Круг тем любых сюжетных произведений мирового искусства крайне узок - это подмечал еще Борхес. И центральной темой на протяжении последних тысячелетий (таким образом, на протяжении всего существования кинематографа) была любовь. Это общее место, однако, это так. Постоянно одна и та же тема получает новые нюансы, развивается в том или ином направлении, задавая вектор... чему угодно: литературе, музыке, кино. За подобной динамикой интересно наблюдать именно в развитии. Так в прошлом году три центральных фильма, посвященные теме любви, были странно целомудренными - особенно странно, учитывая их постановщиков. Откровенно вызывающие опыты Вонга Кар-Вая в гомоэротической драме "Счастливы вместе" не помешали ему поставить вычурную, орнаментальную, чисто изобразительную картину "Любовное настроение", из которой он намеренно вырезал все откровенные сцены. Нагиса Осима, известный как режиссер до сих пор скандализирующей японскую публику "Империи страсти", напротив, в "Табу" обратился к гомосексуальной любви, показав ее чистой, как слеза самурая. Ларс фон Триер завершил свою трилогию о любви, в первой части которой героиня спасала мужа, отдаваясь чужакам, а во вторую была вмонтирована порно-сцена, "Танцующей в темноте", героиня которой способна любить лишь платонически.

В этом году все наоборот. Два центральных фильма, посвященных теме любви, стали скандалами из-за откровенных сцен: "Интим" Патриса Шеро в Берлине, "Пианистка" Михаэля Ханеке в Каннах. Оба фильма во время фестивальных показов вызывали опасливую, порой недружелюбную реакцию критики - и оба были отмечены жюри как эпохальные: "Интим" получил Золотого Медведя как лучший фильм, а "Пианистка" - три награды, Гран-При, Пальму за мужскую роль Бенуа Мажимелю и Пальму за женскую роль Изабель Юппер. О "Пианистке", показанной лишь раз на ночном сеансе (при недостаточном, увы, стечении народа) на Московском фестивале, речь впереди - фильм куплен и обязательно выйдет в прокат, рано или поздно. Пока - к разговору о тенденциях - можно лишь указать на бесспорное сходство двух почти противоположных по стилистике фильмов. И в "Интиме", и в "Пианистке" речь идет о неосуществимости любви, отягощенной ненужными подробностями. "Пианистку", действие которой происходит в Вене, австриец Ханеке снял на французском языке и с французскими актерами. "Интим" француз Шеро снимал на английском языке в Лондоне. Это и станет отправной точкой для поверхностного анализа новой работы постановщика "Королевы Марго".

Вчуже

Отстраненность от места действия - намеренная, концептуальная - помогла Патрису Шеро создать произведение, выходящее на серьезный уровень обобщения, почти символическое, но очень точное, далекое от привычных максим ("все счастливые семьи, все несчастные семьи" и т.д.). Для режиссера метод не нов: будучи по преимуществу постановщиком театральным, он стал работать в кино именно для того, чтобы отыскать новый язык - не в принципе новый, а новый для себя. Теперь эксперимент с Лондоном. В интервью журналу "Премьер" Шеро рассказал, что в скудном багаже взял с собой несколько кассет, чтобы смотреть на чужбине и вдохновляться: "Шоссе в никуда" Дэвида Линча, "Лица" Джона Касаветеса, "Счастливы вместе" Вонга Кар-Вая и "Молчание" Ингмара Бергмана. Можно заняться поиском параллелей (и найти, разумеется), но, вместо того, просто отметим: в списке ни одного французского и даже ни одного английского фильма. А "Счастливы вместе" гонконгец Кар-Вай снимал в Буэнос-Айресе. Вряд ли случайное совпадение.

Другая деталь: исполняющая главную роль Керри Фокс - актриса не британская, как большинство занятых в фильме, а новозеландская. И именно в работе с ней режиссера ждал наибольший успех: отсюда и приз Фокс как лучшей актрисе в Берлине; наивным было бы считать еще одного Медведя простым вознаграждением за отвагу, с которой она занимается на экране сексом. Шеро не раз экспериментировал с чужаками или ставил себя в положение чужака (кем еще может быть режиссер конца ХХ века, снимающий фильм о Варфоломеевской ночи), что давало ему дополнительную почву для вдохновения. Так одной из самых удачных находок в "Королеве Марго" стал выбор в качестве композитора серба Горана Бреговича, до тех пор работавшего только с Эмиром Кустурицей. Именно неожиданное скрещение творческих импульсов дало картине необходимую выразительность и силу воздействия. Вместо костюмного кино зритель получил если не шок, то сильную встряску, наблюдая за горами гугенотских трупов под жутковато-проникновенные хоровые реквиемы Бреговича.

