• Десять фильмов недели: 26 февраля - 4 марта

К российской премьере фильма Филипа Кауфмана "Перо маркиза де Сада"

Рубеж столетий двести лет назад. Франция. Революции, потрясения, войны. Битва динозавров: тот, что покрупнее, сожрет того, что помельче да понеповоротливей, но и его сожрут в свою очередь. И только один зверь сидит в клетке уже давно - при короле, при Конвенте, при императоре; тот, кому приписывают заслугу в духовном подстрекательстве и поджоге, маркиз Донатьен Альфонс Франсуа де Сад. Из тюрьмы в тюрьму, а потом - в сумасшедший дом; из благоустроенной камеры - в пыточную. Все это правда. И именно об этом снял фильм известный широкой публике по "Невыносимой легкости бытия" Филип Кауфман. Тем не менее ожидания многих зрителей будут обмануты, поскольку Кауфман рассказал свою историю, рассказал по-своему. У него получился не исторический фильм, и не условная притча, и не постмодернистская игрушка, а некое среднее арифметическое, призванное дать вариант ответа на вопрос - кто такой маркиз де Сад. Одна из самых актуальных фигур европейской культуры Нового Времени, вдохновлявшая убийц и маньяков, авторов рассказов и фильмов ужасов, но вместе с тем и философов, поэтов, режиссеров; фигура, давно ставшая мифом, в который и погружает с головой своего зрителя Кауфман.

Зритель фильма встречает де Сада в Шарентоне, психиатрической лечебнице, где маркиз провел последние годы жизни. Здесь знаменитый преступник содержится со всеми удобствами, по-прежнему пишет свои романы, а рукописи молодая прачка Мадлен выносит в мир, где подпольные типографии продолжают печатать давно запрещенного автора. Однако в момент икс известие об этом доходит до Наполеона, и он распоряжается "окончательно вылечить" маркиза. С этой целью в Шарентон направляется знаменитый доктор Ройе-Коллар, привыкший макать пациентов головой вниз в ледяную воду, запирать их в "железной деве" и практикующий исключительно методы такого рода в борьбе за здоровье пациента. Присланный "сверху" доктор в Шарентоне встречается с попечителем лечебницы - добросердечным молодым аббатом Кульмье, который искренне верит в терапевтическую силу искусства. В его больнице работает домашний театр, все заключенные пишут картины, играют в спектаклях, сочиняют стихи. Кто прав - добрый или злой врач? Маркиз де Сад призван к ответу, ему запрещено писать; однако не писать он не может, и отнятые у него писчие перья становятся завязкой будущей трагедии. Такова вкратце сюжетная основа картины.

Ясно, чем руководствовались прокатчики, озаглавив фильм "Пером маркиза де Сада" - имя главного героя в названии должно привлекать публику. На самом же деле картина называется проще - "Перья", и в оригинальном названии смысла куда больше. Во-первых, в центре истории не сам маркиз, а именно проблема письма и писания, взаимосвязи литературы и действительности. Во-вторых, полноправным участником и "автором" этой дискуссии становится каждый персонаж картины, а главных героев здесь как минимум четыре; таким образом, у каждого есть свое перо, своя правда, которую он пытается защищать действием. Да и вообще, прежде чем познакомиться с самим де Садом, зритель знакомится с остальными участниками будущей драмы: доктором, аббатом и прачкой. Каждый из них по ходу сюжета должен представить свою систему доказательств и свой взгляд на феномен маркиза де Сада. Каждый в свою систему верит. В каждом случае система эта оказывается ложной. Собственно, ключ дан в самом начале: действие происходит в психбольнице. То есть, в том месте, где каждый представляет из себя нечто иное, чем ему кажется.

Начнем с доктора. Ройе-Коллар - пожилой, уверенный в себе, опытный палач и лицемер. Для него существует одна правда - правда силы, которую он, не особо заботясь о деталях, облекает в форму морали. Доктора сыграл сэр Майкл Кейн, один из лучших англо-американских актеров столетия, и статичная харизма его персонажа говорит сама за себя. Если принять за аксиому тот факт, что в своих творениях маркиз де Сад исследовал природу всепобеждающего зла, то Ройе-Коллар - его воплощение. Готовый прибегнуть к любым запретительным мерам и даже пыткам по отношению к другим, сам он увозит из монастыря и заставляет выйти за себя замуж несовершеннолетнюю послушницу - набожную и наивную красотку. Доктор - само лицемерие, он типичный персонаж любого романа де Сада. Сам он этого не чувствует, и в этом его слабость. Именно поэтому маркиз, почти ни разу за весь фильм не встречающийся с доктором лицом к лицу, одерживает победу: в результате, уже после его смерти, доктор открывает в больнице, перешедшей под его руководство, подпольную типографию для напечатания книг де Сада. Из героя Ройе-Коллар превращается в читателя и даже издателя, поскольку реальность доказывает ему правоту уверенного в победе Зла маркиза. Та же трансформация происходит с персоналом лечебницы - из адептов разврата и несвободы они становятся примерными типографами и распространителями идей де Сада. Да и Симон, молодая жена доктора, почитав "Жюстину", из невинной овечки (такой же усредненной героини маркиза) превращается в расчетливую "читательницу" - изменяет нелюбимому мужу с молодым архитектором и убегает с ним.

