Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Сеть | Периодика | Литература | Кино | Выставки | Музыка | Театр | Образование | Оппозиция | Идеологии | Медиа: Россия | Юстиция и право | Политическая мысль
/ Обзоры / < Вы здесь
Парадоксы россиеведения
Дата публикации:  8 Августа 2005

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Ситуация в современном россиеведении двойственна. С социальной, внешней, экстенсивной, объемной точки зрения дела обстоят замечательно: поток публикаций, изданий, конференций, институтов, специальностей; огромный интерес, просто бум. С интеллектуальной, внутренней, интенсивной, содержательной точки зрения все обстоит совсем иначе. Совершенно не ясны, не проблематизированы и даже почти не обсуждаются основания и принципы россиеведения, да что там - не обсуждается само понятие "Россия", хотя оно в высшей степени сложно, не прояснено и чрезвычайно нетривиально. Почти не прояснены "несущие" его онтологические связи: не ясно даже, как именно, в каком смысле и в каком пласте реальности есть, существует, дана, может быть постигнута, исследована и т.д. и т.п. Россия. Ныне редко различают даже страну "Россия" и государство "Россия. Российская Федерация", пространство страны и государственную территорию1. Россия как феномен и понятие не тематизирована. Кажущаяся простая очевидность - при трудной непроясненности.

Россиеведение как учение о России, основанное на постижении, научном исследовании в самом широком смысле, ныне возможно лишь как концептуальная дисциплина. Вслед за некоторыми авторами мы членим континуум исследования так: "математическое - теоретическое - концептуальное (спекулятивное) - эмпирическое". Тогда правомерно более сильное суждение: Россия здесь-и-сейчас дана в своей обозримой сложности исключительно концептуально, Россия не может быть взята иначе как концептуально; подчеркнем - дана именно в сложности; концептуальная (спекулятивная, концептуализированная) экспертиза - разновидность концептуального подхода. Россия не может быть постигнута эмпирически хотя бы потому, что совершенно не ясно, что здесь есть эмпирия. Россия не выделена из семейства иных сложных объектов, тем более переживающих "испытание на существование".

Россиеведение как дисциплина по сути не эмпирическая и одновременно не теоретическая; эмпиризм и теоретизм - две пропасти, куда может скатиться россиеведение и куда оно в основном и скатывается. (Эмпиризм в россиеведении нередко есть краеведение России, а теоретизм - вырожденное страноведение страны, мыслимой в своем существовании бесформенной и нерасчлененной - и потому не могущей быть сложной.) Винегреты фрагментов теорий и эмпирии, соединяемых ценностными майонезами, мы и видим на месте россиеведения.

Всякая большая страна (размер страны не экстенсивная характеристика, а интенсивная) может быть дана и взята продуктивно именно и только так, именно концептуально - кроме старых стабильных стран с развитой укорененной культурой и богатым самосознанием. Однако и такая страна, самопостижение которой не концептуально, может быть концептуально представлена, а ее страноведение - концептуализировано. Всякое научное (в широком смысле) страноведение концептуально. Страноведение и краеведение (в том числе и его высшая форма - родиноведение) принципиально различны: краеведению присущ внутренний и неотрефлексированный взгляд; в краеведении материал, предмет осмысления и его позиция точно совпадают - в страноведении позиция и материал много шире предмета, учитывая обязательные сравнения, компаративистику. Неконцептуальное некомпаративное страноведение - краеведение страны.

Современное российское россиеведение во многом именно тот вырожденный случай, когда материал много уже предмета: псевдотеоретизирование по поводу России, например потоки дискурсов о России как переходном обществе, транзитивной экономике, модернизирующейся стране, обществе риска, стране катастрофического развития, мосте "Восток - Запад", евразийской империи etc, etc. Страноведение отнюдь не просто большое краеведение и не сумма краеведений всех краев страны. Россиеведение в России сейчас возможно лишь как концептуальное компаративное (сравнительное) страноведение; равно существенны, дополнительны, незаменимы и неэлиминируемы внешние сравнения и сравнения внутренние - со своими собственными частями (частями как таковыми и позициями). Условие и способ постижения России - актуализация внешних и внутренних соотнесений и их между собой; в первом приближении предметом концепции страны и является взаимная проекция семейств внутренних и внешних соотнесений, что, впрочем, можно сказать не только о странах.

Россиеведение - сфера концепций, осмысленных применительно не только к России; даже - выращенных и развитых вне россиеведения. Россиеведение не может быть лишь и только россиеведением.