Музыка - сильное место многих фильмов Шеро, и "Интима" в частности. Французская музыкальная традиция, так же, как и традиция нанимать для фильма специального композитора, могла только повредить замыслу подобного глубоко личного, но намеренно заполненного штампами фильма. Англоязычный фильм, напротив, предполагает "модную" звуковую дорожку с хитами популярных исполнителей. Пронзительны и банальны сцены любви, пронзительна и банальна сопровождающая их, любимая всеми, но для каждого своя рок-музыка: и вечный спутник британской столицы - "London Calling" The Clash, и нежно-алкоголические баллады Tindersticks или Ника Кэйва, и закрывающий фильм - благодаря музыке, это один из лучших эпизодов картины - "The Motel" Дэвида Боуи, лирический гимн анонимной любви... (Боуи вообще удивительно уместен в качестве кинокомпозитора, чему доказательством может служить и знаменитая, обрамляющая то же "Шоссе в никуда", песня "I'm deranged", позаимствованная Линчем с того же альбома.) Шеро - чужак в Лондоне, чужак в этой культуре, и именно поэтому так легко и непринужденно с ней обращается: он может позволить себе особенную роскошь - взгляд со стороны, каким смотрит на историю любви герой-проводник, французский бармен Ян. Для Яна, кстати, Англия - страна недоступных идеалов любимой поп-музыки: первое, что он спрашивает у главного героя "Интима" Джея при встрече: "А тут у вас, в Лондоне, можно купить записи Билли Джоэла?".

Близость

Герои фильма - чужие, как зрителю, который знакомится с ними постепенно, так и друг другу. По модели, заданной с первой сцены фильма, она приходит к нему раз в неделю, по средам, чтобы заняться любовью, а потом уходит. Если они и разговаривают, то это две-три ничего не значащие фразы. Они не знают имен друг друга. Благодаря этому в первой половине "Интима", значительно более цельной и больше впечатляющей зрителя, чем вторая, Шеро позволяет себе сконцентрироваться на изображении, не думать о диалогах. Впрочем, разнообразием фильм удивить не может: режиссер использует одну и ту же "живую" спонтанную камеру, напоминающую о дежурном приеме "Догмы", следя за своими немногочисленными персонажами. Сначала за ним, а когда начинают проступать какие-то детали, то и за ней. Поэтому зритель, поставленный Шеро в узкие рамки, вынужден наблюдать за героями, ничего о них не зная.

Впрочем, для этого зритель и идет в кинотеатр на "Интим": фильм разрекламирован, прежде всего, как скандальная эротическая драма, где четверть всей длительности отведена на постельные сцены. Те, кто на это клюнул, скорее всего, разочаруются. Любопытно то, что "Интим" именно за любовные сцены получил два ряда в сущности противоречащих друг другу отзывов: "отвратительно, неэстетично, натуралистично" и "поэтично, откровенно, красиво". Оба взгляда имеют право на существование, как имеют право существовать два аналогичных взгляда на секс вообще. Эротика "Интима" ничем не похожа на порнофильмы или, упаси Боже, всевозможные "Эмманюэли". Постельные сцены (называть так их можно исключительно условно, поскольку герои занимаются любовью где угодно, кроме постели) поразительно напоминают настоящие... то есть они попросту естественны. Герои похожи на обычных мужчину и женщину средних лет - где-то складка, где-то кожа не самая гладкая, где-то уже морщинки - пока маленькие. Интимные части тел Шеро не скрывает, но и не выпячивает, не концентрирует на них внимание; зритель видит ровно столько, сколько он видел бы, наблюдая в реальности за любовной сценой ничего не подозревающей о соглядатаях пары. Каждый в глубине души знает, что выглядит во время секса точно так же; у кого-то это вызывает чувство сопричастности, у кого-то отвращения.

Фильм начинается с вышеизложенного статус-кво, и понятно, что бесконечно так длиться не может. Драматургия сюжета, да и человеческая психология требуют дальнейшего развития. Оно наступает, эротические сцены исчезают. Проступает подлинный смысл названия. Разумеется, называть фильм "Интим" было ошибкой. Во-первых, такого слова в русском литературном языке не существует (в отличие от английского Intimacy или французского Intimite), если не считать газетные объявления по типу "интим не предлагать". Во-вторых, ничто не мешало назвать фильм словом "Интимность", правда, тоже несколько корявым, но более близким к первоисточнику. Наконец, фильм следовало бы озаглавить попросту - "Близость" - и в этом случае все смысловые нюансы были бы соблюдены, искажений бы не было, и все были бы довольны. Поскольку фильм Патриса Шеро рассказывает именно о близости во всех возможных ее формах: от чисто телесной - до внутренней, более глубокой.

