Анапский "Киношок" - ритуальный праздник дружбы кинематографистов бывшего СССР - давно стал неотменимой частью российской кинематографической жизни. Советский союз распался 11 лет назад, но расстаться насовсем и забыть друг о друге народам бывшей империи, как бы ни хотелось - не удается. Значимость политических, социальных, миграционных процессов, протекающих на "шестой части суши", с годами все более возрастает. И хотя кинематографии бывших советских республик находятся если не в кризисе, то далеки по разным причинам от процветания, а уровень конкурсных фильмов отчасти напоминает олимпийские игры среди инвалидов, сам по себе Анапский фестиваль, дающий возможность сопоставить, сравнить состояние атмосферы в разных точках бывшей империи, интересен и актуален всегда.

А на пространстве бывшего СССР происходят ныне весьма странные вещи. Какое-то время назад казалось, что вновь образованные независимые государства разбегаются друг от друга, подобно галактикам. Каждый стремился прибиться к традиционно близкому культурному ареалу: страны Балтии - к Скандинавии, Молдова - к Румынии, Средняя Азия к миру ислама и т.д. После 11 сентября выяснилось, что никаких устойчивых культурных и цивилизационных данностей, к которым можно было бы тихо и мирно присоседиться, - больше не существует. Геополитическая реальность меняется буквально на глазах, и едва освободившись, выпав из одной имперской структуры, все эти государства вынуждены искать свое место внутри другой - гораздо более мощной, глобальной, непонятной, находящейся в процессе бурного становления. Кто бы мог подумать еще год назад, что американские войска появятся в Средней Азии, что в Украине заговорят о вступлении в НАТО, а страны Балтии вот-вот примут в Евросоюз и т.д.? Перед лицом неведомой, стремительно меняющейся глобальной цивилизации государства, возникшие на окраинах бывшего СССР, оказываются в сходном положении: их собственная роль в процессе глобализации ничтожна, правила игры диктуются не ими, и все они пребывают в состоянии некоторой растерянности, неуверенности в том, что будет завтра.

По всей видимости, именно эта общая ситуация определила прямо-таки угнетающее сходство в сюжетах картин, снятых в самых разных точках бывшей империи. Фильмы сами по себе очень разные: беспомощные и вполне профессиональные, авангардные и традиционные, тяготеющие к европейской, советской или центрально-азиатской эстетике; но почти везде речь идет о детях - брошенных, умирающих или убегающих от родителей, от невыносимого семейного и социального неустройства.

Дети убегают от не справляющихся со своей жизнью родителей в украинском фильме "Шум ветра" Сергея Маслобойщикова и в латышской картине "По дороге уходя" реж. Виеструса Кайришса, а в литовской короткометражке "Последний вагон" Аудрюса Стониса юный герой не просто бежит, но в финале жестоким ударом ботинка в лицо сталкивает с поезда папочку (Ю.Будрайтис), пытающегося его догнать.

В других фильмах дети, напротив, пытаются отыскать блудных отцов, затерявшихся на просторах необъятной родины. Любопытно, что этот мотив всплывает в картинах, полярных по эстетике. С одной стороны, в "Убитых молнией", где традиционная для Е.Юфита тема превращения супермускулинных героев в голых, бессловесных идиотов обрамляется детскими воспоминаниями и учеными фантазиями женщины-антрополога, которая пытается трактовать судьбу своего пропавшего без вести папы-подводника в терминах "обратной эволюции". С другой стороны - в российско-белорусской социальной мелодраме "Прикованный" Валерия Рыбарева. Тут к неприкаянному герою В.Гостюхина, страдающему приступами бешенства при столкновении с реалиями новой жизни, является очаровательная юная женщина (А.Клюка), которая оказывается его дочкой. Герой, правда, испытывает к ней поначалу отнюдь не отцовские чувства, но потом, проникнувшись чувством вины, возвращается в семью, обретает дом.

С семьей вообще все сложно. Второй по значимости после страдающих детей мотив фестиваля - томления женщин от собственной невостребованности, нереализованности, жажды и невозможности любить. В ставшей фаворитом "Киношока" картине Игоря Минаева "Лунные поляны" нынешняя жизнь, нацеленная на успех, жизнь при свете солнца, - так груба, жестка и жестока, что тонкой, одухотворенной героине (Алиса Богарт) в ней делать нечего; ей не свить гнездо, не найти себе пару, остается лишь любить свое отражение, свое альтер-эго - родного брата. Инцест, запретная любовь, развивающаяся на фоне сумеречных питерских белых ночей, тут подается как единственное спасение.

