В настоящее время разгоревшаяся в Китае "борьба за умы" стравливает две могущественные силы, занимающие диаметрально противоположные позиции по вопросам внешней политики. По результат этой борьбы станет ясно, удастся ли Китаю стать страной, способной установить прочные и взаимовыгодные отношения с другими державами.

С одной стороны, экономическая революция помогла становлению Китая как надежного торгового партнера, государства, в большей, чем раньше, степени ответствен подходящего к выбору своих представителей на международной арене и с обнадеживающей позицией в вопросах дислокации своих вооруженных сил. С другой стороны, Китай пока не может избавиться от таких пережитков прошлого, как ощущение себя страной-жертвой и по-прежнему поддается соблазну перекладывать вину за ошибки во внутренней политике на внешний мир.

Главный вопрос заключается в том, окажется ли Китай способным избавиться от оставшегося со старых времен пресса психологических проблем, который не давал стране покоя на протяжение всего двадцатого века, - изнуряющего чувства неуверенности в завтрашнем дне, ощущения ненадежности и униженности - и сможет ли он принять нов ыйу взгляд на мир и даже на старых противников.

Антияпонские демонстрации - это отголоски застарелого недовольства ситуацией, сложившейся еще во времена, когда китайский народ был действительно унижен и угнетен. Благодаря росту экономического влияния, авторитета Китая в мире и повышению уровня жизни можно было бы надеяться, что страна и ее лидеры найдут способ избавиться от призраков прошлого. Однако, несмотря на то, что весь мир заворожен кажущейся благополучностью этого так называемого "Китайского чуда", самих китайцев по-прежнему не покидают чувства несправедливости и обделенности.

Вместо того, чтобы принять новую национальную парадигму, основанную на реальных достижениях (национальное единение, прочные торговые связи и повышение веса в мире), китайская правящая элита крепко придерживается старой системы взглядов и понятий, как то: позиционирование себя, как страны-жертвы, "пятого колеса в телеге Азии", государства, подверженного всяческим притеснениям со стороны мощных империалистических держав, вроде Японии. Эта прочно засевшая в умы рядовых китайских граждан память о гнете и эксплуатации напоминает обман зрения, заключающийся в том, что мы все еще видим остаточное изображение света, после того, как этот свет выключен.

Японская оккупация была для Китая настолько унизительной еще и потому, что Япония представляла собой не западную, а "свою", восточную силу. Кроме того, японское общество, как и китайское, придерживалось конфуцианской идеологии, которую, впрочем, большинство китайских реформаторов XIX-XX веков называли тормозом экономического и социального развития.

Конечно, необходимо заметить, что Япония не выплатила никаких репараций и даже должным образом не принесла извинений за свою невообразимо жестокую оккупацию, но, тем не менее, чего может добиться Китай, поднимая сейчас вопросы 60-летней давности? Зачем рвать отношения со страной со второй по величине экономикой в мире и, кроме того, основного торгового партнера Китая?

Прежде всего разжигание и без того популярных в народе антияпонских настроений обеспечивает китайской коммунистической партии поддержку населения. В то же самое время, демонстрации показывают отношение Китая к мировой политической арене, как к месту, где действует закон джунглей - выживает сильнейший, а слабый всегда будет угнетен. Такая линия поведения говорит о том, что, несмотря на впечатляющие своей современностью города с их небоскребами, сверкающей рекламой и роскошными 5-звездочными отелями, Китаю предстоит еще долгий путь осознания своего фактического положения и уважения к собственным достижениям.

На самом деле, эти организованные вспышки гнева населения, когда Китай атакуют или унижают извне, совсем не новы. Реакция правительства Китая на неожиданную бомбардировку американцами китайского посольства в Белграде в 1998 и на столкновения американского же самолета-шпиона с китайским самолетом в небе над Тихим океаном фактически разрешала, если не поощряла, масштабные демонстрации протеста. Характеризуя образа мышления китайцев, можно вспомнить, как министр иностранных дел Китая Ли Жаоксинг обвинил японцев в "оскорблении чувств китайского народа" за то, что те не принесли извинений за свой гнет, словно он был министром психологии, а не иностранных дел.

Конечно, психологическая травма китайского народа и их желание получить компенсацию за понесенные убытки от бывших эксплуататоров, вполне понятны. В этом смысле, Китай, как и многие другие страны, имеет двойственную натуру. Мощнейший эмоциональный порыв, выплеснувшийся во время революции Мао, питался в основном тем пресловутым чувством несправедливости, унижения и оскорбления национальной гордости со стороны иностранных государств, и этот революционный дух так и не сошел на нет. Так же, как портрет Мао не был снят с THE GATE OF HEAVENLY PEACE, отдельные элементы его революционного учения продолжают жить в китайских учреждениях, умах и манере общения с другими странами и, подобно рецессивным генам, обладают способностью внезапно проявляться.

Китай свыкся с ролью жертвы. Возможно, это даже его устраивает, так как оправдывает все проблемы, но такое самосознание тем и опасно, что питается за счет былой слабости и отсталости, а не той силы и высокого уровня развития, которых Китай достиг к настоящему времени. Эпоха, когда Япония была милитаристической и империалистической державой, канула в Лету, и, в то время, как мир пытается прорубить себе "Окно в Китай", худшее, что можно сделать для китайского народа - жить устаревшими понятиями.

Projtct syndicate специально для ╚Русского журнала╩