• Десять фильмов недели: 15-21 января

К премьере американского фильма "Быть Джоном Малковичем"

Среди многочисленных повседневных спекуляций вокруг "кризиса кинематографа" практически угасли разговоры о том, как, собственно, должен выглядеть прогрессивный кинематограф в настоящем и будущем. Между тем, он рождается у нас на глазах, и пока новые фильмы все чаще заставляют критиков произносить с разными интонациями определение "антикино". Именно от этого "анти" исходит столь необходимая творческая энергетика. И если иногда противопоставление работает на чистом негативе, как это происходит в картинах фон Триера, то в некоторых случаях оно проявляется в жанре позитивном - например, комедии. Случай типичного "антифильма" - "Быть Джоном Малковичем". Можно сразу оговориться: приставка "анти" не означает принадлежности фильма к разряду маргинальных художественных практик, и речь не идет о вызывающей дурновкусице (см. "Безумный Сесил Б."). "Быть Джоном Малковичем" - яркая, смешная, успешная в прокате комедия, удостоенная трех номинаций на "Оскара", причем номинаций не последних (режиссура, сценарий и лучшая актриса второго плана). Если учесть, что картина - дело рук дебютантов: режиссера Спайка Джонса и сценариста Чарли Кауфмана, - то это становится особенно значимым. Итак, как же построен антифильм, которому, возможно, суждено стать предтечей пресловутого кино XXI века?

"Быть Джоном Малковичем" - не тот случай, когда автор аннотации на видеокассете должен ломать голову, чем же привлечь зрителя. Сразу ясно, что можно написать: "Фантастическая комедия о том, как банда неудачников проникает в сознание знаменитого актера", или "Эксцентричный комикс о перерождении душ", или наконец "Хочешь быть кем-то другим? Теперь ты можешь!". Тем не менее, объяснить, в чем специфика этой очень странной картины, невозможно. Да, дураковатый герой фильма на самом деле находит дверцу в сознание голливудской звезды. Но вполне подобным сюжетом мог бы обладать любой раскрученный американский фильм (что-то вроде "Назад в будущее"), - важны нюансы. Например, то, что Крейг Шварц - изумительный, смешной и трогательный Джон Кьюсак - попадает не просто в другого человека, а именно в актера Джона Малковича. А это персонаж не придуманный, а совершенно реальный; ситуации добавляет абсурдности странный промежуточный статус Малковича - не гений, но и не ничтожество, нормальный актер. Характерный. Кроме того, никаких научных или мистических открытий Шварц не совершает, он просто случайно отодвигает шкаф в своем офисе (процедура проникновения в Малковича пугающе напоминает хорошую постсоветскую комедию "Окно в Париж") и видит там дверцу. В стиле "Золотого ключика". И он не просто становится Малковичем (мистическая коллизия - см. фильм "Ягуар") и не находится в нем физически (вариант фильма "Внутреннее пространство" - лилипут на космическом корабле внутри человеческого организма). Он буквально проникает внутрь головы Джона Малковича, его собственное "я" сидит там, как в комнате, минут пятнадцать, вслед за чем неведомая сила "выплевывает" Крейга на пригородный пустырь. Близ поворота на Нью-Джерси.

Здесь все спонтанно и лишено малейшего смысла - как в жизни, но наоборот. Всю ситуацию "Быть Джоном Малковичем", каждый поворот каждой сюжетной линии (а таковых в картине много, и все они крайне сложно и путано связаны) можно определить словами "овеществленный абсурд". Более всего зрителя смущает конкретика, детальность происходящего на экране беспредела. Это было бы похоже на скетчи Монти Пайтон, если бы не отсутствие предмета пародирования - не считать же предметом весь окружающий мир? Зрительские ожидания обманываются Кауфманом и Джонсом постоянно, на каждом шагу; обманываются умело и остроумно. Например, мистическая коллизия оборачивается тривиальным заработком - Крейг и его компаньон Максина открывают подпольный бизнес, пуская в Малковича желающих по двести баксов за сеанс. И в остальных случаях - то же самое. Так, в начале фильма безработный кукольник Крейг нанимается на работу в некую компанию (род ее деятельности до конца фильма остается неизвестным), которая находится в одном из многочисленных многоэтажных зданий на Уолл-Стрит на седьмом с половиной этаже. Это значит, что проезжая между седьмым и восьмым этажами необходимо нажать на "стоп", открыть специальным ломом дверь и выйти на "полуэтаж" с потолками метра в полтора с небольшим. Недоумевающему Крейгу и зрителю заодно даже показывают специальный фильм, в котором объясняется, откуда он взялся, седьмой с половиной этаж. Однако объяснение не менее бессмысленно, и нам приходится прийти к выводу, озвученному прагматичной Максиной: "Все это - полная херня".