С прачкой Мадлен (Кейт Уинслет - видимо, лучшая роль фильма, которая навсегда заставит невзлюбивших Кейт после "Титаника" критиканов замолчать) все наоборот. Она не желает воспринимать все, о чем пишет маркиз, как данность: она не согласна становиться его героиней, она не отвечает на его домогательства, сохраняя в душе чистую любовь к красавцу и умнице аббату. Для нее маркиз - гениальный писатель, и только; она восхищается придуманными им ужасами, жалеет заключенного в темницу литератора, при этом оставаясь умной и добродетельной девицей. Однако и ее взгляд на мир оказывается ложным: в определенный момент заключенная в голове маркиза креативная сила, не выплеснувшись на бумагу, начинает искривлять окружающее пространство, и помимо воли Мадлен превращается в героиню последнего произведения де Сада - погибающую от рук сумасшедших развратников невинную девственницу. То же и с товарищами маркиза по несчастью, сумасшедшими Шарентона: до определенного момента его друзья и служители, актеры его театра, в момент высвобождения дьявольской энергии де Сада (уже не зависящей от самого автора) они становятся сборищем босховских демонов с факелами в руках.

Так маркиз оказывается сильнее и умнее своих лекарей, но остается бессильным перед разрушительной силой слова, которое, не будучи выплеснутым на бумагу, становится знаком реального насилия. Под натиском этой силы погибает и сам маркиз - он ничего не может поделать со словами, которые рвутся изнутри; он готов писать на стенах, на простынях, на одежде, на собственном теле чем угодно - от крови до дерьма. По сути, подтверждается правота аббата Кульмье, считавшего, что "лучше рисовать огонь, чем поджигать жилые дома". Однако и аббат (Хоакин Феникс, харизматичный красавец, прославившийся "Гладиатором" и явно сыгравший на данный момент главную роль своей карьеры в "Перьях") попадает в сети собственных заблуждений. Он не желает становиться героем маркиза, опровергая каждым словом и поступком уверенность де Сада в темной стороне природы человека, отказываясь даже от желанной Мадлен во имя данных обетов. Он не хочет и читать книги маркиза, он даже не знает точно, о чем тот пишет. Он хочет относиться к де Саду, как к человеку, как к своему другу. Однако маркиз не может быть просто человеком - он Писатель; поэтому аббата ждет неожиданная и незавидная судьба... После катастрофы и страшной гибели де Сада Кульмье сам становится де Садом. Аббат занимает его камеру и начинает требовать бумагу и перо. Ведь так же, как читатель и герой, автор находится в темнице собственных книг; Кульмье понимает это слишком поздно.

А что же сам маркиз? Главные упреки критиков в связи с "Перьями" обращены к двум персонажам - сыгравшему де Сада Джеффри Рашу и самому режиссеру Кауфману. Позволю себе несколько слов в их защиту. Де Сад по замыслу авторов картины остается загадкой от начала и до конца истории. Прежде всего, он загадка для самого себя. Ему хочется видеть себя адептом Зла и Разврата, в то время как на самом деле он не более чем несчастный человек, заключенный за решетку и безнадежно одинокий (это чувствуют и понимают Кульмье и Мадлен). Ему хочется быть властителем Слов, но Слова владеют им, подобно демонам, от которых спасения нет. Де Сад изменчив, он таков, каким его видит каждый конкретный персонаж; Раш играет именно хамелеона, полного сильных, но невнятных чувств и эмоций. Таким ли был реальный маркиз - кому какая разница? В "Перьях" перед нами не человек, а знак, точка отсчета здешней системы координат.

И вот еще что. Собственно, история о докторе, приехавшем лечить пациента-писателя, а затем превратившегося в этого пациента, нашему зрителю хорошо известна - известна по "Дому, который построил Свифт" Григория Горина и Марка Захарова. Аббат Кульмье - аналог доктора-Абдулова, маркиз - аналог Свифта-Янковского. Кстати, и современники, и исследователи более поздние не раз сопоставляли Свифта и де Сада как двух гениальных художников, чрезмерно яростных сатириков, не понятых окружающими. Шарентон в фильме - дом, который построил Сад; пространство, полностью определенное его извращенной и привлекательной эстетикой. Здесь все участники общей драмы, творящейся вне воли автора. На месте Джеффри Раша мог бы быть любой актер, условно названный маркизом де Садом. Важно не то, кто маркиз (для каждого он воплощает что-то новое, свое), важно, чтобы он был. Его камера не должна пустовать, поэтому аббат занимает ее в финале.

Не могло пустовать и кресло режиссера, поэтому его и занял Кауфман. Разумеется, концепт был вложен Дагом Райтом и в сценарий, и в пьесу, по мотивам которой сценарий написан, а Кауфман этим концептом лишь воспользовался (как поступал с пьесами Горина Захаров). Однако сделал он это как минимум умело. "Перья" - своего рода энциклопедия культуры после де Сада. В том числе, кинокультуры. Безупречные костюмы и декорации, да и присутствие Джеффри Раша, напоминают о "Влюбленном Шекспире". Американская школа костюмного кино вполне гармонично сочетается с амбициями кино европейского - текст, прорастающий сквозь экран, ложащийся на любую поверхность, сам визуальный облик слова заставляют вспомнить о Гринуэе. Наконец, выбранная в качестве места действия психиатрическая лечебница порождает свой культурный контекст; здесь аутентизма не занимать, недаром рядом с актерами сумасшедших играли настоящие умалишенные. Где, как не в сумасшедшем доме, возможна подобная драма? Времена "Полета над гнездом кукушки" прошли, свобода больше не абсолютна; поэтому "Перья" - фильм соблазнов и вопросов, а не ответов. В этом заключается притягательность построенного де Садом Дома. Если же у вас нет своих ответов на вопросы маркиза, то в этом Доме вам делать нечего.