Русский Журнал / Обзоры / Кино
www.russ.ru/culture/cinema/20031222_mest.html

Искусство. Немецкое качество
Михаил Местецкий

Дата публикации:  22 Декабря 2003

Фестиваль получился, что называется, серьезный. Правда, билеты туго расходились, но это едва ли стоит брать в расчет: кому надо, те пришли, а денег у Германии и так хоть отбавляй. Это видно по фильмам. Не на бедных же московских киноманах сколачивать немцу капитал. Да к тому же московские киноманы обычно аккредитованы все, как один, от различных СМИ. Так что наше племя с блокнотиками наперевес было с лихвою представлено в зале. А за билеты платили, кажется, только иностранцы, те же самые немцы, бизнесмены, скупающие в столице пеньку и лен.

Такое положение добавило фестивалю определенной элитарности. Если вспомнить еще, что одним из организаторов мероприятия стало "Кино без границ", компания с не самыми широкими границами аудитории, то ситуация может показаться совсем гармоничной. Аплодисменты после фильмов звучали тепло, по-семейному, как на мафиозной посиделке.

В отличие от устроителей схожего Французского кинофестиваля, прошедшего в Москве неделей раньше, на котором крутились фильмы, в основном уже закупленные Россией, устроители Фестиваля немецкого избрали иную стратегию. Показ должен был соблазнить в большей степени даже не зрителей, а отечественных кинопрокатчиков. И генеральный директор Союза экспортеров немецких фильмов Кристиан Дорш в своем вступительном слове выражал очень искреннюю надежду, что подборка фильмов "позволит... составить объективное и глубокое"... и т.д., и т.п.

То есть, по всей вероятности, стоит ждать картины у нас в прокате.

В течение четырех дней на экране ЦДЛ были показаны 11 полнометражных фильмов и примерно столько же короткометражных. При этом разнообразию организаторы уделили должное внимание: современные социальные драмы здесь сменялись детскими приключениями, следом шел мелодраматический инцест, за ним футбольные страсти, потом евреи и Холокост, затем сюрреалистический карнавальный гротеск, следом немая классика 1927 года, после - документальное кино и, наконец, опять евреи, только уже современные. Между всем этим еще поставьте программу из мультиков, спринтерских фантазий и просто киноанекдотов на 7-8 минут.

Из общих тенденций можно выделить одну, очень наглядную и, конечно, в свете географической и исторической специфики производителей немаловажную. Речь о немецком прошлом. А еще точнее - о теме под кодовым названием "евреи". По ходу фестиваля стало предельно ясно, что данная тема имеет особый статус, особое финансирование и особое, обособленное, отдельное место в современном кинопроцессе Германии. Это ни в коей мере не актуальная для сегодняшних немцев проблематика. Фильмы про евреев сняты как некая национальная квота, разнарядка, и точно так же они присутствовали на фестивале. В сравнении, допустим, с проблемой современных иммигрантов, которая живо и яростно бьет из каждого второго фильма, еврейский вопрос очень формально, с соблюдением необходимых приличий получает для себя определенное место - и там существует. В полной мере это относится к работе Яна Шютте "Супертекс" - мутной, жанрово неустойчивой картине со сложными конфликтами в еврейской семье. Дело происходит в Амстердаме, говорят все по-английски, к Германии происходящее не имеет ровным счетом никакого отношения, но тем не менее эта лента торжественно закрывала фестиваль. То есть "выплаты потерпевшим" продолжаются, хотя их рудиментарный характер уже ни для кого не является секретом.

Вообще, из больших картин на фестивале только две можно было назвать откровенно неважными. Это уже упомянутый "Супертекс" и "Хиранкль", истерическое "мыло" с псевдорадикальным сюжетом про инцест, скатанное от начала и до конца с "Торжества". Остальные девять фильмов - высококачественный немецкий экспорт, а четыре из них - вообще, по большому счету, выдающиеся произведения искусства.

Такая пропорция создает фестивалю, как и самому кинематографу Германии, самую замечательную репутацию.

В первый день после открытия зрителям была выдана порция остросоциальной критики: драмы "Немного свободы" Юкселя Явуза ("Дети апреля") и "Дальний свет" Ханса Кристиана Шмита ("23", "Чокнутый"). Последнюю картину можно назвать хедлайнером фестиваля. На последнем "Берлинаре" она завоевала приз ФИПРЕССИ (т.е. это "выбор критики").