Как и многое другое, составляющее основу фильма. Дорогого стоит стопятилетний глава компании доктор Лестер, который питается исключительно морковным соком и думает лишь о сексе. Впоследствии выясняется, что Лестер открыл путь к бессмертию, хотя и это отнюдь не делает его более симпатичным. Псевдонаучное объяснение механизма проникновения в другого человека с целью овладения им вряд ли может кого-то в чем-то убедить. Как и творческая эволюция видоизмененного Малковича, внутри у которого прочно обосновался захватчик Крейг, решившего оставить карьеру актера и ставшего гениальным кукловодом. Его куклы танцуют балет на сценах главных оперных театров мира, он ведет семинары, на которых студенты рыдают от восторга. Да это и неудивительно - с самого первого появления куклы Крейга поражают своим сходством с людьми, они убедительны и трогательны... в отличие от человека. Человека, который в свою очередь становится невероятно похожим на куклу, что вполне наглядно продемонстрировано в одной из гениальных сцен фильма - "танце Джона Малковича", управляемого изнутри кукловодом Крейгом.

Героев картины Кауфмана и Джонса не жалко, и это еще одно доказательство того, что мы имеем дело с антифильмом. Здесь нет нужды убеждать зрителя как полюбить героев, так и ненавидеть их. Марионетки в руках режиссера и сценариста развлекают посетителя представления - не более. Поначалу мы сочувствуем талантливому Крейгу, но затем он предает симпатичную жену - обожающую животных дурочку Лотти (возможно, лучшая роль Кэмерoн Диаз - номинация на "Оскар" полностью оправдана). Да и Лотти, несмотря на любовь к больным шимпанзе и игуанам, оказывается ничуть не лучше; она подпольно проникает в Малковича, чтобы "сквозь него" заняться любовью с секс-символом фильма - Максиной. Та совсем уж неприятна своей жаждой наживы и власти, да и тряпка Малкович, клюющий на первую попавшуюся телку, а затем неспособный справиться с жалким кукольником, не вызывает ни малейшего уважения. Конечно, сам факт использования имиджа конкретного известного актера говорит и о пиаровском таланте молодых создателей фильма, и об их желании лишний раз пнуть Голливуд с его культом звезд. Все хотят быть Малковичем - хотя бы пятнадцать минут, - поэтому так смешит и восторгает любого зрителя эпизод, в котором Малкович проникает сквозь таинственную дверцу сам в себя. Там же он встречает мир, состоящий из одних Малковичей - одни сидят за столом в ресторане, другие их обслуживают, и их речь, как и меню в руках у них, состоит из многократно повторенного единственного слова - малкович, малкович, малкович, малкович, малкович...

Проблема самоидентификации и подобные серьезные вопросы подвергаются в "Быть Джоном Малковичем" вполне циничному осмеянию. Растиражированность одного образа (в данном случае, Малковича, на месте которого мог бы оказаться любой другой - например, бродящий по пространству фильма туда-сюда Чарли Шин) ничего не значит, авторы плюют на этот образ, не придавая ему ровно никакого "символического" значения. Еще более презрительно они относятся к психоаналитическим трактовкам своего сюжета, даря шимпанзе способность "вспоминать трагическое прошлое" и заставляя героинь в погоне друг за другом (как полагается в хорошем кино, с пистолетом в руке) пробегать по подсознанию Джона Малковича. Там бедолага актер (сколько же надо было мужества, чтобы согласиться на такую роль и ее так исполнить) нюхает женское белье, плачет в детском чулане, участвует в оргии... - наплевать, и героинь, и зрителей это не интересует. Гораздо важнее им довести до условной точки безумный сюжетный марафон, запущенный в начале, давно потерявший смысл, но по-прежнему увлекательный. Нет в фильме и финала в общепринятом понимании - то есть концовка, даже вполне изящная, присутствует, но любой затруднится определить, хорошо ли все кончилось. Просто кончилось, и слава Богу. Сочувствовать Максине и Лотти, нашедшим счастье в подобии платонической лесбийской любви, радоваться за Малковича или грустить о Крейге (а может, наоборот?) - дело зрителя.

Остается последний и, наверное, ключевой вопрос: зачем все это было нужно? Что ж, однозначного ответа не будет. Чего-чего в фильме Кауфмана и Джонса нету, так это какого бы то ни было пафоса. Авантюрная медитация на вечную тему "я и другой" не предполагает определенной трактовки. Что поделать - именно так эта тема звучит на рубеже столетий. Каждому в ней слышится что-то свое. Наверное, одни ассоциируют себя с марионетками, а другие с кукловодами. По мне, главное достоинство картины, в чем и проявляется ее качество "антифильма", - констатация окончательной смерти так называемого "логоса", высшего смысла, преисполняющего все заметные американские, европейские и даже азиатские фильмы последних ста лет. Здесь смысла не ищи. Поэтому чрезмерного значения придавать всему происходящему на экране все же не стоит. Как и делать далекоидущие выводы. Мне, например, после просмотра фильма захотелось одного - побыть Джоном Малковичем. Хотя бы пятнадцать минут.