Помелькали в СМИ заголовки о расторжении коммерческо-гуманитарных уз - и забылись. Такова функция средств информирования - сервировать жареным. Блюдо информационное, может, и простыло, проблема же осталась в состоянии полуфабриката. И проблема эта отнюдь не в том, как складывается борьба между государством и опальным нефтяным гигантом, не нечто среднее между требованиями озеленить тундру и следить за популяцией кроликов. Она напрямую связана с отношениями научной и бизнес-элит и роли в них госорганов, а шире - это проблема коллективной ответственности за российское образование.

У многих на слуху, а кто-то просто помнит, как прошлой весной министр образования превозносил намерение ЮКОСа вкладывать в РГГУ по 10 млн долларов ежегодно, называя это "прорывом во взаимоотношениях государства, бизнеса и общества", а уже в ноябре убеждал, прямо угрожая реорганизацией вуза, сменить им же рекомендованного на пост ректора Л.Б.Невзлина. Помнят, как в конце декабря высокопоставленный представитель того же министерства призывал ученый совет и конференцию как можно скорее избрать нового ректора, дабы тот уже с первых дней нового года, засучив рукава, принялся разгребать финансовые и имущественные завалы. Нового ректора избрали подавляющим числом голосов, но министерство подозрительно долго не торопилось с утверждением - похоже, ожидало, покуда этот ректор не инициировал внесение в устав университета поправок, изгоняющих из него всякие упоминания о попечительском совете и финансовом контроле со стороны спонсоров. Представители ЮКОСа усмотрели в происходящем выдавливание их из университета и ушли - "прорыв" закончился. А министерство, вместо того чтобы умиротвориться хотя бы на время, немедленно прислало в университет комплексную проверку; избранный в полном соответствии с законом и уставом университета ректор, кстати, так и не утвержден. Поистине, создается впечатление, что главная задача - изгнать ЮКОС - решена, а теперь можно и подумать, что делать с РГГУ дальше и кому его "отдать".

Свести всю проблему к противоборству государства с неугодными "олигархами", конечно, можно, но возникает ощущение, что университет, его руководство и сотрудники с такой точки зрения были не более чем пешками в достаточно примитивной игре. Можно их пожалеть, можно позлорадствовать, но от них ничего не зависело. Не знаю, как кому, но мне, проработавшему в РГГУ десять лет, считать себе пешкой не хочется, и роль "зернышка между двух жерновов" меня не устраивает. В конце концов, РГГУ действительно мог стать полигоном уникального эксперимента по преобразованию нашей высшей школы - амбициозность и финансовый размах участия частного бизнеса в образовательном проекте аналогов не имели. Эксперимента, от которого во многом зависело будущее нашего образования. Мог, но, похоже, не стал. Виновата ли в этом только пресловутая "рука Кремля"? Или все-таки, коль скоро в наибольшем выигрыше от проекта мог оказаться сам университет, и на нем лежит немалая вина за неудачу?

Нынешнее руководство университета склонно подчеркивать промахи, допущенные самими спонсорами. И здесь есть доля правды: документы, легитимизировавшие приход ЮКОСа в РГГУ, составлялись наспех, "под ситуацию" и "под человека", в речах членов попечительского совета сквозила ложная убежденность в том, что управлять крупной корпорацией и государственным вузом - одно и то же. Возможно, справедливы и упреки в адрес появившегося (а ныне уже ушедшего в отставку) в университете финансового директора по поводу излишней централизации управления: дескать, без его подписи канцелярские товары со склада выписать - и то было нельзя. (Замечу, правда, что за последние полгода моя кафедра получать их стала куда регулярнее, хоть и с большим, чем прежде, числом виз и согласований.) Но попечители отнюдь не производили впечатление людей невменяемых, неспособных к диалогу, а зримые результаты их деятельности явно перевешивали эти огрехи. Если преподаватели стали получать в два-три раза больше, то дело не только в порядке цифр: раньше доцент получал три-четыре тысячи рублей, а теперь восемь-десять. Ведь благодаря этим "восьми-десяти" он теперь может не искать денег на стороне (или существенно сократить объем этого вынужденного приработка) и заниматься исключительно тем, чем и должен, - учить студентов. Сможет ли в дальнейшем - вопрос. Нет, нас, конечно, уверяют, что зарплаты преподавателей от "развода" не пострадают, но остается гадать, откуда возьмутся эти скрытые возможности и почему ими нельзя было воспользоваться ранее, когда ЮКОСа еще и в помине не было. Я уж не говорю о перспективах повышения смехотворных студенческих стипендий, финансировании зарубежных стажировок, закупках книг и оборудования и т.д. Все эти статьи во впервые обнародованном перед принятием бюджете университета (ранее мы узнавали общие цифры доходов и расходов только постфактум, по итогам года) обеспечивались во многом за счет попечительского фонда.

