Куда там Достоевскому
с записками известными.
Увидел бы покойничек
как бьют о двери лбы...
Владимир Высоцкий. Песня о психах

В начале 20-х годов тогдашний Путин в беседе с тогдашним Швыдким заметил: "В условиях поголовной безграмотности населения, важнейшим из искусств для нас является кино и цирк". Сегодня, в условиях всеобщей - несмотря на очевидную деградацию системы образования - грамотности важнейшим искусством является ТВ.

Театр, с одной стороны, элитарен, с другой - демонстративно буржуазен, его публика показательна для социологов, но в статистическом отношении незначительна.

Литература, казалось бы, переживает издательский бум, но ореол святости с нее снят, и если молодежь вновь начинает проявлять интерес к книге, старшее, работающее поколение читает крайне мало.

Музыка, в особенности попса, по широте влияния может сравниться с ТВ, но главной формой ее существования давно уже стали клипы, отношение к которым вызывает в памяти цветаевскую строку: "уж сколько их упало в эту бездну".

Телевидение, обращаясь к многомиллионной, усредненной аудитории, должно предъявить ей нечто экстраординарное: тему, событие, личность. Реальная или мнимая величина тот или иной телекумир - тема отдельная. Важнее, что сегодня, в поисках новизны, ТВ выбрало героем личность в ее "сверхполном исполнении" - как рекомендуют князя Мышкина исследователи Достоевского.

"Идiотъ" пришел на экран - и оказалось, что его только и ждали, чтобы расставить по ранжиру культурные приоритеты, соотнести ожидания зрителей с возможностями и телережиссуры, и актерской среды.

Неожиданной тенденцией нынешнего телевизионного сезона стало фактически второе рождение уже известных звезд. Актеры, поразившие нас в начале 90-х годов, долгое время не могли подняться до планки, заданной ими самими, уходя в самоповтор, эксплуатацию однажды найденного образа, просто выпадая из поля зрения. Между тем, из театра "новой драмы" в кинематограф начали прорываться новые, молодые, безумно талантливые актеры - Толстоганова, Кузичев, Белый, Вырыпаев, Смола, Голуб (здесь можно поставить многоточие).

Но вот на наших глазах Сергей Безруков в "Бригаде" показывает игру высочайшего уровня, Максим Суханов, у которого долго не складывался роман с кино, в экранизации "Театрального романа" демонстрирует высший класс лицедейства, а теперь мы с облегчением увидели, что авансы, выданные Евгению Миронову после фильма "Любовь", отплачены сполна - его игру в "Идiоте" большинство критиков называет гениальной.

Такого напряженного, страстного диалога взглядов, отснятого крупным планом, идущего вне и поверх произносимых слов, в нашем, кинематографе, пожалуй, не было со времен Эйзенштейна. Схватка двух пар глаз Рогожина - князя (Машков - Миронов), угасший взор пациента швейцарского заведения для душевнобольных, в котором Лизавета Прокофьевна (Чурикова) жалостно ловит отсвет прежней духовной силы - эти кадры словно созданы, чтобы иллюстрировать будущие учебники по истории отечественного кино начала XXI века.

Художественному объему романа соответствует обширное, на девять серий, пространство экранизации. Но и здесь не обошлось без сюрпризов.

Современники упрекали Достоевского за усложненность романной формы. "...Все, что вы вложили в "Идиота", пропало даром, - писал Николай Страхов. - <...> И весь секрет, мне кажется, состоит в том, чтобы ослабить творчество, понизить тонкость анализа, вместо двадцати образов и сотни сцен остановиться на одном образе и десятке сцен".

Режиссер сериала сейчас выслушивает почти такие же претензии: действие растянуто, излишне почтительно следует за текстом, часть сюжетных линий можно было бы сократить, тем паче, что большинство молодых актеров, занятых в ролях второго плана, явно не чувствуют контекста, будучи лишены минимально необходимого культурного багажа.

