"Какая она учительница, она вообще экскурсовод" - в тоне этой фразы слышалась вселенская тоска о тех днях, когда школа, слава богу, могла обходиться без случайных людей. Учителей без базового педагогического образования в школе терпят по необходимости, но относятся к ним свысока.

Однажды на педсовете разразился жаркий спор о воспитании. Молодая выпускница педвуза (которая, кстати, очень быстро покинула школу ради коммерческой фирмы) высказала еретическую мысль: "А может, мы все-таки сосредоточимся на обучении, а воспитанием пусть занимаются родители?" И тут поднялась, бледная от возмущения, завуч и срывающимся голосом выкрикнула: "Нет, воспитывать будем мы, потому что мы - профессионалы!"

Во мне тогда проснулся давно забытый испуг, пережитый лет семнадцать назад. Тогда я была еще очень молодой мамой, и моему первенцу Кате шел пятый год. Над Москвой недоуменно висела заря перестройки, и, бегая из очереди в очередь, мы чувствовали, что, наверное, уже можно мыслить по-новому, хотя все как-то некогда. Однажды мы стояли на автобусной остановке, и ожидание грозило затянуться. Катя, терпеливый ребенок 80-х, всегда имела в карманах "джентльменский" набор, помогавший ей коротать бесконечные ожидания в очередях, на остановках, а то и на митингах, до которых ее мама была большая охотница. Вот и сейчас она достала цветной мелок, присела на корточки и начала рисовать цветочек. Пожилая дама с жестким лицом, в которой безошибочно угадывалась бывшая/действующая учительница или партработник, негромко, но чудовищно властно приказала ей прекратить это безобразие. Катя тут же достала маленькие игрушки и расставила из них мизансцену на оказавшемся поблизости пеньке. Но во мне взыграл материнский инстинкт. Я надулась и пробурчала, ни к кому не обращаясь: "Во всем мире дети рисуют на асфальте, и это вызывает только умиление, у нас же - раздражение".

Ответ раздался незамедлительно: "Наверное, они там рисуют в специально отведенных для этого местах, где прохожие не могут испачкать ноги. А вам нужно лучше воспитывать своего ребенка". Я так возмутилась, что, последнее остроумие покинуло меня, и я смогла лишь тупо выпалить: "Мой ребенок, как хочу, так и воспитываю". С тем же леденящим спокойствием она парировала: "Нет, ваш ребенок принадлежит обществу, и воспитывать вы его будете так, как потребует общество". - "Не дождетесь!" - крикнула я уже в слезах и утащила Катю подальше от этой ужасной остановки.

Потом я иногда размышляла над этим инцидентом. Ведь в словах женщины была известная степень правды. Но и себя я чувствовала в своем праве. Я воспитывалась на приоритете коллективизма, но новые идеи ценности личности уже входили в повседневность. Да, ребенку предстоит жить в обществе, и им должно быть хорошо друг с другом - ребенку с обществом и обществу с ребенком. Но кто определит, что нужно обществу от ребенка - эта женщина на остановке? Или завуч, поборница профессионального воспитания, у которой далеко не все благополучно с собственными детьми? А может, учительница английского языка, которая на педсовете, посвященном введению формы в школе, высказалась за трикотажные "полуверы"? Или директор, которая, почувствовав неладное, демонстративно поправила ее: "Не полуверы, а полуверы"?

Бог с ними, с "полуверами". В конце концов, человеку, претендующему на звание интеллигентного, не следует смеяться над чужими ошибками, даже если это профессиональные ошибки, а если ребенок принесет из школы такое слово, его можно тактично поправить. Пугает другое: в школе встречаются профессионалы, уверенные в том, что вместе с дипломом педвуза они автоматически получили от общества патент на формирование личностей, некое тайное и недоступное смертным знание того, каким должен быть человек ближайшего будущего. В самом деле, кому решать, как воспитывать будущего члена общества, - родителям, которые знают ребенка с момента его первого крика, но, увы, работают в сферах, далеких от педагогики, или членам особой касты, джедаям, наделенным таинственной Силой?

Бывает даже, что родители воспринимаются как досадная помеха в стройной системе профессионального воспитания.

Вот пример: Ольга Петровна, классная руководительница, низенькая и полненькая женщина лет шестидесяти с хвостиком. Ее униформа - трикотажная юбка с огромными красными розами и полосатый пуловер с золотым якорем во всю грудь. Я бы ни в коем случае не стала заострять внимание на ее манере одеваться; в конце концов, многие очень достойные люди своим видом декларируют полное равнодушие к суетной моде, и я глубоко уважаю их позицию. Что меня заставило описать ее одежду, так это маниакальное стремление этой милейшей дамы воспитывать вкус не только у своих питомцев, но и у их родителей. Что она и делает при каждом удобном и неудобном случае.