Этот смысл начинает проясняться в подлинной завязке истории, когда треть фильма позади: Джей - его имя, профессию (бармен) и семейный статус (отец двоих детей, разведенный) мы уже знаем - решает проследить за незнакомкой. Он узнает, что она играет в маленьком самодеятельном театре - великолепная надпись в баре, предваряющем вход в театр, гласит "Театр и Туалеты" - и еще преподает в небольшой студии актерское мастерство. Он узнает, что она замужем, у нее ребенок и члены ее небольшой семьи не пропускают ни одного представления, хотя она всегда играет одно и то же - "Стеклянный зверинец" Теннеси Уильямса (и вновь - можно было бы найти десятки параллелей, но оставим это другим исследователям). Однако он не знает самого главного: их близости положен конец; она больше не придет. Узнав, что он за ней проследил (теперь и зритель получает право узнать ее имя - Клер - и некоторые детали ее частной жизни), она отказывается от прежних отношений. Попытка установить иную степень близости, познакомиться по-настоящему - убивает уже существующую близость. Вот, в сущности, и вся история.

Клер и Джей представляют два различных отношения человека к близости с кем-либо. Для того чтобы это показать, режиссеру и необходимы некоторые новые персонажи. Джей не способен сближаться с другими: "За столько лет ты не научился любить", - говорит Ян. Мы не знаем истинных причин его размолвки с женой, видим лишь, как он смотрит на детей - как на недосягаемых и любимых незнакомцев, - видим, как смотрит на жену - будто находящуюся за стеклянной стеной. Джей огрызается на нового приятеля, Яна, и держится как с другом только с воплощающим, кажется, все пороки одинокого мужчины Виктором. Этим он и близок Джею - желанное отражение мужской самодостаточности. Но вот и Виктор надевает галстук - он встретил "кого-то", и Джей вновь остается в одиночестве. Весь фильм Джей и его приятели заняты поисками жилья, и все это время Джей не прекращает жить один; его мифического соседа никогда нет дома. Клер, напротив, зациклена на взаимодействии с другими. Она любит мужа - толстяка-биллиардиста, таксиста по профессии и философа по призванию, и не хочет его покидать. Она ежевечерне нуждается в партнерах по сцене и в зрителях. Ей необходим ее "мастер-класс", и она не выносит ненатуральной игры "в любовь", которую ей показывают ее студенты. Зато естественная симпатия заставляет ее сблизиться с одной из студенток (отличная актерская работа Мариан Фэйтфул). Так же естественно для нее "хотеть быть с мужчиной", поэтому она приходит к Джею по средам. Однако в результате амплуа переворачиваются: он настаивает на сближении, зовет ее жить вместе, а она настаивает на анонимности, то есть - на дистанции. Все рушится.

Финал

"Интим" очень хорош в первых эпизодах - почти близок к совершенству; после наступает период неопределенности - как для героев, так и для зрителя; а затем - то, что превращает "Интим" в фильм значимый, почти эпохальный: яркий финал, аккорд, взятый героиней Керри Фокс и Дэвидом Боуи. Жан-Люк Годар, снимая свой последний фильм, "Похвальное слово любви", объяснял особо непонятливым свой замысел: показать несколько этапов любви на примере нескольких пар. Это у Годара, скажем прямо, не получилось - замысел остался замыслом. Его воплотил, хотя лишь отчасти, Патрис Шеро. Отчасти, поскольку в фильме показана только одна возрастная категория - так называемый "средний возраст" - и этапы перемешаны. Сначала идет телесная близость, уже за ней знакомство - и расставание. Посмотрев "Интим", понимаешь, что последнее - тоже этап истории любви - и почти неизбежный. Эта картина - не история персонажей: они недостаточно выразительны, не у каждого зрителя могут вызвать симпатию, они не несут никаких идей (ни профессия, ни социальный статус к тому не располагают), они ни в коем случае не представляют ни Средних Европейцев, ни Испытывающих Кризис Сорокалетних, ни даже Мужчину и Женщину... Даже воплощенные в них "модели" сближения ничего не значат. Клер и Джей - просто герои некой истории любви. А эта история любви (близости) и составляет стержень фильма.

Самая главная ошибка, которая может быть допущена в отношении к "Интиму", - представление его как притчи. Никакой морали и даже намека на нее здесь нет. Есть любовь - телесная близость, а есть любовь - любовь к мужу или к жене. Друг с другом они не совпадают, и это печально. Есть близость, достигаемая без слов, а есть близость, возникнуть которой не помогут даже слова. Есть слова и движения, которые помогают родиться любви, а есть - ее разрушающие. И в финале есть точка, поскольку, чтобы стать историей, история должна завершиться. Каждый остается при своем - Джей в пустой квартире, Клер с мужем и ребенком. Можно воспринимать это как трагедию. А можно - как хэппи-энд. Ни в том, ни в другом не будет уже никакой ошибки. Просто Патрис Шеро показал нам любовь.