И Явуз, и Шмит представляли свои фильмы лично. Оба приближаются к сорокалетию, оба выглядят на тридцать, оба в коротких каких-то курточках, улыбаются.

"Немного свободы" - фильм про гамбургский Гарлем, мрачноватый нацменский район. Здесь живет некий курдский юноша (играет его актер по фамилии Бозкурт). Он работает в этническом кафе. Порядки там патриархальные и тоталитарные, как в любой хорошей восточной семье. Все друг за друга горой, все не дают друг другу дышать.

Сначала возникает ощущение, что парня непрерывно унижают. После оказывается, что Баран - это просто его имя.

Он, конечно, нелегал. И друг его, чернокожий драгдиллер, разумеется, тоже нелегал. И вот они живут безо всяких перспектив, нелегалы в Гамбурге, юные, застенчивые и красивые, немного голубые, но этим лишь подчеркивается их "нормальность", адекватность европейскому миру. Живут в ожидании депортации или ареста.

Национальный колорит в виде неистовых восточных танцев и белобородых стариков (кстати, режиссер, который сам курд, задействовал в фильме и свою семью, и всех своих соседей) оттеняет по мере сил очевидную психологическую ходульность, верный спутник социально настроенного искусства.

Вообще, фильм страдает многими болезнями, характерными для раскрученного в последние годы иранского, турецкого и вообще азиатского кино. Тончайше сделанные эпизоды, например возникновение на пустом месте кровавой потасовки в ресторане, граничат с совершенно мелодраматическими сюжетными ходами, с дутой романтикой, с наивными (по большей части) диалогами.

Что же касается блужданий араба и негра по брутальным районам большого европейского города с пистолетом за пазухой - то французский шедевр "Ненависть" кланялся Юкселю Явузу еще из 1995 года.

В конечном итоге "Немного свободы" можно оценить как ладно сшитую, добротную картину, которую, вероятно, стоит посмотреть. Организаторы фестиваля предлагали всем зрителям после показа дать оценку фильму по десятибалльной шкале: на моих глазах три критика, не сговариваясь, поставили ленте твердую шестерку. Самим этим критикам можно смело поставить по восьмерке, так что делайте выводы.

Шедший следом "Дальний свет", имеющий, в принципе, схожую проблематику и схожий идеологический интерес, показал, кто все-таки в доме хозяин. Один саундтрек группы "Notwist" мог бы взять приз ФЕПРЕССИ (жаль, кинокритики ничего не смыслят в музыке). А ведь к этому саундтреку прилагается еще и отличный фильм!

Мощный, многоголосый, набитый под завязку событиями, он состоит из семи (!) автономных сюжетных линий, связанных в первую очередь единым местом действия - рекой Одер, разделяющей Польшу и Германию. Просвечиваемая прожекторами, контролируемая десятками биноклей, эта река напоминает новую, цивилизованную, европейскую линию фронта. И каждый день идут сквозь нее в атаку обмотанные в полиэтилен украинцы с детьми на руках, со ста долларами в карманах ("ну, скопили, там, на первое время..."). Идут, полные надежд на щедроты немецкого благополучия, на приветливость огней за Одером. Слабые тонут.

Украинцы здесь представляют собой самое бедное, самое какое-то беспризорное и обездоленное звено социальной цепи. Но вокруг них - по обеим сторонам реки - дела обстоят не проще.

Разнообразие сюжетных линий в фильме не отменяет пристального взгляда. Вот, например, сильная, фактурная история о семье немецких контрабандистов - отце и двоих сыновьях, живущих туго, работающих на износ. Внешне они напоминают жителей какого-нибудь мрачного воронежского пригорода, то есть даже больших украинцев, чем те московские актеры, которые в фильме играют киевских беженцев. Меж тем фатальными для них оказываются вовсе не финансовые или юридические проблемы, а чисто семейные, почти ветхозаветные.

Рядом изумительный тип - застенчивый бизнесмен, гад, ничтожество, не платит никому денег, кидает нищих этих иммигрантов... Но вдруг по ходу фильма вырастает в поистине трагическую фигуру, Башмачкина, "маленького человека", терпящего убийственные неудачи во всех своих нехитрых деловых начинаниях.

Через весь фильм, как и через "Немного свободы", проходит мрачная тема безработицы, тотальной и интернациональной. Атмосфера очень напоминает "Гроздья гнева" Стейнбека: самое яростное волнение персонажей, их почти героические жертвы не дают никаких гарантий трудоустройства. И тяжесть посева несоизмерима со скудным урожаем.