Всякое осмысленное и продуктивное россиеведение - сейчас и актуально - приложение к материалу России, развитие и трансформация концепций, приложимых и к иному материалу и нередко порожденных и развитых на ином материале до и безотносительно россиеведения. Дело не столько в том, что Россия сложна как предмет, сколько в том, что отношения с ней и слишком напряженны, и слишком мало прояснены, чтобы быть в состоянии выстроить на ее материале концепцию, тем более что актуализированной возможности выстроить концепцию России сопутствует осознание недостаточности (и даже недопустимости) единственной концепции России. Нерефлектируемое же создание концепций как единственных приводит к тому псевдотеоретизированию, о котором уже шла речь.

Использование в россиеведении "внешних концепций" означает, что россиеведение принципиально открыто и компаративно; это тривиально: новое здесь то, что сравнение осуществляется не (только) между Россией и иными странами (иными объектами), а между концепцией России и иными концепциями, так сказать, между Россией-как-концепцией (спекуляцией) и иными концепциями (спекуляциями). Следовательно, концепция России должна иметь смысл и непременно представлять интерес и вне россиеведения; может быть приложена в далекой от россиеведения сфере. Однако абсолютизация использования "внешних концепций" санкционировала бы поток произвольных концептуализаций по поводу России - что мы и имеем в избытке.

Нам и не встретилось сколько-нибудь больших по содержанию - верных и/или нетривиальных - суждений о России, которые не основывались бы на продуктивной укорененности в сферах, не связанных с россиеведением и независимых от него.

Россиеведение возможно (осмысленно, продуктивно, оправданно) как приложение к материалу России нескольких взаимосвязанных концептуальных схем. Но одновременное выращивание куста концепций касательно России представляется по меньшей мере весьма редким, тогда как дисциплина предполагает известную массивность. Возможно, немассовое россиеведение и может быть исключительно выращиванием кустов концепций России. Однако в доступном публичном россиеведении такие кусты концепций, выращенные изначально по поводу России и на ее материале, нам неизвестны; вообще же кусты концепций относительно иных предметов есть и известны, как и актуализированная способность некоторых их авторов высказывать суждения о России либо суждения не о России, но значимые для россиеведения.

Россиеведение возможно исключительно как выращивание концепций на нескольких частично перекрывающихся, но в существенной мере не совпадающих сферах материала, как шествование по разным многократно пересекающимся, но несовпадающим путям, как серия взаимосвязанных путешествий по материалу России (не всегда буквально, в пространстве ландшафта - но иногда и буквально). Тогда россиеведение в целом и в каждой его версии (должно быть) полипозиционно и полимаршрутно. Россия может быть взята лишь посредством развертывания семейств нескольких сопряженных точек зрения, для которых самое важное - чтобы они опирались на разный материал, заведомо разное содержание; эти блоки материала заведомо должны быть сравнительно целостными и достаточно большими: возможны исключительно полиинтенциональные россиеведения. Чуть конкретизируя, следует сказать, что россиеведение, не актуализирующее внутренние (расчленения и части) и/или ландшафтные сферы материала, в лучшем случае является частичным и тенденциозным.

Россиеведение возможно исключительно как постижение уникального образования соответствующим и подобающим ему образом. В россиеведении широко представлена, если не доминирует, контроверза почвенничества и западничества; контроверза если не ложная и мнимая, то (по крайней мере ныне) весьма непродуктивная. Россия трактуется либо как уникальное образование - страна самодостаточная (парадигма почвенников), либо просто как "такая как все", "одна из многих" (модернизационно-вестернизированная парадигма). В том и другом случае специфика (пространства прежде всего) страны не находит себе места и не обсуждается всерьез: в первом случае - в силу именно уникальности страны, трактуемой как несопоставимость страны с иными странами ("особый путь", "особое место"), во втором случае - в силу отказа от признания самого существования качественной специфики стран, раз все их различия сводятся лишь к разнице значений общего набора переменных; в обоих случаях уникальность не разворачивается как феномен и понятие, а сворачивается в точку, тогда непременно чреватую непродуктивными парадоксами. В итоге - парадоксы уникальности.