Но проблема опять-таки не ограничивается исключительно финансами. Можно порассуждать и о моральной стороне вопроса: можно ли отталкивать руку дающего только потому, что этот дающий то ли оказался, то ли показался неблагонадежным или даже чересчур въедливым, желающим не просто разобраться, на что идут его собственные деньги, но и как вообще вершатся дела в спонсируемой им организации. Возможно, что он делал это неуклюже, что университету подобный контроль казался неоправданным, оскорбительным или попросту непривычным. Но почему вместо пути согласований и переговоров было решено просто поставить партнера перед фактом, предложить ему новые правила игры, даже не попытавшись эти правила совместно выработать?

Мне кажется, что ключ здесь именно в слове "партнер". РГГУ и ЮКОС подлинными партнерами так и не стали, возможно, потому, что с самого начала и до самого конца недолгого сотрудничества все решения принимались впопыхах: сначала под лозунгом "нового прорыва", а потом под лозунгом "спасения университета". Спонсоры большинством университетского коллектива воспринимались как некая внешняя сила: пока от нее исходили исключительно блага, с ней можно было смириться, а стоило ей начать приносить и кое-какие неприятности, она вмиг стала нежеланной. И здесь возникает этакий "генетический" рецидив - на университетских собраниях одни и те же люди с одинаковой горячностью и силой аргументации ратовали сначала за одни, а спустя не столь уж долгое время - за прямо противоположные решения; и даже самые осторожные призывы к компромиссу отметались с порога. Не начал даже вырабатываться новый механизм взаимодействия - его сначала быстро "нарисовали", а потом еще быстрее разрушили. Потому дальнейшие перспективы сотрудничества бизнеса и образования в принципе (а не только в рамках РГГУ) теперь мне кажутся куда более призрачными, чем прежде: доверие умерло, не успев возникнуть. Виновато ли в этом государство в лице отвечающих за образование чиновников? Да. Виноват ли бизнес? Быть может, в какой-то мере. Виноват ли сам университет? Боюсь, больше, чем кто-либо еще. Больше, потому что люди, занимающиеся преподаванием и наукой, должны, как никто, стремиться к продуманности и взвешенности принимаемых решений и нести ответственность за решения, однажды принятые, а не пытаться угадать начальственную волю, если не иллюзорную, то весьма переменчивую. Потому мне и печально, что мой университет с такой ответственностью не справился. Зато "его пример - другим наука" - новую систему отношений бизнес - образовательное сообщество - госвласти необходимо выстраивать не с налету, а поэтапно и постепенно, поскольку нет традиции этих отношений. Как распределятся функции "брачующихся", как будет вести себя "сваха", будет это брак "в горе и радости, в здравии и болезни" или же "супругам" всегда будет мил развод - от этого во многом зависит и возникновение у нас нормальной образовательной среды, а в конечном счете - возникновение той самой "сильной России". Ведь сила государства определяется не только и не столько силой власти или успехами бизнеса, а прежде всего - силой самого общества, сознающего и отстаивающего свои интересы и не перекладывающего на других ответственность за их соблюдение или ущемление.