трансакций" едва проклюнулись у новых институционалистов. Дефицит содержательного, социального стандарта предпринимательского проекта вырастает в фундаментальную проблему.

Проблема безграмотности решаема технологически, людей можно и нужно научить, подходящие педагогические методики разработаны и применяются. Соответствующий стандарт тоже нет надобности выдумывать, его состав обусловлен, повторюсь, объективной структурой институтов рынка. Это сравнительно простая часть проблемы собственности.

Задачу нужно решать методично и спокойно, но безотлагательно. Государство должно было бы сыграть здесь решающую роль, но, коль скоро не может или не хочет, все это решаемо силами существующих предпринимательских объединений, например "ОПОРы". Разговоры об этом ведутся уже свыше пяти лет. Простейшие стандарты давно существуют и используются. Мы в ЦКП на основе такого стандарта разработали и два года назад запустили общероссийскую программу "1000 предпринимательских кадров". Оба заинтересованных ведомства (МЭРТ и Минобразования), кстати, ее публично поддержали, хотя никаких реальных шагов ни министерства, ни предпринимательские союзы не сделали. Говорят, при таком государстве ничего сделать невозможно. Полагаю, очень многое возможно и при таком государстве, и безо всякого государства. Глаза боятся, а руки делают. Беда в другом: руки заняты не тем, а бесстыжие глаза ничего не боятся.

3.

Институциональный стандарт связывания активов в цепочки производства добавленной стоимости подразумевает, что собственники этих активов ведут себя рыночно. Предпринимательская компетенция базируется на рыночной, "бизнесовой" как на своем фундаменте. В нашей стране это очевидное требование оборачивается фундаментальной проблемой: хозяйствующие субъекты в массе своей не прожили этап рынка, в лучшем случае они "ознакомились" с ним в теории. Российские реформаторы разрешили всем вести себя рыночно, но не озаботились этому научить. Поэтому простейшие предпринимательские проекты, которые на Западе идут поверх сети малых и средних бизнесов, сталкиваются у нас с невероятными препятствиями. Наши собственники сплошь и рядом не ведут себя как рыночные субъекты: не готовы к реальной конкуренции, не понимают своего интереса, не умеют экономить на издержках, не в состоянии правильно заключать контракты.

Знакомые управленцы из РАО ЕЭС столкнулись с этим, решая стандартную, казалось бы, задачу вывода на аутсорсинг некоторых функций по обеспечению деятельности ГЭС Волжско-Камского каскада (питание, транспортировка, безопасность, ремонт стандартных сооружений и т.п.). Были проведены тендеры с целью выявить (в тех сравнительно продвинутых регионах, где расположены станции каскада) компании, которые, как субъекты рынка, могут обеспечить эти функции на должном уровне качества. Но чаще всего оказывается, что ни одной готовой компании, соответствующей рыночному стандарту, даже среди победителей конкурса просто нет. Приходится брать наиболее подходящих хозяйствующих субъектов, которые пока не дотягивают до стандарта нормального бизнеса, и вкладываться в их обучение и реструктуризацию с целью подтянуть их до бизнесового уровня. Пока наш "хозяйственник" не прошел эту школу рынка (не научился экономить на издержках, не соображает, как дешевле купить, как дороже продать), он ведет себя, как нестандартная деталь, которая не паяется в схему предпринимательского проекта.

4.

Наверстать пропущенную эпоху рынка "рыночным" же путем - куда более беспочвенная утопия, чем напрямую по-монгольски скакать от феодализма к социализму. Нэповский лозунг "учиться торговать" припоздал на столетие, тут мы отстали навсегда. Ибо вектор глобального постэкономического мейнстрима давно развернулся на 180 градусов - к разработке и массовому освоению стандартов проектной предпринимательской деятельности, стандартов управления стоимостью.

В жизни современного общества, прежде всего западного (в цивилизационном, а не географическом смысле слова), стандарты играют огромную и все возрастающую роль - начиная от технологических и заканчивая стандартами образа жизни. Казалось бы, на праздник стандартизации мы тоже опоздали. Однако еще не вечер.

Для западных управленческих стандартов сегодня характерны избыточная разношерстность, эмпиризм и низкое качество. Во многом, кстати, это следствие упоминавшегося векового провала в работе над проблемой собственности. В действующих стандартах управления проектами институциональное содержание почти начисто отсутствует. Они опираются на логистические представления, в то время как должны быть, скорее, "социологистическими". Со стандартами корпоративного и стратегического управления дела обстоят еще более уныло. Нормативные концепции, зашитые в оболочку IT-технологий, вообще имеют даже не пост-, а до-индустриальный характер.

Российский шанс в том, чтобы разработать и реализовать качественно новое поколение институциональных стандартов управления собственностью. Например, стандарт предпринимательского проекта должен содержать, по принципу "два в одном флаконе", корректную формализацию "бизнес-процесса" (чего и в помине нет в IT-продуктах семейств ARIS и SAP) и основанную на ней институциональную методологию построения сетей производства новой стоимости. Рынок при этом не насаждается либерал-большевистскими декретами, не уничтожается, не проскакивается - он "снимается" (aufheben), используется предпринимателем как управляемая производительная сила.

5.

В чем, по-моему, сухой остаток обсуждения?

Что мы можем знать о грядущем социальном субъекте, которому предстоит повысить капитализацию России? Не так уж и мало.

Это правящая элита, призванная и способная выполнять миссию хозяина, собственника страны.

Управление страной как собственностью не технократично, а содержательно. Оно основано на фундаменте знаний о конкретной совокупности институтов собственности, имеет своим предметом систему отношений между собственниками.

Управление осуществляется через разработку и реализацию последовательности управленческих стандартов предпринимательского, корпоративного и стратегического уровня.

Но мы давно перешли границу, за которой аналитика, дискуссии, рефлексии бессильны. В контуры новой элиты недостаточно всматриваться и вдумываться, ее нужно безотлагательно формировать. От нас требуется социальное творчество, конструирование институтов собственности, управленческая компетентность - чего себе и всем присутствующим искренне желаю.

Примечания:

¹ Опубликовано: Kreml.org.

² Доклад и заключительные замечания публикуются в журнальной редакции.