| Русский Журнал
/ Обзоры / www.russ.ru/culture/20050620_kag.html |
|
Государственный образ пространства Владимир Каганский Дата публикации: 20 Июня 2005 Нынешнее пространство России - наследство советского пространства - предельно огосударствлено, культурный ландшафт насквозь этатизирован; следует выражаться даже сильнее - никакого культурного ландшафта самого по себе (как и пространства) не существует, есть лишь некий аспект общества = пространства = государства. Такой культурный ландшафт создан действиями государства, хотя и нельзя сказать, что речь шла о воплощении единого проекта или серии взаимосвязанных проектов. Государство создавало культурный ландшафт, разумеется, не в том смысле, в каком создают учреждение или проект: учреждения "культурный ландшафт" государства - будь то Российская империя, СССР или РФ - не создавали, они делали гораздо большее: "просто" организовали пространство сплошь и целиком, без каких-либо изъятий1. Но выразилось в пространстве государство очень ярко; возможно, советское пространство (советский культурный ландшафт) останется самым прочным из всего созданного советской эпохой. Огосударствлено и видение, мышление, понимание пространства - не оттого ли, что пространство составляло неотъемлемую часть государства. (Трудно сказать, что происходит сейчас быстрее - разгосударствление пространства или разгосударствление образа пространства.) Пространство дано государству лишь в государственной оптике, которую трудно осознать и еще труднее преодолеть. Государственная схема пространства куда сохраннее ныне, нежели само государственное пространство. Многое видится сейчас как результат действий государства, хотя таковым не является. Власть же видит не все то, что существует, а только лишь то, что имеет определенный статус, заданный сугубо нормативно и даже всего лишь аппаратно. Поясним этот важный тезис. Из сферы пространства для государства существуют лишь такие аспекты и фрагменты, каковые служат поводами (предметами) внутриаппаратной коммуникации, - иного просто не существует: само пространство страны в целом, или ее культурный ландшафт, или острейшая геополитическая проблема Сибири, или резчайшая трансформация ландшафта пригородов всех крупнейших городов страны, или одичание культурных ландшафтов на окраинах регионов Средней России (русская саванна) - список почти бесконечен - как таковые вовсе для государства не существуют; не тематизированное в государственной онтологии пространство не дано государству. Власть не то что бы не видит пространства помимо государства - она и не догадывается о самом существовании какого-то пространства вне нормативной онтологии; пространство как таковое исключено из поля зрения или даже не существует для государства. Государство само порождает предметы своего видения; но государственная картина пространства в основном фиктивна и мнима. На линзу государственной оптики уже нанесено изображение. Сама же эта картина пространства России еще и крайне упрощена. В ней представлены лишь те детали, что есть в статусной, официальной, нормативной онтологии - регионы или города как статусы, - а не типы районов или типы поселений, тем более не реально существующие помимо регионов (субъектов федерации) социально-экономические районы и районы культурного ландшафта. Самое большее - страна видится составленной из 89 частей (субъектов федерации - скоро их будет меньше; уже стало 88 за счет поглощения Коми-Пермяцкого округа Пермской областью с образованием Пермского края, идут и иные объединительные процессы2), тогда как на самом деле частей этого порядка примерно 4003. Впрочем, страна видится - как ни дико это для пространствоведа - составленной из 7 федеральных округов. В определенных сферах вопрос "Ну, что там у вас в округе?" расценивается как осмысленный. Видится ли страна составленной из регионов или субъектов федерации - они предстают нерасчлененными целыми, цельными административными телами. Образ современного пространства России у политической элиты (как и в средствах массовой информации) географически очень беден, неполон и противоречив; однако устойчив и прост. Ядро этого образа есть - или может быть представлено как - набор отдельных регионов и городов. Этих регионов и городов совсем мало, притом входят в образ они по отдельности: есть Татария, Башкирия, Якутия - но почти нет Казани, Уфы, просто нет Якутска; Воркута входит в образ помимо Коми, как несколько лет назад - Находка помимо Приморского края. Курьезно, что в комплексном образе огромной РФ территориальных деталей куда меньше, нежели персональных: в соответствующих кругах на слуху многие сотни имен политических и иных персонажей и только немногие десятки мест. В России сейчас говорят об очень немногих городах и регионах, а знают о них совсем мало. Далеко не все регионы представлены в общем собирательном образе страны России; большинство российских регионов в Москве практически неизвестны. Причины такой неизвестности разные, но многие регионы чем-то заслонены - своими мощными соседями, своими столицами и даже своими лидерами - губернаторами и президентами; постепенно регионы подавляются и заслоняются федеральными округами. Так, Чувашия заслонена своими крупными, более важными соседями - Татарстаном и Нижегородской областью, да и Ульяновская область привлекала внимание прежде всего как заповедник социализма. Как ни странно, но и президент Чувашии, политик в сущности федерального уровня, скорее отвлекает внимание от республики своей яркой личностью. Еще хуже положение Марий Эл и Мордовии, обращающих на себя взоры исключительно на краткие периоды местных выборов. Так и Красноярский край заслонил Хакасию, а ведь ее достояние - отнюдь не только Лебедь-младший, ГЭС, алюминиевый завод и правительственная горнолыжная трасса; так же Иркутская область задвинула Бурятию; Петербург и Ленинградская область - Карелию. Наверное, большинство регионов России - заслоненные, ведь на слуху и на виду в СМИ лишь два десятка субъектов федерации. Среди них Татария и Башкирия, Москва и Петербург, Свердловская и