Фильм переполнен такими вот "бедными людьми", чрезвычайно убедительными и располагающими к себе. Все они действуют, что-то пытаются придумать, проявляют действительно мужественные инициативы... Но фиаско их трудов - оно как будто запрограммировано той ситуацией, в которой приходится существовать. Независимо от географии. И Сизиф снова шагает вниз за своим камнем.

Общий левацкий настрой в фильме сочетается с прекрасной психологической меткостью. Здесь играют немецкие, польские, русские актеры, звучат три языка, но насколько же их взаимодействие тоньше, чем, допустим, в недоброй памяти "Кукушке" - гордости отечественной лингвистической школы. У персонажей тут задача объясниться, а не выговориться. Все друг друга отлично "понимают". Нет ощущения, что ты смотришь фильм про радиоприемники.

Арт-хаус линия "Кино без границ", слава Богу, закупила эту ленту, так что в ближайшее время "Дальний свет" смогут посмотреть все, кому не лень, а точнее - кому лень ходить на фестивали.

Второй выдающийся фильм был показан в предпоследний день фестиваля, и у этой картины, судя по всему, также есть все шансы появиться у нас, хотя бы на видео.

Уже по фамилии продюсера можно было, сунув в глаз монокль, замереть в сладостных предчувствиях. Вим, черт побери, Вендерс. Что тут еще скажешь?

И точно: полнометражный дебют его протеже Тома Шрайдера - "Глупцы" - вносит в сознание зрителя то глубокое психологическое сомнение, которое и называется поэзией. Особенно прекрасен этот фильм на контрасте с "социальными памфлетами" Шмита и Явуза, тоже мощными работами, но совершенно другого сорта.

Перед нами появляется молодой Роберт Де Ниро, а точнее - необыкновенный его двойник, актер Кристоф Бах, который играет клерка и бедолагу из какой-то проектно-архитектурной конторы. Зовут клерка Роман. Этот Роман впервые в жизни оказывается на Кельнском карнавале.

Кто не знает, Кельнским карнавалом называется время, когда огромный немецкий мегаполис на долгие недели и даже месяцы впадает в тотальную несознанку, бизнес останавливается, пытаться вести какие-то дела с Кельном в этот период просто абсурдно, там никто не работает, никто не умирает и не спит. В шествиях, уличных шоу и просто непрерывных попойках участвует все городское население, плюс - толпы приезжих со всех концов света. При этом, конечно, этот карнавал раскручен намного меньше, нежели венецианский или, допустим, его близнец в Рио. Поэтому есть шанс оказаться там совершенно случайно, будучи вообще не в курсе, с чем тебе грозит столкнуться.

Знаменитая Кельнская академия медийных искусств, одна из крупнейших киношкол Германии, методично выпускает из своих недр навсегда чокнутых, потрясенных карнавалом режиссеров. Том Шрайбер здесь не исключение, а скорее даже - самый отчаянный глашатай этого ежегодного дебоша.

И вот получился у него при весьма умеренном бюджете грандиозный фантасмагорический мир с многотысячной массовкой, переодетой арлекинами, великанами, пеликанами (истинно так!), на ходулях, в море фейерверков, то есть то, за что Голливуд бы выложил миллионов восемьдесят. Да и то отдал бы их компьютерщикам.

На столь пестром фоне разворачивается жутковатый, завораживающий сюжет. За несколько дней Роману приходиться пройти несколько важнейших инициаций. Ибо то, что во время карнавала никто не умирает, - это я, конечно, чуть-чуть хватил. Может показаться, что никто не умирает. На самом деле еще как. Да и веселье там не такое уж доброе. Точнее, не отличишь: когда оно доброе, а когда вдруг начинается полное, так сказать, мясо. Все же в масках, все с бубенчиками. То же самое: мертвецы гуляют повсюду, висельники болтаются в качестве городского декора на каждом доме, и среди всего этого выявить реальную смерть не так-то просто.

Дряхлая бабушка молодого Де Ниро, то есть Романа (Кристофа Баха) мечтает попасть на главное шествие. "Розовое", что ли. В итоге она на него с помощью внука попадает. В инвалидном кресле. Мертвая. И ничего, народ рядом веселится, гуляет, улыбается. Дескать, отличный грим, очень похоже, ха-ха, мертвая бабушка!

