Русский Журнал / Обзоры / Кино
www.russ.ru/culture/cinema/20030610_bar.html

Тяжелая поступь политики по Французской Ривьере
Екатерина Барабаш

Дата публикации:  10 Июня 2003

...На церемонии закрытия 56-го Международного Каннского кинофестиваля обстановочка была что на похоронах. Звезды, сиявшие на каннском небосклоне в течение всего фестиваля, словно сговорившись, закатились на родину. Сиротливо краснела знаменитая лестница, неохотно пуская на свои ступени звездочек второй и третьей величины - Орнеллу Мути, Элизабет Херли, Валерию Бруни Тедески. Да и те приехали лишь потому, что были приглашены вручать награды. Жанна Моро в мужском брючном костюме среди этой невнятной компании казалась великой легендой мирового кинематографа. Впрочем, так оно почти и есть.

Почему же так невесело закончился главный мировой кинофорум?

Скандал. Причина первая

Неколебимо и вечно, казалось бы, стоит Каннский фестиваль, являя собою прочный сплав престижа, качества, радикальности и независимости от внешних факторов. За что всегда любили и уважали эти крупнейшие киносмотрины, так это за приверженность простенькому лозунгу "Да здравствует кино!", который в этом году, кстати, в честь Федерико Феллини, звучал здесь по-итальянски. Казалось бы, что еще может здравствовать на кинофестивале, не цирк же, право. Однако если мы скажем, что чем дальше, тем больше бульвар Круазетт и его обитатели напоминают служащих арены, разыгрывающих спектакли, мало относящиеся к кино как таковому, не ошибемся.

Царь и бог Каннского фестиваля - его директор Жиль Жакоб, человек, известный любому киношнику в любой точке мира, личность властная и могущественная. Его приоритеты - приоритеты фестиваля, его слово - закон, журналисты, аккредитованные на фестивале, следят за Жакобом не меньше, чем за любой звездой и раскладом сил. Потому что расклад сил определяет все тот же Жакоб. В этом году ему пришлось непросто. Конкурсная программа вызвала небывалый за всю историю фестиваля скандал. Причин скандала две. Первая: чтобы сколотить такой слабый конкурс, надо было постараться. И не сказать что совсем уж бедненько было, кое о чем можно вспомнить не без удовольствия, но главное чувство, оставшееся от конкурса, - недоумение. Что, мировое кино обанкротилось и умерло, оставив в наследство жалкие уцелевшие остатки самого себя? Да, очень достойный турецкий фильм "Отдаленный" (получивший вторую по значимости награду - Гран-при), снятый в стиле позднего Тарковского. Но турецкое кино, увы - погоду не делает. Не разочаровал Франсуа Озон с криминально-психологической драмой "Бассейн", блестяще разыгранной Шарлоттой Рэмплинг и Людивин Санье. Последняя, кстати, ставшая известной после роли младшей дочери в "8 женщинах", становится суперзвездой французского кино. Она же сыграла главную роль в картине Клода Миллера "Крошка Лили" - чеховской "Чайке", перенесенной в современную Францию и, несмотря на "нечеховскую" концовку, оказавшейся куда более "чеховской" по духу, куда ближе к тому, что хотел сказать Антон Павлович, нежели сотни наших постановок и экранизаций.

А после "Коричневого кролика" американца Винсента Галло народ вздохнул: не пора ли вообще отсюда валить? Ну право, если герой на протяжении двух (!) часов молча (!) едет на машине через всю Америку, а заканчивает путь в непонятной комнате с непонятной девушкой, совершающей понятные оральные действия с понятным и очень внушительным органом героя, расположившимся во весь экран, вопросов возникает два - настоящее ли это и что оно тут делает. На первый вопрос Галло ответил, что сие принадлежит ему (дамы зааплодировали), в ответ на второй пообещал никогда больше кино не снимать (к дамам присоединились мужчины).

Скандал. Причина вторая

Шесть французских фильмов в конкурсной программе (из 22) - это вообще что-то невиданное, даже учитывая тот факт, что французы обычно без стеснения несут самих себя как знамя, любое замечание в свой адрес воспринимая как франкофобию. Всегда слишком большое внимание к самим себе раздражало, а тут это совпало еще с повышенной мнительностью американцев, которым после войны с Ираком кажется, что в "приличные дома" их пускать не хотят. Американцы развернули целую кампанию под условным лозунгом "Пустите нас в Европу по-хорошему", обрушившись на Жакоба за невнимание к американскому кино и повышенному вниманию к французскому.

Противостояние между Голливудом и Европой, кажется, вечно. Оно то усиливается, то прикидывается ушедшим в историю, но ситуация тут как с Западом и Востоком, которым вместе не сойтись. Два года назад благополучный и тоже очень престижный Берлинский фестиваль изгнал со своего поста прежнего директора Берлинале именно за непомерную любовь к заокеанскому кино, теперь вот европейцы и американцы не могут поделить крохотный кусочек Лазурного берега, и вся надежда у американских кинематографистов остается на Венецию и отчасти на Сан-Себастьян, четвертый по престижности фестиваль. В этом году, по крайней мере, хотя бы Венецианский фестиваль будет "добрым" - как-никак юбилейный, 60-й, и итальянцы постараются никого не обидеть.