Челябинская области Урала, Нижегородская, Самарская и Саратовская области Поволжья, Краснодарский и Красноярский края (их часто путают); совсем недавно "на свет" пробилась Пермская область, войдя как непосредственная составная часть в образ России; с регионами Кавказа случай особый, и они представлены в государственном образе пространства иначе, нежели "обычные" регионы. Входят в образ России особым образом и "вторые города" при ориентации на бизнес4. Но даже с их учетом в государственном образе пространства актуализировано не более полусотни мест страны. По-видимому, и это тяжело и трудно для памяти и внимания, если пошел процесс сокращения числа регионов. Государственная картина пространства игнорирует разнообразие индивидуальных мест, которое можно охватить лишь сложными типологиями и районированиями, но содержит только повторяющиеся стандартные детали. Сама власть не рефлектирует, что она ультрареалистична (в смысле философской антиномии "реализм - номинализм"): реальность общих (статусных) категорий для нее несравненно выше, нежели реальность конкретных мест. (Все это расплата за византийское наследство. Считается, что именно неоплатонизм с его реализмом, убеждением в высшей реальности именно общих категорий (идей) - а не индивидуальных сущностей - укоренился в восточном христианстве, тогда как на христианском западе после рецепции аристотелианства посредством томизма возобладала более взвешенная концептуалисткая точка зрения.) Оборотная сторона стандартизации - крайняя индивидуализация: власть работает с конкретными местами как с чем-то почти уникальным; крайности реализма диалектически переходят в крайности номинализма. Таким образом, реальность пространства проваливается в пропасть между немногими тощими статусными схемами, имеющими сугубо государственное основание и смысл, - и конкретными местами (прежде всего регионами и городами), весьма часто персонифицируемыми. Закономерное разнообразие мест властью не схватывается; сложная - но вполне закономерная - ткань культурного ландшафта властью (государством) просто игнорируется. В этом - и не только в этом - смысле РФ как государство видит пространство и ведет себя в нем точно так же, как вел себя СССР, - с оговоркой о разном объеме возможностей этих государств. Представление о пространстве как сотворенном властью лишает саму власть возможности видеть в пространстве не то что закономерности - просто некоторую независимую от государства реальность. Равно и любая динамика видится как результат действий власти - удачных либо неудачных - и противодействия ей; спонтанность и самоорганизация явно игнорируются либо даже отрицаются. Явно и закономерно структурированное пространственно общество=государство меняется сегодня вполне закономерным образом, и меняется, как уже было не раз показано, радикально и стремительно, - но эти процессы не воспринимаются ни властью, ни масс-медиа, ни общественностью; "экспертным сообществом" они также почти не воспринимаются - впрочем, мышление "экспертов" вообще чрезвычайно огосударствлено, отчего, в частности, они и очевидно вредны для решения собственно государственных задач. (Возможно, дело и в том, что это "экспертное сообщество" по человеческому материалу и менталитету - прямое продолжение "экспертного сообщества" СССР: оно не то что не заметило опасности распада СССР, но было не в состоянии увидеть уже шедший процесс.) В представлении о пространстве государство - самодовлеющая сила, единственный игрок в пространстве, сталкивающийся только с иными государствами или откровенно антигосударственными силами, лишенными какой-либо позитивной определенности. Но здесь есть явный парадокс. Тотально-всемогущее государство оказывается беспомощным и часто совершенно бессильным. Даже при тотальной огосударствленности пространства нашей страны советских времен государство (вернее, партия = государство = общество) было не в состоянии достичь относительно ограниченных конкретных целей. Так, к примеру, десятилетиями не удавалось - это крупнейшие декларированные цели развития страны - приостановить рост крупнейших городов или обеспечить реальный "сдвиг производительных сил на восток". Отечественная школа теоретической географии сумела доказать, что и в пространстве бывшего СССР не переставали действовать достаточно общие закономерности пространственной самоорганизации - независимо и помимо государства5. В культурном ландшафте страны парадоксально совмещались и переплетались властное пространство и пронизавшие его спонтанные структуры обыденной жизни. Именно поэтому власть могла делать с любым местом пространства все что угодно - но оказалась бессильной перед закономерностями пространства как такового. Пределом и высшим выражением этого бессилия стал распад СССР, детерминированный исключительно структурой пространства; действия же тогдашнего Центра СССР только ускоряли и обостряли процесс распада СССР. В долгосрочной перспективе действия властей РФ последних лет несомненно работают на дезинтеграцию страны, растят потенциал "неожиданного сепаратизма". Государственная власть не в состоянии считаться с закономерностями пространства, с пространственным саморазвитием, но она в состоянии нанести пространству огромный урон. Неспособность государства считаться с закономерностями пространства страны и тем более использовать эти закономерности - пространственная невменяемость в точном смысле - носит хронический характер. Игра власти с пространством - игра отнюдь не с положительной или хотя бы нулевой суммой. Нет, это игра с отрицательной суммой, такое взаимодействие власти и пространства, когда результаты этого взаимодействия носят взаимно негативный, обоюдно вредный и разрушительный характер. Власть СССР не совладала с собственным пространством, хотя и сумела нанести ему огромный урон. Так, был уничтожен практически на всей подвластной территории культурный ландшафт - но опять-таки не в силу решения задачи уничтожения ландшафта, а просто в силу функционирования советского пространства, несовместимого с культурным ландшафтом.
|
1 |
||
|
||