Приезд в Москву французского кино - событие значительное. Девять фильмов, некоторые уже успели засветиться во французском и мировом прокате, некоторые - только собираются, для российского зрителя должны были олицетворять самое-самое, главное-главное, тщательно отобранную квинтэссенцию усилий французских кинематографистов за последний год.

Девять фильмов - слишком мало, чтобы делать какие бы то ни было выводы о состоянии целого кинематографа. Однако ж подбор фильмов не случаен, это вам не пальцем в небо, "Юнифранс" все-таки постаралась отобрать для заснеженной Белокаменной лучшее, очевидно, что имеется во Франции сегодня. Самым громким событием Фестиваля французского кино стала московская премьера "Видока" Питофа. Питоф - человек, ревностно следящий за модой во всем - от выбора псевдонима до использования спецэффектов в фильмах. "Пти Кристоф" (маленький Кристоф), как называла в детстве мама Жан-Кристофа Комара, постепенно ужался до клоунского "Питоф". Начинающий режиссер вспомнил французскую моду на короткие имена-псевдонимы - Бурвиль, Фернандель, Колюш - и на Жан-Кристофа откликаться перестал.

Дебютом Питофа стал в своем роде примечательный фильм "Видок", на днях вышедший в московский прокат, - первый художественный фильм, целиком снятый на цифровую камеру и с максимальным использованием компьютерных технологий. 1830 год. Бывший каторжник, а ныне популярный сыщик Видок (Жерар Депардье) ищет срашного убивца - Алхимика в зеркальной маске и черной бэтменском плаще, сеющего смерть по всему Парижу. Конечно же, находит, и, в строгом соответствии с канонами классического детектива, Алхимиком оказывается тот, на кого меньше всего можно было подумать. Но не детективный сюжет (кстати, неплохо выстроенный) "Видока", не присутствие здесь французской суперзвезды Жерара Депардье и даже не информированность о новых компьютерных технологиях заставляет сидеть перед экраном чуть ли не с открытым ртом, как дитя, впервые увидевшее сиамских близнецов. Фильм упоительно уродлив. Питоф со всеми своими цифровыми камерами пропел гимн красоте уродства. Париж грязен и зловонен, как всемирная помойка, персонажам впору осесть в детском фильме ужасов, крупные планы намеренно уродливы, причем уродство это во всех случаях достигается с помощью компьютера. Фильм похож на компьютерную игру, здесь компьютерны даже живые люди, не говоря уж о летающем Алхимике и городе любви, каштанов и парфюма - Париже. Какая уж тут любовь, если над компьютерно скроенным серым городом ветер тучи разгоняет (только все никак не разгонит, похоже, в XIX веке Париж не знал хорошей погоды), а между тучами и Монмартром гордо реет некий демон, черной молнии подобный. Жители робко прячут тело жирное - кто где, они же стонут, потому что им недоступно упоенье битвы, которую Видок ведет со злодеем. Одним словом, Париж первой половины позапрошлого века и его обитатели по Питофу не имеют себе равных в тошнотворности и жутковатости.

Впрочем, дебютанту надо отдать должное: все вышеперечисленное вместе составляет совершенно особый стиль, нестандартный и ощутимый всеми органами чувств. Другое дело, что есть над чем задуматься. Когда на последнем Каннском фестивале анимационно-компьютерный "Шрек" на фоне довольной бледной конкурсной программы произвел фурорище, кроме приятности от увиденного душу посетило беспокойство: это что же такое происходит с современным кинематографом, если мультипликационному ослику особо горячие умы в кулуарах прочили приз за лучшую мужскую роль? Разумеется, никто не против осликов, Алхимиков и сыщиков-каторжников, созданных умелыми программистами-дизайнерами, но представлять "Видок" как главное достижение французского кино за последний год как минимум обидно для французского кино и его поклонников. Перед технической его частью стоит снять шляпу, но при чем тут, например, Депардье? Превосходный и разноплановый актер, он тем не менее никогда не был особенно разборчив в работе, играя все подряд, на что хватало времени и за что прилично платили. В последние годы, с возрастом и лишними килограммами, Депардье стал просто всеяден, соглашаясь то на эпизодическую роль в "Зависти богов" Владимира Меньшова, то на костюмного Вателя, то на сурово-никакого Видока. Все это больше похоже на одну большую длинную роль свадебного генерала, ничего не дающую актеру как актеру. Впрочем, где и как сниматься - личное дело каждого. Мы же - о французском кино в целом.