Ларс фон Триер заигрался и проиграл

Все, кто следил за развитием Каннского форума, предлагали варианты исхода один другого радикальней. Наиболее наивные уже видели Золотую пальмовую ветвь в руках Ларса фон Триера за картину "Догвиль", самый яркий и интересный фильм фестиваля. Тут хочется на секунду отвлечься и хоть два слова сказать про эту работу. Когда-то Триер услышал песенку пиратки Дженни из "Трехгрошовой оперы", где она обещала отомстить всем, кто ее обижал. Тема мести показалась Триеру интересной, и он сделал фильм о девушке Грейс (Николь Кидман), живущей в отвратительно ханжеской Америке времен Великой депрессии. Грейс не в состоянии победить окутавшее ее зло своим ангельским поведением, и вот у нас на глазах крылья у ангела отваливаются, унося в неизвестные дали всю земную добродетель, а все зло мира сосредоточивается в хорошенькой головке Грейс. В ее вчера еще чистом сердце. Страшна месть падшего ангела. Городок "Догвиль" у Триера располагается в замкнутом пространстве примерно 150-200 квадратных метров, условность доведена до предела: дома здесь нарисованы на полу мелом, герои открывают невидимые двери, опираются на невидимые стены, гладят невидимую собаку. Собака тоже нарисована мелом на полу, внутри контура надпись "собака", а рядом лежит цепь и стоит миска с едой. Большей меры условности мировой кинематограф не знал. Впрочем, пока не было Ларса фон Триера, мировой кинематограф не знал многого. И тем не менее, через пять минут об этой условности или забываешь, или приходишь к выводу, что никак иначе снять это фильм было нельзя.

Триеровский "Догвиль" перемешал все карты и принес членам жюри немало седых волос. Не заметить фильм талантливейшего кинорадикала, примерно каждые пять-десять лет ставящего с ног на голову все мировое кино, было бы не то что глупо, не то что вызывающе, но скорее даже - актом полной беспомощности искусства перед уродливой рожей вездесущей политики. Но в ситуации столь явного обострения отношений с Америкой приветить Триера с его фрондирующей ненавистью к Штатам, о которой он, не стесняясь, шумит везде, где собирается больше двух человек, было бы равносильно разрыву отношений с США - по крайней мере, на уровне кино. "Я в Америке не был и быть не хочу, но именно такой - отвратительной, ханжеской и жестокой - я ее вижу", - не единожды публично рубил заигравшийся в честность Триер.

По всем мыслимым законам объективности только Триер мог получить главный приз Каннского фестиваля - "Золотую пальмовую ветвь". Но объективность в этот раз заблудилась по дороге в Канны. Триер не получил ничего, что, впрочем, и к лучшему - любая другая, менее престижная награда стала бы для него оскорблением.

...Овации, какую устроили Триеру и "Догвилю", говорят, французская Ривьера еще не слышала.

Гробовщик Шеро

Те, кто понимали, что Триеру ничего не светит, то есть наивные в меру, предрекали, что не уедет без "Пальмы" легендарный Клинт Иствуд. Реалисты прочили победу "Нашествиям варваров" канадца Дени Аркана, наскандалившему здесь 17 лет назад фильмом "Закат американской империи". "Нашествия варваров" возвращает нас к тем же героям, но уже на 20 лет постарше, и - увы - они начинают уходить. Не теряя при этом бодрости духа и верности прежним идеалам свободы.

Не скрывая отвращения к самим себе, жюри согласилось сделать вид, что никакого Триера не было, но всеми силами старалось показать, насколько ему это противно. По крайней мере, на церемонию закрытия фестиваля Патрис Шеро, президент жюри, явился весь с головы до ног в черном, включая рубашку и бабочку, и напоминал то ли гробовщика, то ли похоронного распорядителя. И стало ясно, что наивные умы проиграли. Да и сам Жиль Жакоб вел себя на закрытии, как Наташа Ростова на первом балу, - скромно, не бросаясь, как всегда раньше, к гостям с приветствиями. Сел тихонько в зале - мол, примус починяю. Клинт Иствуд, второй в гонке за ветвью, хоть и живая легенда, а стал аутсайдером (впрочем, какой-нибудь "Оскар" ему обеспечен). И тоже по причине вторгшейся политики. "Таинственная река" - настолько хрестоматийно американский фильм, что и его выделять было негоже. Да уж, не позавидуешь тем, кто совершал отбор. Смешнее не придумаешь, чем дать "золото" Гасу Ван Сэнту за "Слона", средний фильм, перепевы на модную когда-то "Легко ли быть молодым?" - в общем, жюри извернулось так, чтобы на елку сесть и штаны не порвать - американцев и поднять, и опустить разом.

Российская звездочка на Каннском небосклоне

Победа Александра Сокурова над критикой - бесспорно, пиррова победа. Если его устраивает, что фильм "Отец и сын" никто не понял, точнее, поняли, но не так, а полюбили именно за то, чем там не было - гомосексуальный инцест; если доволен он тем, что получил приз критики именно в том году, когда жюри критиков возглавлял русский, - что ж, будем считать, что российское кино наконец-то отметилось на каннском небосклоне. Жаль Сокурова. Врет тот художник, кто утверждает, будто ему плевать, как и кто его поймет. Каждому надо, чтобы его понимали те, ради кого он делает свое искусство. А делает Сокуров не для тети Маши и дяди Пети, а для профессионалов. Профессионалы остались разочарованными, кроме, разумеется, тех, для кого намек на инцест в картине оказался самодовлеющим.

Конечно, рано говорить, что, мол, Канны потеряли авторитет. Но, безусловно, что-то произошло, что-то сломалось в размеренной и пышной поступи самого-самого. Перекособочило Каннский фестиваль изрядно, акценты сместились, пьедесталы пошатнулись и стали местом игр тех, кому не предназначены.

Канны-Москва