Однажды на педсовете речь зашла о том, что родители очень мешают воспитывать детей. Ольга Петровна не преминула встать и, волнуясь, поведать собравшимся леденящую душу историю: девочка из вверенного ей девятого класса пришла в школу с зелеными прядями в челке. Излишне говорить, что классная наставница налетела на ученицу коршуном, требуя свидания с матерью. Девчонка же с гордостью сообщила, что как раз мать-то и покрасила ей эти злополучные пряди. "Ах, ты еще и врешь!" Ближе к полуночи в квартире девочки раздался телефонный звонок. Классная руководительница возмущенно поведала маме, что ее дочь пришла в школу в непотребном виде, да еще соврала, что к ее челке приложила руку родная мать. Мама, как ни странно, подтвердила версию девочки. "Но как же вы могли?" - ахнула учительница. "Я не хотела стать дочери врагом", - веско ответила мать.

Эта мудрая женщина почувствовала, что если она сама, с максимально возможным вкусом покрасит девчонке несколько прядей, та, насладившись коротким триумфом, пресытится этой идеей, вместо того чтобы, запершись в ванной, превратиться в подобие водяного, да еще при этом возненавидеть мать-ретроградку и отгородиться от нее непроходимой стеной.

- Вы понимаете? - восклицала Ольга Петровна. - Выходит, я два раза стала девочке врагом, а мать - два раза стала ей другом.

Кажется, я в этой аудитории относилась к меньшинству, не способному понять, почему это так плохо, что мать осталась дочери другом. Большинство понимало и горестно кивало головами. Ведь насколько было бы лучше, если бы мать стала ребенку врагом, - как легко было бы его тогда воспитывать без постороннего влияния, в соответствии с мистическим "заказом общества".

Речь о злополучных полуверах зашла на педсовете не случайно, а в рамках болезненной темы введения формы в школе. Эта акция, которая после долгих лет борьбы увенчалась-таки успехом, была направлена не столько против распущенных старшеклассниц, позволявших себе щеголять голым пупком и продетой в него серьгой, сколько против лишенных вкуса родителей младших детей. Целый крестовый поход был развернут против... длинных юбок, почему-то вызывавших священный ужас у директора. Призыв к искоренению зла был дружно подхвачен коллективом: на уроках ОБЖ детям внушали, что длинные юбки - главная причина ужасных травм и детской смертности. Твердо уверенная в своем священном праве решать, что нужно обществу, администрация школы ни минуты не сомневалась, что девочки, склонные носить длинные юбки, обществу, безусловно, не нужны. Поскольку речь шла о детях 9-13 лет, еще не вполне самостоятельных в выборе стиля, то изнурительные военные действия были направлены, конечно же, против родителей.

Вот это мессианство и пугает меня в некоторых (далеко не во всех, разумеется) профессиональных педагогах. Очень часто у этих людей далеко не все благополучно в социальном плане, то есть у них самих большие проблемы с тем самым обществом, от лица которого они так решительно действуют. Но их уверенность ничто не в силах поколебать, даже тот факт, что их оппоненты-родители бывают гораздо более успешными и социально адаптированными, а стало быть - способны подсказать своему ребенку достаточно разумную линию поведения.

Несколько лет назад по школьным конференциям пронесся клич из высоких кабинетов: общество меняется (да, представьте себе!), происходит переоценка ценностей, детей следует готовить к жизни в новых условиях, то есть вырабатывать у них предприимчивость и рыночное мышление. Стиснув зубы, педагоги, поседевшие в боях за нравственную чистоту детей и избегавшие произносить слово "деньги", кинулись осваивать новую терминологию, посещали специальные тренинги и курсы. Но потом все как-то улеглось. Оно и к лучшему.

Сейчас, насколько мне удалось заметить, четких ориентиров формирования личности сверху не спускают, хотя гремучих слов, вроде "деятельностного подхода", в инструкциях предостаточно. Однако учителей это не смущает. Из разговоров я уяснила, что в принципе инструкций и не требуется. Учитель знает, как воспитывать, просто по определению - потому что он учитель.

И вновь мои рассуждения подвели меня к мысли о том, что если бы педагогические знания были достоянием не "ордена меченосцев", а всей образованной части общества, в школах воцарилась более терпимая атмосфера. Иными словами, я опять выступаю за реформирование педагогического образования: не выделять его в особое направление, а преподавать основы методики студентам всех специальностей, как это и делается во многих вузах, да и во многих зарубежных странах. И педагогика из некой мистической практики, доступной лишь посвященным, превратилась бы в поистине творческий акт, не скованный догматами, какой и должна быть, строго говоря, любая наука о таком непредсказуемом явлении, как человек.