Все - справедливо, за вычетом главного: замедленность повествования, неровность распределения ролей между героями, раскол по линии "старики-молодые" и прочие изъяны заложены в самой структуре романа и, будучи элементами композиции, определяют его суть. Анекдот, криминальная хроника, пара абзацев из газетных передовиц, бесхитростно-откровенно переписанные на свой лад Достоевским, а то и просто вклеенные в роман, создают дисгармонично-целостный рисунок, по которому любой, хоть раз читавший Федора Михайловича, тут же узнает его руку. И режиссер, следуя за автором, за всей этой внешне неотрефлексированной сумятицей русской жизни, возводит конструкцию, в высшей степени ожидаемую (по бесконечным "мыльным" сериалам) и в то же время - совершенно незнакомую.

Многие люди, даже хорошо помнящие событийную, фабульную сторону "Идиота", после первых же серий начали листать и перелистывать книгу. Бог весть, что нового открылось каждому, а вот общество, кажется поняло: от добра добра не ищут. Можно предположить, что вслед за "Идиотом" будет заново экранизирован едва ли не весь Достоевский, который снова становится модным писателем.

Возврат к классике - тенденция, с одной стороны, позитивная, а с другой, вызывающая некоторые опасения. Ответственность великой русской литературы за великие русские катастрофы ХХ века - давно уже тезис общепризнанный. Споры идут скорее о мере ответственности. Достоевскому здесь отводится одна из главных позиций - по мнению многих, он повторил ошибку героя из баллады Гете "Ученик волшебника": что-то там напутал с заклинаниями, и призванный им в литературный мир дух революционной "бесовщины" вышел из-под контроля и прорвался в политическую российскую и мировую реальность.

Десять с лишним постсоветских лет отечественные либеральные публицисты не раз и не два выражали робкую, по-человечески вполне понятную надежду на то, что Россия перестанет быть великой литературной державой и станет тихой, мещанской, уютной, обустроенной в бытовом отношении, гуманной по отношению к своим гражданам "маленькой европейской страной".

После триумфальной телепремьеры "Идiота" стало очевидно, что этим надеждам - по крайней мере, в их культурной составляющей - не суждено сбыться. Европа для русского человека - "одна лишь фантазия". Но есть надежда, что простого римейка под названием "переход от золотого века русской культуры к полувеку великих мятежей и войн" не произойдет.

Тогда, в эпоху Достоевского, русская интеллигенция была заражена болезненной, чахоточной верой в торжество идеалов. Нынешнее обращение к "Идиоту" идет в невидимом, но очевидном стыке с успехом другого фильма, также продюсируемого Тодоровским-младшим - "Бригады".

Сериал этот обвинили в безнравственности, асоциальности, насаждении бандитской героики, в разрушительном влиянии на умы подростков, хотя, по большому счету, идеология его была сформулирована еще в "Крестном отце" Копполы и "Однажды в Америке" Серджио Леоне и с тех пор неоднократно репродуцировалась сотнями и тысячами американских, европейских и российских эпигонов.

Нелишне вспомнить, что на своем пути от советской ("Собачье сердце") к русской ("Идiот") классике режиссер Бортко снял один из самых профессиональных, жестких и талантливых сериалов - "Бандитский Петербург".

И "Бригада", и "Бандитский Петербург" - фильмы о технологии выживания в грубой и жестокой повседневности, а "Идiот" - фильм о героике бессмысленного, бесполезного и прекрасного донкихотства.

Человек, в силу двойственной природы своей, живет как в духовной, так и в материальной среде. Великая русская литература XIX века самым тоталитарным образом провозгласила единоцарствие духовности, наложив табу на земные устремления, - и претерпевшие унижение материальные интересы, помноженные на духовное исступление, породили революцию 1917 года. Нынешняя культурная действительность - в данном случае, в лице РТР - оставляет зрителю выбор. Для самых радикальных "Бригада" станет пособием по организации ОПГ, а "Идiот" - евангелием для современных исповедников истины. Остальные - а их большинство - смогут строить свою жизнь, сверяя приспособляемость к ней по братку Белову, а способность пусть к редким, но нравственным поступкам - по князю Мышкину.