Смех и грех

Леонид Лернер

Иронические выпады не всегда безопасны

Смешное и серьезное, как известно, разделяет тонкая красная линия. На этой незначительной территории современные художники пытаются осуществлять проекты, которые хитро называют "ироническими". Но ирония - штука сложная, и сами того не желая, художники поставили себя в довольно-таки затруднительное положение: шаг вправо или шаг влево - ты сошел с линии и искусства больше нет. А все потому, что склеиваются "иронические проекты" из субстанции, относящейся не к природе искусства, а проистекающей из области политики или, скажем, религии.

Увереннее других на этой линии стоит собаковед Кулик. По той простой причине, что его пресловутая зоофрения - отнюдь не политика или идеология, а сооружение в высшей степени искусственное, амбициозное только по названию и с реальными общественно-политическими процессами имеющее мало точек соприкосновения. "Красный уголок" (XL-галерея) символизирует отнюдь не перспективу широкой социальной интеграции идей художника, а, наоборот, отстраненность и где-то даже одиночество Кулика: обездвиженный фотоаппаратом, зоофрен сжимает в руках алый стяг, в то время как две собаки (одна неистово, другая ласково) трутся причинными местами об его ноги. В небе - белые голуби. Действо разворачивается на фоне многоэтажек на окраине Москвы. В город Кулик войдет нормальным человеком, флаг будет упакован, птицы улетят, а для каждой собаки найдется поводок. Картонная дурилка позабавит сотню ценителей, которые, впрочем, так до конца и не поймут, что именно и зачем Кулик проецирует на разные плоскости восприятия (зеркальный "пол" и потолок в галерее). Части куликовского тела, прижатые к волшебному стеклу, в действительности, ничего не значат, никакого членовредительства в реальности не было, собак он сам так выдрессировал, то есть греха нет и в помине. Что касается субстанции, то Кулик, в отличие от многих других, черпает оную из самого себя, из своей давно придуманной мифологии, заменяющей и политику, и все прочее. Даже если он оступится, вдруг посмотрев на свою иронию слишком серьезно (что, думаю, почти невозможно), то сам же себе и соломку постелит, потому как обладает способностью свободно перемещаться по смежной со своим мифом территории.

Авдей Тер-Оганьян с линии сошел. То есть сходить-то с нее он не хотел, целью его было линию расширить, ведь он, наверно, знал, что в Америке, например, она уже расширена. Но у нас демократия иного свойства, и Авдей на линии не удержался. Потому что его миф (точнее - провокация мифа) в отдельности от другого мифа (куда более значимого, коль скоро это есть одна из мировых религий) существовать не может. Двигаясь "вон из искусства", художник утратил ориентацию на конкретные оценочные механизмы и по отношению к основному мифу (церкви) выступил как агрессивный маргинал. Разумеется, его пытаются приструнить. А он, соответственно, испытывает трудности, доказывая, что содеянное им - искусство.

Здесь как раз и возникает проблема адресата художественной акции: когда актуальное искусство выплескивается из отведенного ему культурного резервуара, оно может а) не привлекать вообще никакого внимания; б) возмущать бабушек; в) возбуждать милиционеров и радикалов от конкурирующих идеологий. На выставке в защиту Авдея (галерея Марата Гельмана, представлены известные работы художника - римейки картин классиков авангарда) прыщавые радикалы в тусклых галстуках попытались опрокинуть давний и прочный миф Тер-Оганьяна. Действуя в духе эпатаж-мастера Бренера (они-то, впрочем, о нем и не слышали), молодчики мечтали наказать Авдея на его же территории. Они побрызгали фиолетовым спреем на музейные экспонаты. И таким образом как будто бы сразу записались в его ученики. Парадокс. Но и публика соответствующим образом отреагировала: картины, дескать, даже лучше стали, новая жизнь у них появилась. Выходит, что ироническое искусство в высшей степени терпимо по отношению к хотя бы и грубой агрессии извне. А вылазки "ироников" за пределы тонкой линии, напротив, чреваты для них агрессивным неприятием.

Некоторые из современных художников пытаются воспарить над этой линией, делая неискусство, но как бы с оглядкой, удерживая в памяти приятные мысли об искусстве. Так, на мой взгляд, поступает бывший активный арт-деятель Анатолий Осмоловский. Его последний шедевр - акция "Негосударственная дума", проведенная под сенью памятника сидящему Достоевскому. Альтернативные политики тоже сидели и изображали думцев, не так чтобы очень громко предлагая Югославию то разбомбить, то помиловать. Прениям внимали немногочисленные сподвижники, несколько начинающих художников-слушателей курсов ЦСИ Сороса да всегдашние пьяницы с бабками. Милиционеры к несанкционированному сборищу отнеслись на удивление лояльно.

Если Осмоловский и иронизирует (в чем я сомневаюсь), то избрал он далеко не самую безопасную территорию. Цель Анатолия - подключиться к источнику неорганизованного творчества масс. И подчинить его. Подобно пламенным революционерам, которые, сами того не желая, завели массы в совершенно определенное место. Пока Осмоловский остается для политики маргиналом (как Авдей для церкви) и заметных неприятностей от него никто не ожидает, он может считать себя социально-политическим акционистом. Однако через какое-то время, если только он не удовлетворится игрой с мелкими ставками, ему придется стать Большим Теоретиком или Большим Комиссаром. Тогда, разумеется, история с нынешними преследованиями Авдея повторится (с учетом разницы в мотивах). А все из-за того, что линия, видите ли, их не устраивает!

К счастью, есть в нашей жизни не только искусство, но и просто Смешное. Как, например, "яблочная" выставка в галерее "Дар". Хитроумные изобретения художников и кураторов просто завораживают. Яблоки рисованные, вышитые, связанные, на значках и еще невесть каких носителях. Есть поистине гениальные находки, как, например, перекрашенный в яблоки картофель или "Чудо обыкновенное": по краю подноса проложена линия детской железной дороги, бегает паровозик, замаскированный под яблоко, а в центре - экран, на котором беспрерывно демонстрируется фильм о войне. И - никакого цинизма, равно как и иронии. Здоровый смех, будто бы мы вдруг оказались в цирке и на арену вышел известный дядя-клоун. Безобидный настолько, что завтра мы уже не будем о нем помнить.