Давний хоррорский прием (думают - игра, на самом деле - кошмар) здесь воспроизведен все-таки с иным, глубоким погружением внутрь психологии героя - одинокого, закомплексованного юноши, полностью дезориентированного карнавалом.

Фильм полон ссылок на Достоевского. Начиная от такого нетипичного для немца имени - Роман - через мертвых старух и безумные попытки героя оклеветать себя в полиции и кончая характерными блужданиями в полубреду по городу. Но только весь ужас заключается в том, какой город достался герою! Представьте себе, что измученный этическими сомнениями Родион Романович, бродя по питерским переулкам, должен еще постоянно продираться сквозь толпы гигантских зайцев и дудящих в дуделки карликов.

Праздник, сводящий с ума, - это выглядит очень убедительно. И по-настоящему красиво.

Отличную документальную картину Дугласа Вольфспергера ("Карамба, карачо и кувшинчики!", "Наследники Прикингсхофа") "Беллария - пока мы живы!" едва ли можно будет еще раз увидеть в Москве в ближайшее время. Вероятно, только на каких-нибудь фестивалях неигрового кино... Но фильм был снят аж в 2002 году, так что, повторюсь, едва ли.

Честно говоря, после знакомства с релизом все ожидали слезливую, ностальгирующую до полуобморока ретро-канитель. И даже участие картины в десятках фестивалей (от Берлинского до Киевского) плюс многочисленные призы (Монте-Карло 2003, Чикаго 2003) скорее заставляли усомниться во вкусах самих этих фестивалей.

В результате фильм оказался именно тем, что от него ожидали, но доведенным до какой-то предельной степени, умноженным на десять.

Это геронтофильская поэма. Гимн старым-престарым старичкам, которые любят торчать в старом-престаром кинотеатре посреди Вены ("Беллария") и смотреть свое старое-престарое кино, пахнущее гербариями и офицерскими нашивками. Возраст героев в сумме превышает, кажется, возраст всей европейской цивилизации. И, по большому счету, все они безумцы.

Дело в том, что стариков ведь очень сложно как-то социально или, допустим, образовательно идентифицировать. Умудренные, почтенные, они выглядят так, как будто и родились уже с тремя подбородками, в очках. Когда же выясняется, что вот эта - бывшая порнотанцовщица, а этот в юности десять лет жил на содержании у престарелой актрисы, а этот после смерти жены спит с портретами Паулы Вессели и статьями о Вильгельме Форсте, тогда эта милая и веселая компания престарелых киноманов обретает черты настоящего фрик-шоу.

Финальный поцелуй в рампу девяностооднолетнего героя-любовника и его восьмидесятилетней подруги (их роману, кстати, пять месяцев) производит в зале эффект какого-то сладостного кошмара. Зрители вскидывают ладони к глазам, а потом начинают бешено аплодировать. Это удивительно.

При том позиция режиссера здесь ни в коем случае не цинична. Фильм полон симпатии, льстивых средних планов и заразительного астматического, агонического смеха. И постоянных вопросов: "Вы боитесь смерти?" с ответом: "Пока нет".

Еще одним событием фестиваля стал показ эпопеи "Метрополис", знаменитого "Титаника" немецкого немого кино, затонувшего вскоре после премьеры. Этот баснословно дорогой проект 1927 года, изображающий урбанистский мир будущего, имел задачей ни много ни мало - вывести немецких кинопроизводителей на уровень Голливуда, показать масштаб немецких возможностей. В результате вместе с фильмом, не вызвавшим особого зрительского интереса, пошла ко дну и крупнейшая немецкая кинокомпания УФА (правда, не до конца). Да, по сути дела, и сам режиссер - талантливейший Фриц Ланг ("Пауки", "Нибелунги", "Женщина на Луне").

После провала фильм перемонтировали, чем страшно исказили весь авторский замысел. Нынешний показ на фестивале - это как раз плоды трудов реставраторских. Целая армия киноархивистов попыталась из лоскутков, из обрывков, найденных в различных фондах по всей Европе, восстановить оригинальную версию "Метрополиса".

"Музей кино", будем надеется, не пройдет мимо такой фундаментальной работы. А уж наша задача тогда не пройти мимо "Музея кино".

