Размышления о профессионализме нынче в моде - профессионалы-де нужны везде. Спорить с этим трудно, если не сказать - бессмысленно. Кто откажется от услуг автослесаря-профессионала? С врачами чуть сложнее, тут нет такого единства мнений - некоторые предпочитают дедовские методы и обращаются к бабкам. А как с учителями? Размышляя о методике и профессионализме в школе, я всегда вспоминаю учительницу английской литературы, которая яркой кометой пронеслась по школьному небосклону, когда я училась в 9 классе. Это была женщина лет сорока, выгодно отличавшаяся от остальных учителей широчайшей эрудицией и редкостным обаянием. У нее было настоящее английское, не "инъязовское", произношение, она давала нам слушать пленки с записями Лоуренса Оливье и Джона Гилгуда и рассказывала о Британии так, что мне до сих пор кажется, что я там побывала, хотя мне этого так и не удалось сделать.

Единственный раз за десять лет мечтала о том, чтобы летние каникулы поскорее закончились. Каким же шоком было для меня, и не для меня одной, возвращение в школьные стены: оказалось, что Наталья Николаевна больше не работает и у нас другая учительница английской литературы. Горечь разочарования постепенно улеглась, и с новой преподавательницей мы поладили, хотя до сих пор у меня в глазах стоит картина: она срывает со стен стенды, которые мы с таким энтузиазмом делали в прошлом году, бросает их на пол и ходит по ним...

Как потом выяснилось, администрация поспешила избавиться от Натальи Николаевны, потому что у нее не было педагогического образования. Она была женой дипломата, с ранней молодости жила в Великобритании и, будучи человеком любопытным и склонным к самосовершенствованию, не только освоила искусство шопинга, как многие женщины с подобной судьбой, но и сумела постичь дух и культуру страны. Не владея педагогическими приемами, она донесла свой опыт до юных умов, как это веками делали профессиональные путешественники, кем Н.Н., в сущности, и была.

Ее-то сменила на боевом посту женщина с хорошим педагогическим образованием (которое, однако, не подсказало ей, что нельзя равнодушно уничтожать на глазах детей то, что они делали с любовью, можно хотя бы подождать, пока останешься в классе одна). Она крепко знала язык и литературу, но предмет из праздника превратился в рутину. Если Наталья Николаевна делилась с нами тем потрясением от узнавания того или иного явления, которое пережила сама, то теперь удивительное исчезло из уроков. Евгения Борисовна добросовестно пересказывала нам то, чему ее учили в институте, где, по-видимому, она никакого потрясения от постижения предмета не испытывала.

Теперь, когда я думаю об этом, то прихожу к выводу, что краткое "царствование" Натальи Николаевны все-таки определило то, чем я в конце концов стала профессионально заниматься. К окончанию школы я твердо решила не поступать на языковый факультет, так как полагала с юношеским максимализмом, что язык - не профессия. Язык должен был помочь мне в освоении какой-нибудь другой профессии. Моя карьера до смешного похожа на одинаковые, как две капли воды, биографии английских и американских писателей, заученные на уроках Евгении Борисовны: можно было даже не заглядывая в книгу отбарабанить, что имярек перепробовал много профессий. Так же и я: из института вышла историком, потом стала министерским работником, затем журналистом, но английский язык и английская культура не отпускали меня, я постоянно занималась переводами, пока не сосредоточилась на этом полностью. Спрашивается, зачем было так уклоняться от судьбы, которая определилась еще в девятом классе?

Теперь выбор пути стоит перед моей младшей дочерью. Как я ни пыталась увлечь ее историей, нет пророка в своем отечестве. Зато однажды в прошлом году она мне сказала, что, наверное, станет историком. То, что не удалось маме, удалось учительнице, которая, по странному стечению обстоятельств, тоже не является профессиональным педагогом. Подобно среднестатистическому английскому писателю, она "перепробовала много профессий" - была археологом, реставратором в Третьяковке, экскурсоводом, то есть, если можно так выразиться, "потрогала историю собственными руками". Теперь она доносит до детей свое удивление от соприкосновения с историей, а не просто пересказывает лекции - пусть даже и очень хороших - профессоров пединститута.

Я порасспрашивала знакомых и на основании этого нехитрого социологического исследования пришла к выводу о том, что в большинстве случаев на выбор профессии влияет непрофессиональный педагог. Это может быть родитель, знакомый, но зачастую и учитель, однако, как правило, такой, который успел "понюхать пороху" - поработать на производстве, в науке и т.д.