Однако, в противоречии с общим местом методологии непостижимости, невозможности исследования уникальных образований (что равносильно запрету на большинство научных практик и дисциплин), уникальные объекты не только нельзя постигать и исследовать - они как раз постигаются и исследуются особенно интенсивно и продуктивно. Ведь в точном смысле слова уникален объект, сходный (шире и точнее - сравнимый) со многими разными меж собою несходными (несравнимыми) объектами; уникальны объекты с особо богатой и нетривиальной структурой сходств и/или сравнимостей. Но именно такая (потенциальная и актуальная) структура сравнимостей и сходств и характерна для России (не только для России, разумеется) - для ее видения, удержания в центре внимания, осмысления, изучения, исследования, постижения, проектирования и прожектирования. Почти всякий, а если точнее, то всякий нами виденный осмысленный текст о России имеет в основании своего содержания или сюжета семейство подобных соотнесений; содержательное россиеведение базируется на концептуальной компаративистике и/или непосредственно является таковой. По-видимому, для постижения уникальных в указанном смысле образований особенно адекватен концептуальный (спекулятивный) подход.

Жителю России отнюдь не легче заниматься постижением и исследованием России, а напротив, много труднее и сложнее: он "внутри" онтологически, экзистенциально, по установке или по (методологической) позиции. Именно изначальная для российского россиеведа приобщенность к материалу России и погруженность, включенность в этот "постижительный" (не только интеллектуальный) и жизненный материал делает для него невозможным чисто интеллектуально-эмпирическое оперирование Россией как любым иным предметом, как любой иной страной. А эта включенность - бремя и обязанность рефлексии. Одна только неизбежность рефлексии включенности большого объема порождает концептуализирование как рамочную форму дискурса. Между непредвзятым исследованием и исследованием в ситуации включенности - действительно (может быть) противоречие. Снятие противоречия между включенностью в Россию и установкой на постижение означает неизбежность компаративного концептуализирования о России как уникальном объекте. Уже потому только, что концептуализация уникального требует достаточно крупного размера личности, осмысленное, продуктивное, вменяемое россиеведение не может быть массовым.

В противоречии с расхожим мнением, постижение и/или исследование России в целом служит богатейшим источником для постижения и/или исследования достаточно далеких и разных образований и сфер; материал России не только чрезвычайно экзотичен, но и чрезвычайно эвристичен - что, впрочем, принципиально для каждого уникального образования, выполняющего в исследовании и/или постижении функции полифункционального эталона, полиэталона. Если мы говорим, что Россия уникальна, что на территории России сформировалось своеобразное общество-государство, что культурный ландшафт страны сращен с государством и взращен государством, что этот ландшафт даже не традиционен, а архаичен, что это в точном смысле антиландшафт, предельное отрицание культурного ландшафта, что основная обитаемая среда и подавляющее большинство населения маргинализированы, что в пространстве страны доминируют автомодельные симметрии... - то разве тем самым мы не делаем нетривиальных утверждений касательно уникальности, общества, культурного ландшафта, государства, маргинальности etc, разве мы тем самым не расширяем объем названных понятий и не обогащаем их содержание? Сам феномен России - фокальный объект для ряда пересекающихся потоков дискурсов.


Вернуться1
Подобные различения см.: Каганский В.Л. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. М.: НЛО, 2001; Невменяемое пространство // "Отечественные записки", 2002, # 6 (7).


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв ( )


Предыдущие публикации:
Игорь Джадан, Забавная экономика /05.08/
Простые расчеты показывают, что при снижении численности населения в четыре раза страна способна достигнуть объема ВВП на душу населения, равного американскому, уже в этом году.
Вячеслав Данилов, Вне географии /05.08/
Способы рассуждения европейцев относительно Европы и их места в ней не так уж сильно отличаются от разговоров о "Судьбе России" по отношению к Европе.
Ричард Б. Фрэнк, Почему Трумэн сбросил бомбу /05.08/
В 1945 году подавляющее большинство американцев считало само собой разумеющимся то, что Соединенные Штаты применили атомную бомбу, чтобы закончить Тихоокеанскую войну. Но секретные материалы радиоперехвата, которые начали появляться в начале 1970-х годов, пролили неожиданный свет на эту проблему.
Михаил Бударагин, Эпистолярный жанр /04.08/
Ходорковский, презрев опыт "бунтовщика хуже Пугачева", написал "Левый поворот" для Владимира Путина, который послание, конечно же, прочел, но ответил говорящим лучше всяких слов молчанием.
Наталья Серова, Культурный тупик /04.08/
Только и остается призвать в Минкульт человека со стороны. Лучше - эффективного менеджера, который уж что-что, а документооборот-то наладит. Или - если в перспективе маячит новая "тонкая настройка" исполнительной власти - сгодится и просто "лесник", способный всех разогнать и расчистить площадку для новых экспериментов.


предыдущая в начало следующая
Владимир Каганский
Владимир
КАГАНСКИЙ

Поиск
 
 искать:

архив колонки: