Некоторое время назад пресса разнесла как сенсацию: мексиканские кинематографисты сняли полуторачасовую картину непрерывным кадром - и сей факт зафиксирован для книги рекордов Гиннесса.

Тут все, как недавно еще говорилось, амбивалентно.

Прежде всего, поражает удивительная забывчивость наших журналистов. Эта информация подавалась без всякого упоминания отечественного фильма, который впервые в истории кино снят именно так: непрерывной камерой за 1 час 27 минут 12 секунд реального времени. Это беспрецедентный проект Александра Сокурова "Русский ковчег", посвященный Эрмитажу и снятый в его стенах. Почему до сих пор можно говорить о его уникальности? - потому что была осуществлена съемка исторического костюмного фильма с тысячью исполнителей в анфиладах действующего музея (одного из крупнейших и значительных в мире, отсюда - требования безопасности и иные понятные ограничения), когда камера прошла по его залам, лестницам и переходам около полутора километров, и такое вообще вряд ли когда будет повторено.

Почему же это достижение автора фильма, а также российской студии "Эрмитажный мост" и немецкой компании EGOLI FILMS (основных производителей картины) не занесено ни в какие формальные реестры достижений? - Да потому, что не работает выдающийся отечественный режиссер Сокуров ради рекордов. И сама его идея, возникшая около десяти лет назад, - снять фильм "на одном дыхании", - идея глубоко художественная, не рассчитанная на какой бы то ни было эффект.

Почему ее следует понимать именно так (разъясним для людей, которые до сих пор не очень хорошо знакомы с творчеством этого автора, создавшего уже около сорока произведений)? Да потому, что во главу угла ставятся вовсе не технологические достижения (хотя и они важны, о них - чуть дальше), до которых зрителю, в принципе, мало дела, когда он сидит в кино. Зрителю важно, что происходит на экране, увлекает его действие или нет, что он чувствует и думает, пока идет фильм - и тогда, когда он закончится. Так вот, применительно к "Русскому ковчегу": через пять-семь минут вы забудете обо всем, что слышали про эту картину, потому что вместе с ее героями, прелестными дамами и мужественными их кавалерами, устремитесь на роскошный бал в Зимнем дворце. А по пути, проходя по бесчисленным (на самом деле - по 36-ти) его залам, по великому и прекрасному его пространству, встретите и заметите множество интереснейших персонажей. Среди которых главными станут некий желчный угловатый, будто колючий, Европеец (прообраз его - маркиз де Кюстин, автор книжки о Николаевской России, которую у нас массово издали только в новейшие времена) и - голос за кадром, принадлежащий, очевидно, нашему современнику. Ирония и мудрость, доброта и неверие, недоумение и грусть - все будет в их диалоге, и не расслышит эти интонации разве что глухой или предвзятый.

Более того. За полтора часа вы побываете в четырех веках. Перед вами предстанут Петр I, Екатерина Великая, Николай I, Николай II (их чада и домочадцы жили здесь, это был их дом - и он оживет), а "среди" них - три директора Эрмитажа (Иосиф Орбели, Борис Пиотровский и Михаил Пиотровский), балерина Алла Осипенко, старый петербургский врач и старый петербургский актер, блокадные воины и сегодняшние посетители, женщина, которая видит сердцем, и маэстро Гергиев во главе своего оркестра, играющего мазурку из оперы Глинки "Жизнь за царя".

Если кто вдруг усомнится в правомерности такого смешения - так оглянитесь вокруг: жизнь у нас по-прежнему "за царя", а приметы феодализма соседствуют с признаками нового русского капитализма. Сокуров во всех своих интервью разъясняет: в России все времена существуют одновременно; именно это он и стремился показать в картине. Пройти "сквозь" это соединение времен можно только "на одном дыхании", это как в глубину прыгнуть, в космос взлететь.

А уж потом - какую форму найти для этой идеи. Впрочем, содержание и форма - едина суть. Россия, по Сокурову, во всех своих передрягах спасла классическое искусство - и сама спасена им, Эрмитаж - ковчег, где это искусство обитает. (И во все времена, о которых был предыдущий абзац, картины и скульптуры разных веков освещали и следующие столетия; "умножьте" число персонажей фильма еще и на когорту этих в высшей степени документальных и художественных героев истории нашей.) А Эрмитаж - музей, там нельзя снимать кино... Никого бы иного директор Пиотровский не пустил - только Сокурова, потому что был у них уже совместный опыт работы над фильмом "Робер. Счастливая жизнь" (1996), и Михаил Борисович знал: этому режиссеру можно доверять.

Но и Сокуров знал: вторгнуться в музей можно максимум на один день. Вот откуда взялось это условие - съемка одним кадром. А что без дублей - так тоже понятно: не выдержать никакому оператору, который всю дорогу нес на себе камеру на специальном устройстве, стэдикаме, общим весом в 35 килограммов, еще одного такого пути. Тильман Бюттнер, молодой немец, несколько месяцев перед съемкой специально "качался" - и с этой своей задачей справился.