От женской нереализованности жестоко страдает и героиня фильма "С любовью, Лиля" Л.Садиловой - смешная, наивная, перезревшая работница птицефабрики (Марина Зубанова), беспрерывно слепо и страстно влюбляющаяся в самых неподходящих мужчин. Правда, в финале Садилова в лучших традициях советского кино дарит ей и зрителям утешение в виде простого и надежного таксиста, с которым у нее все вроде бы сложится. В результате фильм "С любовью, Лиля" смотрится как редкое светлое пятно на отчаянно-депрессивном фоне анапского конкурса, где практически во всех фильмах герои либо куда-то бегут, либо невыносимо страдают, болеют и умирают.

В казахской малобюджетной картине "Не плачь" А.Каракулова, снятой на деньги Фонда Сороса, героиня (Майра Мухамед Кызы) - казахская оперная певица, приехавшая из Китая к родственникам в забытый богом аул, оказывается не в силах помочь девочке, умирающей от туберкулеза в отсутствии самых необходимых лекарств. Героине остается лишь спеть напоследок больному ребенку арию Чио-Чио-Сан - восточной женщины, бессильно склонившейся перед судьбой. Понятно, что фильм о трагически-малобюджетном состоянии казахской медицины звучит криком о помощи, но виктимная психология героини, если рассматривать эту историю как метафору, наводит на крайне грустные размышления о том, каким образом Казахстан будет входить в структуру глобальной цивилизации.

Схожая "медицинская" метафора лежит и в основе армянской ленты "Симфония безмолвия". Герой-эмигрант (Микаел Погосян), в прошлом - крутой ворюга, скрывавшийся в психушке от расстрела и бежавший на Запад, возвращается на Родину и приобретает на аукционе ту самую больницу, в которой когда-то сидел. Он делает там евроремонт, облачает пациентов в прекрасные больничные одеяния, сам одевается точно так же и начинает жить с ними одной жизнью, пытаясь деликатно и ненавязчиво излечить от фобий и маний. При этом народ за забором требует бесплатного хлеба и, более того, - помещения всех в это образцово-показательное лечебное учреждение. Армения - психбольница. Там ее лучшие политики, художники и музыканты, там ее душа - прекрасная обезумевшая девушка, принимающая героя то за мужа, то за отца, то за брата, то за сына... В конце концов она приходит в себя и называет этого блудного сына-брата-мужа-отца его собственным именем. Но в финале герой умирает, завещав деньги родной психушке. Как уж там все эти пациенты будут устраиваться без него?

Знаменательно, что почти во всех конкурсных лентах та или иная житейская или социальная ситуация выруливает в метафору, в иносказание, в притчу. Режиссеры, авторы сценариев хотят сделать кино: а) зрительское; б) о простых человеческих проблемах и ценностях (семья, отцы, дети); в) серьезное - поговорить о времени, о состоянии социума, все эти вещи как-то связать. Но попытка объять необъятное, вещать "urbi et orbi" приводит к тому, что эмпирика повседневного существования ускользает, рассеивается, а подсознательное чувство неуверенности, вины и тревоги вновь и вновь отливается в набор так или иначе варьирующихся архетипичесих сюжетных мотивов: бегство, инцест, безумие, болезнь, смерть. Этим все и ограничивается.

Зато порадовали маленькие фильмики, показанные в программе "Открытая ночь а видео", сделанные на коленке, за свои деньги, и при этом иной раз с высоким технологическим качеством - многоканальным звуком и компьютерными спецэффектами, как, например, в картине Д.Эльяшева "Осенний бал". Странное дело, почему-то на большое кино свежих и парадоксальных идей не хватает, словно бы этот формат на постсоветском пространстве временно себя исчерпал. Фильм - макрокосмос - глобально и сразу про все - ни у кого, по сути, не получается. С микрокосмосиками же все в порядке: и история есть, и парадоксальное ее изложение. Визуальные анекдоты, запечатленные на пленке альтернативные или измененные состояния сознания, видеотрюки, хэппенинги; абсолютная свобода - что хочу, то и делаю. Снимется это для себя, для собственного и друзей удовольствия, а смотрится с чрезвычайным интересом. Видимо, таланты, неспособные по разным причинам встроиться в систему официального кинопроизводства, прорываются на этом молекулярном уровне, создавая нечто вроде питательного кинопланктона. Остается лишь надеяться, что, питаясь этим планктоном, вырастут когда-нибудь в наших морях и киты.