"К чему напрасно спорить с веком..."

А.С.Пушкин

Марлен Хуциев снял картину "Люди 41-го года" - монтажный документальный фильм с игровыми досъемками. Тема объявлена в названии, сюжет пересказу не подлежит, ибо линейное повествование здесь отсутствует. Вместо него - как в лирической поэзии - переживание и поток авторской рефлексии: "Как это было, как совпало: война, беда, мечта и юность. И это все в меня запало и лишь потом во мне проснулось". Режиссер сам читает за кадром стихи Самойлова и Твардовского, soundtrack - это мелодии военных лет и несколько самых заветных песен Булата Окуджавы, уже послевоенных. Основной режиссерский прием - монтажное столкновение документальных кусков: архивной хроники времен войны и снятых сегодня. На стыке планов высекается авторское послание. Мессидж, которого современное отечественное кино боится, как черт ладана. Так что замысел Хуциева воленс-ноленс обретает несвойственный этому художнику полемический подтекст.

Хуциев не впервые использует прием контрапункта. На нем построен знаменитый финал "Июльского дождя", где документальные планы встречи ветеранов в сквере у Большого театра монтируются с панорамой портретов - с лицами мужчин первого послевоенного поколения. В том эпизоде была бездна смыслов, был трагизм, но еще не было полемики, разве - ее предчувствие. В "Послесловии" (1984) он вывел жесткого героя-прагматика, который тяготится своим не по возрасту пылким тестем-идеалистом. В прошлом тесть был военным моряком, но никто из домашних и в голову не берет, что старик воевал на Севере и бывал в нешуточных переделках. Зато сегодня он тихо раздражает родственников, с нетерпением ожидающих его отъезда. И вот он, наконец, ушел. Насовсем. Старика не стало. Совершенно неожиданно для себя герой вдруг осознает, что ему остро недостает тестя. Что без этого нелепого, прекраснодушного и застенчивого человека жизнь потускнела, пожухла, обесцветилась.

В "Послесловии" тоже не было полемики. Только киношный сленг "уходящая натура" стал понятием антропоморфным.

Сегодня полемика очевидна. Перед началом фильма "Люди 41-го года" в Доме кино Марлен Хуциев, преодолевая спазм в горле, сказал: "Это попытка понять, что это за люди были - люди сорок первого года".

Работа забвения делает свое дело, и с годами, хочешь-не хочешь, "кровавое выцветает до розового", против чего страстно восставал выросший в партизанском отряде писатель и публицист Алесь Адамович. К тому же современное сознание противится любому пафосу, кроме разве что мелодраматического. "Стилистические разногласия" камуфлируют разрыв, обозначившийся еще в застое и в новые времена завершившийся полной победой прагматизма во всех сферах нашей жизни. "Скорбное бесчувствие", по поводу которого стенал экзистенциальный кинематограф Европы конца 60-х - начала 70-х (Антониони, Бергман), достало и нас. Герои Великой Отечественной для большинства ныне живущих - не более чем персонаж из музея восковых фигур. Да и сама героика стала всего лишь фигурой речи, дежурной риторикой по особо торжественным случаям. Как написал талантливый третьекурсник ВГИК'а по поводу "Баллады о солдате": "сейчас так не снимают, а значит - так не смотрят". Следовательно, так не чувствуют - уточняю я.

Но - "каждый пишет, как он дышит, не стараясь угодить". Марлен Хуциев, возможно, замечает этическую невменяемость "new-совка", продвинутого в сторону рынка. Возможно, его не радует забывчивость поколения Next. Однако ни при какой погоде этот художник не был "агитатором, горланом, главарем", не задавался целью "глаголом жечь сердца людей". Полнота самовыражения - вот тот костер, на котором он всю свою жизнь горит и не сгорает. Хуциев вложил в свою новую картину недосказанное в "Июльском дожде", в фильме "Был месяц май", в "Бесконечности". Духовная красота людей, добровольно и бескорыстно положивших свои жизни на алтарь отечества, неразгаданная тайна, которую они унесли с собой, потрясает его еще глубже, еще сильнее, чем это было в молодые годы. И уж конечно, не случайно в новой его картине, где процитированы уникальная хроника из "Месяца мая", кадры победы и триумфа, сегодня появилась панорама павших. Совсем молодые ребята, они запечатлены операторами в позе спящих. Не предсмертная мука, а глубокий покой на их лицах, в их сильных телах.

"Мы были высоки, русоволосы. Вы в книжках прочитаете, как миф, о людях, что ушли, не долюбив, не докурив последней папиросы". Портрет военного поколения, вышедший из-под пера Николая Майорова незадолго до гибели и в предчувствии ее, был до того зацитирован в 60-е, что его надо было запретить на время. И что же? Сегодня этот беспрецедентный поэтический автонекролог как в Лету канул. Не знают, не читали, не слышали.

А может, так оно и надо? Нужно ли естественному процессу забвения противопоставлять память? Ведь долгие годы мы были "зафиксированы" войной, и то был махровый коллективный невроз. Может, само собой все восстановится, встанет на свои места? Покуда мы с нашим расейским пофигизмом и непротивлением в очередной раз решаем очередной гамлетовский вопрос, Голливуд переформатирует на свой лад доблесть наших солдат и наши победы во Второй Мировой. А человечество примет это за чистую монету.

Это вовсе не прогноз - процесс уже пошел. И за державу - обидно!