В завершение стоит еще сказать два слова о двух примечательных фильмах. Приятное впечатление произвела работа "Бернское чудо" Зенке Вортманна ("Один день женщин", "Надпись "Голливуд") - "футболиста", как назвали его желчные критики после пресс-конференции. Иронию худощавой критической массы можно понять: жанр, обозначенный в релизе как "кино, история, спорт" не мог внушить особого восторга поклонникам фестивального искусства.

Но фильм оказался не скучный, в меру патетический и не такой топорный, как ожидалось. Это действительно кино - драма для семейного просмотра (сочетание, которое не часто встретишь).

Там отец, вернувшийся из одиннадцатилетнего советского плена, застает в городе и в своей родной семье атмосферу оскорбительного футбольного ажиотажа. Подросшие сыновья (младшего он вообще в глаза не видел) - это новое, "чистенькое" поколение. И перед нами компактно и убедительно разворачивается классический немецкий сюжет, посеянный еще литературной группой "47": возвращение "виноватых" отцов и невольно возникающий бунт их сыновей, ищущих себе других героев.

Но здесь, в отличие от прозаической традиции, все будет хорошо. И общее потепление семейных отношений сольется с триумфом победы Германии на футбольном первенстве мира 1954 года. Выигрыш того чемпионата для немцев можно сравнить в какой-то степени с нашим Фестивалем молодежи и студентов или запуском спутника. Имеется в виду: страна оживает.

Прекрасны две сцены: прибытия двух разных поездов. На одном едут бывшие военнопленные из СССР (его встречают с оркестром, с цветами, но все плачут, атмосфера тяжелейшая, трагическая), другой же везет из Берна чемпионов-футболистов. И все разрушенные надежды жителей, вся эта неосуществленная, несбывшаяся мечта о Великой победе реализуется в странном, истерическом восторге по отношению к 22 спортсменам, их тренеру и т.д. Букеты сотнями летят под тепловоз. Состав увит гирляндами и гудит весь путь. Страна встречает победителей, и эти кадры не отличить от советской хроники 1945 года - возвращения "со щитом".

Полагаю, в Германии "Бернское чудо" станет по-настоящему "народным" кино.

И еще одна монументальная работа: "Розенштрассе". Подзаголовок - Холокост. Автор фильма - самая, наверно, знаменитая женщина-режиссер Германии Маргарет фон Тротта ("Поруганная честь Катарины Блум", "Роза Люксембург", "Долгое молчание").

Об этой ленте сложно говорить, она как бы выносится за скобки и освобождается от критики из-за своей тяжеловесной фактуры. Безусловно, это сильная картина, способная встать в ряд со "Списком Шиндлера", "Пианистом" и т.д. Но, с другой стороны, такой ряд напрашивается сразу и фатально, то есть в определенной степени здесь реализуется некий уже сложившийся канон. Виной тому, вероятно, ужасная простота и лаконичность самих событий Катастрофы: людей собрали и уничтожили. Исхитряться и выдумывать какие-то художественные ходы было бы, наверное, истинным цинизмом. Припоминается знаменитый афоризм Теодора Адорно: "После Освенцима никакая поэзия невозможна". Но воспроизведение все тех же массовых сцен: евреи в черных пальто и серые фрицы с автоматами, и печальные дети, и пророки-старики с пепельными глазами, - все это вызывает ощущение тавтологической истощенности. Зритель ждет каких-то новых художественных решений, которые, конечно, с трудом могут отыскаться при таком материале.

Но фильм берет масштабом, и после окончания Фестиваля именно персонажи из "Розенштрассе" мерещатся на улицах.

Подводя итоги, можно сказать, что Германия сегодня - это, безусловно, кинодержава, что "Кино без границ" - это контора с прекрасным чутьем и хваткой, что критический реализм с социальным уклоном по-прежнему в фестивальном фаворе, что футбол предпочтительнее инцеста и что карнавал с Достоевским, как всегда, идут рука об руку.

А относительно экспериментальной составляющей немецких работ замечу, что в сравнении, например, с фестивалем "Сверх Кино: СТЫК", прошедшим несколькими днями спустя в Доме Ханжонкова, формальный поиск был представлен здесь (по гамбургскому счету) на микроуровне. Все показанные фильмы сняты за серьезные деньги, все рассчитаны на широкого зрителя, монтаж у всех очень динамичный, истории ясные, взгляд не замутнен.

Люди делают богатое, почетное дело.

Скрытый слоган: "Солидность. Престиж. Немецкое качество".