Помимо "Видока", французы показали еще восемь картин, среди которых авторская лента молодого режиссера Дамьена Одуля "Без удержу" стоит особняком и способна вызвать интерес у тех, кто помнит французское кино в период его расцвета. Глухая провинциальная деревня. Толстые грязные свиньи, такие же толстые и грязные, как хозяева фермы - два брата, приютивших у себя на лето племянника из города, 15-летнего Давида. Давид мается от скуки и отвращения к родственникам, курам, жаре, зарезанным баранам, навозу под ногами, и отчасти - к самому себе. Вдребезги напившись, он мимоходом застреливает приятеля, ощутив при этом легкое чувство вины. Но не более. Тягучий, как знойный день, почти без слов, фильм производит сильное впечатление, причем отвратительность и жестокость здесь далеко не бессмысленны. Достоевский в "Преступлении и наказании" устами несчастного Мармеладова ставит очень современную и актуальную, кстати, проблему: "А вы знаете, что такое, когда человеку некуда пойти?". Это смешно - но большинству современных людей, и не только на глухом хуторе, некуда пойти. И нечем заняться. И некого любить. И даже некого ненавидеть. Поэтому дуло можно направить в кого угодно.

Что касается остальных картин, привезенных к нам из Франции... После мощной пиар-кампании, устроенной Жан-Жаку Бенексу, эстетствующему режиссеру "среднего звена" французского кинематографа, как-то даже язык не повернется покритиковать "Приключения трупа". Как всегда, у Бенекса полно многозначительных жестов, но здесь, слава Богу, в отличие, например, от "Луны в сточной канаве", они пронизаны юмором, который моментами даже смешон. Однако "архитектурные излишества", свойственные Бенексу, утомляют и частенько по ходу фильма разочаровывают своей безудержной "финтифлюшностью".

Моментами милой, но - увы - почти не смешной оказалась комедия Габриэля Агьона "Распутницы". Ну, во-первых, непонятно, зачем переводить "Absolument fabuleux" (буквально - "Совершенно невероятно", "Просто фантастика") столь вольно, - только лишь оттого, что не так давно прошел по нашим экранам предыдущий фильм Агьона (которого, кстати, постоянно тоже пишут неправильно - Агийон) "Распутник"? Натали Бай и Жозиан Баласко - две стареющие дамы, задержавшиеся где-то там, в своей молодости, в конце 60-х, не способные ни пить ведрами шампанское, ни куролесить. Когда две немолодые тетки безобразничают на протяжении двух часов, это само по себе нелепо и смешно, на что и сделал ставку режиссер. Но просчитался. Даже две великолепных актрисы помочь Агьону не могут. Получилось скучно и претенциозно.

Бессмысленность - вот главная отличительная черта того французского кино, что мы увидели за эти дни. Вроде, ничего дурного не скажешь про фильм "Роберто Сукко" Седрика Кана о маньяке, поставившем на уши всю полицию всего Средиземноморского побережья┘ Но что нового и кинематографического добавляет этот фильм к уже известной театральной истории? А что хотел сказать Франсуа Дюпейрон своей "Палатой для офицеров", герой которой, офицер Первой мировой войны, в результате ранения остается без части лица и, безусловно, испытывает оттого массу сложностей? Что война хуже, чем мир? Что лучше быть здоровым и красивым, чем больным и уродливым? Что люди устроены подло и больше любят первых, чем вторых? Да кто бы сомневался. Бессмысленное нагромождение трупов, уродства, крови.

Плюс еще слабенькая комедия Клода Зиди "Клуб", ни с какой стороны не понятный мистический триллер "Детская игра" Лорана Тюэля с летальным исходом для всех героев, с назойливым феминистским ароматом "15 августа" Патрика Алессандрена... Вот и все, чем порадовало нас французское кино.

Кажется, в последний день фестиваля по телевизору показали "На последнем дыхании" Жан-Люка Годара, фильм, открывший новую эпоху в мировом кино и перевернувший общественное сознание. Он абсолютно прост по исполнению, этот фильм о судьбе автомобильного вора, но в нем - смятение, трагедия, гениально почувствованный и переданный дух времени, предощущение скорых перемен в обществе. Только великое кино могло делать подобные фильмы, и только из недр великого кино могла выйти та самая "новая волна". Да, французское кино - великое кино, оно дало нам Годара, Трюффо, Шаброля, Ромера, Риветта, Рене, Лелуша... Оно долго держалось, и даже когда движение "новой волны" утихло, Франция долго оставалась лидером авторского кинематографа (хотя и во Франции вовсю снимались коммерческие ленты). Но этот островок становился все меньше и меньше, размываемый волнами коммерческого кинематографа, и, кажется, ушел под воду совсем. Впрочем, ступор, в который впало серьезное некоммерческое кино, характерен почти для всех европейских стран, кроме, пожалуй, скандинавских, где не хотят мириться с постулатом "кино - это шоу-бизнес" и придумали "Догму". Но это, как говорится, совсем другая история.

По-французски слова "волна" и "мода" отличаются всего лишь на одну букву - "vague" и "vogue", соответственно. Как короток, оказывается, путь от "новой волны" до "новой моды".