Мистика 22 июня - столкновение в смертельной схватке двух самых презренных в Европе народов. "Кнуто-германо-татарская империя"¹ не состоялась. Но смутная "мистика" не оживляет вялость евроконтинентального спора. Ее разгадка не в мюнхенском сговоре и не в переориентации штыков против большевистской чумы. После 1945-го Германия была принята в западноевропейскую семью. Варварский Евровосток потерял друга в центре континента. Гитлер добился своей цели - прусский милитаризм цивилизовался. Что нам с того?

У слабых нет друзей. Но нет у них и врагов. Не тех, что пинают по случаю, а настоящих, матерых, что готовы вгрызаться в глотку с животной яростью. Германия дралась с нами за свое право быть Европой. СССР - за право на суверенитет. После Великой Победы раздавленная Германия стала Европой, а сталинская Россия - воскресила придавленную азиатчину, выдворив себя из пространства европейского саморазрушения. Германия сломалась - нет у нее больше ни врагов, ни друзей. Но вместе с ней сломались и мы. Мистика? Нет, просто "слабых бьют" (ВВП).

Слабых бьют, но врагами от этого они не обзаводятся. Право на недругов и супостатов, как и на настоящих друзей, нужно завоевывать силой оружия. Вокруг понятия враг организовано пространство национальной безопасности. Вернулось ли оно в наш общественно-политический язык? Может ли кто-либо сказать, безопасностью чего ведает нынешняя ея Федеральная служба? А Совет безопасности намекает ли на конкретизирующий предикат всемогущего некогда комитета (государственной безопасности)? Незаинтересованность в безопасности государства, утратившего суверенитет, оставляет свой зловещий отпечаток на институциональных артефактах современной РФ. Имена институций говорят за себя.

Назвать врага - значит его обнаружить. Безопасность и связанное с ней состояние защищенности возможно, лишь когда состоялось именование врага: предупрежден - вооружен. Не странно ли, что, когда в новостях сообщают о зловредных кознях грузинского реввоенсовета, наши официальные лица не спешат прийти на помощь великому грузинскому народу? Наши враги безымянны. Имена наших друзей преданы забвению.

В этом нет ничего удивительного. Когда нет врага, ты можешь искать друзей только по интересам. На них и помешана внешняя политика РФ. Но по интересам собираются в стаю лишь попутчики. Случайные союзы недолговечны (ось "Берлин - Москва - Пекин"). У России появятся друзья только тогда, когда металлический голос объявит из динамиков: "От советского информбюро: у нас нет интересов в Иране и КНДР (или, к примеру, в Конго и Эквадоре), они просто наши друзья". И враг сам себя обнаружит! Пусть другие ищут, находят, реализуют и продвигают свои национальные интересы. В конце концов, не наше дело глядеть в чужой карман.

Предметность состояния безопасности задается пространством суверенитета. "Я чувствую в себе, - говорил гордый испанец Унамуно своему народу, - средневековую душу и считаю, что душа моего отечества тоже средневековая, что она осталась верна себе, пройдя через Ренессанс, Реформацию и Революцию (1789), и хранит в себе духовное наследие прежних, так называемых мрачных времен". Вот пример, когда пространство суверенитета обнажается с суровой прямотой "готического эона" (Вальтер Шубарт). Вечная, а оттого непоколебимая, Испания темных времен - наш друг. Но наше собственное темное-тоталитарное - не в ладах с сегодняшним днем. Суверенитет РФ - вне пространства и вне истории. Он узок, как игольное ушко, и нам в него не протиснуться. Так где же враг?

Я без оглядки доверяюсь сакральному оттенку собственной истории. Блеск нашего собственного прошлого мерцает в выжженой пустыне Ирака. Америка? Ах, этот сервильный антиамериканизм. В конце концов, Америка, как и мы, в славные пятилетки тридцатых преодолела фитцджеральдовский декаданс - декаданс времени, которое предшествовало великой депрессии, мобилизовавшей великую нацию. А ее сыны - эти совершенные солдаты - оплодотворяют плоть современной истории. Вправе ли мы рассчитывать на такого врага?

Враг появляется тогда, когда ты знаешь, чего хочешь. Гитлеровская Германия стала осознанным духом прусской государственности. Путинская Россия - уж слишком стыдливо намекает на источник своего суверенитета. Место и время диктаторского социализма вне максимализма свободолюбивого буржуа. Экстремальное варварство Евровостока наталкивается на сопротивление внутреннего врага - цивилизатора, который избегает крайностей. Но враг - это крайность. Это твой противоположный полюс - даже если ты, как рыцарь печального образа, воюешь лишь с ветряными мельницами. Но разве быть суверенным в наше время - это не юродство?

В отличие от нас, французы не побоялись выставить напоказ свои язвы. Безмерная жажда свободы даже из веселого молочника сделает дисциплинированную силу. А будет ли свободный человек свободной страны под название ЭрЭф, живущий не ниже прожиточного минимума, драться за право на суверенитет? Нет. Сделать своим личным делом бремя, лежащее на всем обществе, он не захочет. А вот нищие и проклятые всем миром русские мальчики - эти могут. Только пространство вечности делает человека свободным.

Наше прошлое действительно темное. Оно таит в себе трагический эйдос надломленного жизнеощущения, которое мешает простоте политической ориентации. Иначе говоря, наша безопасность завязана на широту пространства собственного суверенитета. На то, что мы объявляем и декларируем как наше, как свое.

22 июня к нам приехал генсек НАТО. Что он увидит по дороге в Кремль? Он увидит темную, загадочную столицу империи, которая, непонятно, по каким причинам, оделась в дешевую бижутерию европейского райцентра. И он будет думать о том, как и во имя чего эта мишура будет сброшена. Какой и в каких границах предпочтет для себя суверенитет эта варварская страна, хребет Евровостока.

Примечания:

¹ Шубарт Вальтер Европа и душа Востока. √ М., 2000. С. 272