Вот яркий пример: дочь моей подруги, студентка биофака МГУ. Я по-хорошему завидовала ее маме, потому что перед ней не стояла проблема выбора профессии для ребенка, Саша выбрала ее себе в 11 лет. Трудно поверить, но в этом возрасте она захотела стать не писательницей или актрисой, а... микробиологом. Одна ездила через весь город на занятия научного кружка, потом сама поступила в школу при МГУ. К окончанию университета ее научный стаж превысит десять лет. Думается, это будет не самый худший специалист.

Почему-то я была уверена, что биологией ее увлекла школьная учительница, но, как выяснилось, та лишь посоветовала девочке, не слишком увлекавшейся предметом, однако достаточно смышленой, съездить на заседание биологического кружка. Первое же занятие повергло Сашу в шок. Внимая ученому, рассказывавшему о клетках, она испытывала сладкое чувство обреченности. В мире клеток царила волшебная продуманность и магическая закономерность. Ощущая холодок, бегущий по спине, она поняла, что ее жизнь так же предрешена, как судьба растения, которому суждено проклюнуться из крошечного семени. "С тех пор я потеряна для общества", - сокрушенно завершила она свой рассказ.

Когда я думаю об этом, перед моим мысленным взором возникает тускло освещенная пещера, сутулый старик, ловко отщипывающий маленькие чешуйки от куска кремня, и скорчившиеся вокруг него чумазые детишки, которые завороженно следят за тем, как из бесформенного обломка возникает то утонченное совершенство, которое заставит их далеких потомков в век Интернета и генной инженерии восхищенно дышать на музейное стекло. Наверное, старый мастер (доживший до мафусаилова возраста 35 лет) делал вид, что не замечает неуклюжих попыток некоторых мальчишек поколотить камушком по камушку, но время от времени поправлял их, показывая, как половчее сжать орудие, а иному даже давал отщипнуть чешуйку от своего обломка.

А теперь попробуем представить, как развивался бы технический прогресс в те далекие времена, если бы всех детей согнали в другой угол пещеры, где специально обученный наставник, изготовивший всего несколько наконечников во время практики, зычно поучал бы: "Взяли камни в правую руку, а кремни сжали между коленками. По моей команде бьем по кремню. Прекратите оглядываться на мастера Хе, ничего интересного там нет".

Не одно десятилетие ветераны-педагоги сетуют на то, что "молодежь не рвется в школу". Но может быть, в этом есть своя целесообразность? Может, "так природа захотела", чтобы молодость стремилась что-то совершить, открыть, изобрести, а в зрелости в нас, искушенных людях двадцать первого века, возникало первобытное желание передать юному поколению накопленный опыт. Собственный опыт.

Конечно же, я не призываю к расформированию педвузов. Было бы странно, если бы в начальной школе преподавали лишь самоучки, без посторонней помощи освоившие азбуку и счет. Но предпочтительно, чтобы люди, влияющие на формирование представлений о профессиях, были сами профессионалами. Я отнюдь не изобретаю велосипед: этот опыт уже несколько десятилетий осваивается на Западе, где существуют программы привлечения в старшие классы специалистов с производства и из научных учреждений. По этому же принципу формируются педагогические коллективы в наших школах лицейского типа. Много таких людей и в общеобразовательных школах, но хотелось бы, чтобы их было больше.

Часто у человека, который смолоду и слышать не хотел о школе, после сорока просыпается древний инстинкт мастера Хе - ему хочется запечатлеть себя в поколениях, причем, не ограничиваясь кругом собственной семьи. Однако, зачастую кто-то должен подсказать ему, куда обратиться. С другой стороны, ему, вполне возможно, не хочется расставаться с основной работой, а школьные администрации не очень любят совместителей. То есть должны существовать программы, которые помогли бы этим двум субъектам - школе и профессионалу - встретиться.

Человек, который учился только одному - преподавать химию - и всю жизнь делал только одно - преподавал химию, скорее всего может зажечь учеников лишь одной пламенной страстью - желанием стать учителем химии, но не химиком. И это неплохо, но ведь и химики тоже нужны. И тут неотвратимо, как от нее ни отмахивайся, возникает еретическая мысль о реформировании педагогического образования. А может, некоторые факультеты педвузов того... по примеру некоторых стран, где в университетах при подготовке специалистов в разных областях знания читают небольшой курс педагогики... И человек может на любом этапе своей карьеры, почувствовав наставнический зуд, предложить свои услуги школе...

Нет, все-таки мечтать вредно. Вот сейчас закрыла глаза и представила, что не только историю у нас ведет бывший археолог, но и биологию - обветренный селекционер или энтомолог, загадочный предмет ОБЖ - ветеран контртеррористического подразделения, французский - бывший дипломат, а литературу в старших классах - не просто член Союза писателей, а человек, пишущий вкусно. В мечтах ведь все можно, да?