Теперь, когда главное должно быть понятно про истинную задачу режиссера и ее воплощение (все остальное - о множестве интереснейших моментов работы над фильмом на всех его этапах - читайте на сайте www.russianark.ru), вернемся к началу этих заметок. Еще приступая к картине Александр Сокуров говорил, что подобная съемка одним кадром - пример новой работы кинематографистам всего мира. "Меня возненавидят, - предвидел/шутил Александр Николаевич, - ибо мы покажем, что можно резко удешевить процесс". (Понятно, что это так: самое дорогое в кино - съемка. Но если она идет всего один день?) Но теперь ясно, что множество картин в недалеком будущем будут производиться подобным образом: серьезная подготовка и - будто с обрыва в полет.

Безвестные мексиканцы это подтвердили. Во всем мире профессионалы, очевидно, такой возможностью восхитились. Свидетельство чему - многие и многие отклики на "Русский ковчег" и рецензии в прессе. Приглашение фильма на десятки фестивалей по всему миру. Потрясающие премьеры и показы в ранге "специальное событие". Исследования техники и технологии на разных специальных тусовках, посвященных "цифре" как таковой, компьютерной обработке изображения, звуку и прочим компонентам произведения. И многое иное.

Итак, фильм не делается ради рекордов. Но проект "Русский ковчег" самого главного и настоящего рекорда достиг. Он звучит, может быть, несколько приземленно (после наших рассуждений о высоком), но он звучит золотом: на 20 февраля фильм собрал 832 000 долларов за первые десять недель проката, и прокат продолжается. Поверить трудно? Убедитесь. Или - доверяйте отечественному журналу "Кинобизнес сегодня" (специальный выпуск, #24, 10.02-23.02/2003), который приводит сведения о кассе уик-энда 31 января - 2 февраля в США и Канаде со ссылкой на Variety; фильм "Русский ковчег" находится на 45 месте с такими показателями: общие сборы за уик-энд - $80921; это на 65% больше, чем в предыдущую неделю; картина идет на 12 экранах (на прошлой неделе - 6) и в среднем на экран собрала $6743; она 52 дня находится в прокате и общий сбор составил $511434.

При этом интегральный показатель зрительского интереса - цифра сбора с одного экрана. Так вот, здесь - внимание! - "Русский ковчег" опережает, например, даже такой блокбастер, как "Властелин колец: две крепости" (его показатель - $2340, 47 дней в прокате).

Российский продюсер фильма Андрей Дерябин, глава студии "Эрмитажный мост", в этом подлинном зрительском успехе видит заслугу американского дистрибьютора - компании Wellspring Media. "Конечно, нам пришлось приложить немало совместных усилий, чтобы "Русский ковчег" Александра Сокурова дошел до публики. Фильмы этого режиссера всегда почему-то позиционировались на рынке как сугубо элитарные. Ничего подобного. Они в сути своей просты, человечны, эмоциональны и доступны каждому, кто не удовлетворяется типичной кинематографической "штамповкой". А "Русский ковчег" мы позиционируем как культурный блокбастер - именно это определение лучше всего соответствует смыслу, форме и статусу картины. И я счастлив, что наши общие усилия оказались абсолютно вознаграждены".

Одно несколько "смущает" продюсера Дерябина: полное молчание российской прессы насчет успеха "Русского ковчега" в Америке. "Или заговор молчания, - предполагает Дерябин, - или отечественные критики и журналисты - все как один антипатриотично настроены. Или просто - некомпетентны, ленивы и нелюбопытны? Скорее всего, до сих пор работает то, что я называю "мифологема Кюстина": Россия не хочет знать о себе правду. Наш фильм - в почетном ряду таких произведений, как "Архипелаг Гулаг" или "Доктор Живаго". Помните бессмертную фразу: "Я книгу не читал, но скажу...". Так вот, есть люди, которые заранее отказали "Русскому ковчегу" в зрительском внимании - и теперь скрывают, что посрамлены. И потому заранее, до выхода картины на российский экран, ее поносят, уподобляясь Хрюну Моржову - плоскому нарисованному персонажу, который только и делает, что брюзжит, поскольку жизнь его привычно безрадостна со времен соцреализма, с насаждаемым, а оттого противным хэппи-эндом, а маленькие мозги остановились на уровне пятого класса средней школы и оценивают окружающее, в том числе - искусство, с этой кочки. Даже если при этом их обладатель почитает себя европейским интеллектуалом.

"Я ищу в России других людей", - говорил маркиз де Кюстин. И мы ищем других. С этой мыслью выпускается "Русский ковчег" в прокат - в середине апреля в Петербурге, а через пару дней в Москве и затем по стране. Наша задача в том, чтобы картину увидели все, кто этого захочет. Мы знаем, что Эрмитаж - общенациональное достояние, и нет в России культурного человека, который не мечтал бы здесь побывать".

А уж оживший Зимний дворец увидеть можно только в кино. Вот подлинное достижение фильма "Русский ковчег".