На этой неделе газеты доигрывали тему перемен в Большом театре, которая была главной на прошлой неделе. В газете "Время МН" вышла регулярная колонка министра культуры Михаила Швыдкого под рубрикой "Голос свыше". Из нее, в частности, явствует, что министр почитал прессу, обсуждавшую его решительные действия:

"Что касается реакции средств массовой информации на происшедшее в Большом театре, то я ее ожидал, и она мне понравилась. Мне не простили невстречи с Васильевым, и хорошо сделали. Но никто не оспорил правильности решения по существу. Вот что важно, все остальное - подробности. Не было человека, который сказал бы, что мы уничтожаем Большой театр, находящийся на взлете творческих возможностей. Все понимают, что это не так."

Побывав на сборе труппы в Большом театре, журналисты получили удовольствие от остроумных речей нового худрука театра Геннадия Рождественского и констатировали:

"Итак, в Большом театре имеется новый тандем руководителей: осторожный и интеллигентный хозяйственник Иксанов и решительный, рубящий правду-матку хохмач Рождественский. Парочка неплохая, при условии, что первый не будет лезть в дела второго, а второй будет как следует работать. Рождественскому уже близко к семидесяти, но для такого неленивого человека не это главная помеха. Проблема в том, что его стремительно выхватили из западной жизни, где каждый день расписан на несколько лет вперед, а за невыполнение контракта надо платить внушительные неустойки. Как минимум еще три года Рождественский несвободен, хоть и обещает, что "эта деятельность должна быть разумным образом сокращена". (Екатерина Бирюкова, "Время новостей")

Это одна проблема. Другая связана с балетом - не грянет ли реставрация?

"Гуляющим в кулуарах слухам о возвращении Григоровича верить пока не хочется. Это означало бы реставрацию репертуара, в котором трудно представить себе сильно изменившихся за последние годы артистов. Нынешний руководитель балета Алексей Фадеечев, в отличие от Владимира Васильева, наводнившего репертуар неуклюжими переделками классики и собственными лубочными произведениями, особого раздражения у профессионалов не вызывал и даже почитался за "прогрессиста". Поскольку именно он был инициатором реставрации догригоровичевского "Дон Кихота" и баланчинских постановок. К тому же Фадеечев, в отличие от Васильева, пока не нашел в себе балетмейстерских талантов, а значит, может быть заинтересован в привлечении новых хореографов. Так что не исключено, что от эпохи Васильева именно он и останется." (Ольга Гердт, "Время новостей")

Не все аналитики в этом так уверены. Дело в том, что Рождественский сходу подверг критике частоту появления в афише одного из лучших детищ политики Фадеечева - балета "Дочь фараона", вся беда которого в том, что поставлен он на музыку неперворазрядного Цезаря Пуни. Некоторым критикам показалось, что Алексея Фадеечева пришла пора защищать:

"Будут внесены изменения в репертуар. В частности, художественный директор выразил недовольство тем, что оперу "Борис Годунов" в сезон 2000/01 г. планировали показать только два раза, а балет "Дочь фараона" - целых семь раз. Этот тезис публично оспорила прима-балерина ГАБТа Нина Ананиашвили: она напомнила, что количество оперных и балетных спектаклей в афише должно быть одинаковым: 50 на 50, а потому указанные спектакли не имеют друг к другу никакого отношения. В ответе Рождественского явно ощущался иронический подтекст: "Вы правы, "Борис Годунов" действительно не имеет никакого отношения к "Дочери фараона". Подобная категоричность нового художественного директора кажется несколько странной. Безусловно, слух музыканта не может не резать музычка, сочиненная присяжным композитором Пуни. Но упомянутая "Дочь" - попытка реконструкции старинного балета. Геннадий Николаевич Рождественский - не просто выдающийся дирижер, но еще и человек музыкального театра. В качестве такового он не может не знать, что классическое балетное наследие - это не только спектакли Мариуса Петипа, сочиненные им на прекрасную музыку Чайковского и Глазунова, но и балеты "Корсар", "Дон Кихот" и "Баядерка", сохраняющиеся в мировом репертуаре, несмотря на второстепенные партитуры. Да и "Жизель" композитора Адана - тоже не музыкальный шедевр, зато несомненный шедевр хореографии." (Майя Крылова, "Независимая газета")

Смены Фадеечева на Григоровича опасается и обозреватель "Культуры" Наталия Шадрина:

"Слухи о том, что руководить балетом будет Ю.Григорович, в свое время плодотворно сотрудничавший с Г.Рождественским (хотя, к примеру, "Спартак", увенчанный Ленинской премией, объединяет всех троих, включая В.Васильева), пошли сразу же, как только была объявлена смена главного руководства. Надежду на светлое будущее Большого балета они не вселили: в то, что Юрий Николаевич озаботится привлечением в театр других хореографов, верится с трудом, новых балетов он давно не ставит, значит, будут возобновляться старые, что само по себе, может быть, и неплохо, но для полноценной жизни труппы этого явно недостаточно. На вопрос, придет ли все-таки Григорович, Геннадий Николаевич ответ дал уклончивый: "Буду вести переговоры о любом творческом сотрудничестве". Вообще складывается впечатление, что все происходившее за время правления В.Васильева в Большом балете Г.Рождественский исключительно с Васильевым и связывает - даром что прежний худрук, как мог, стремился разнообразить свою деятельность, но воспринимался и воспринимается, естественно, прежде всего как человек балетный. Между тем последние два года балетом активно руководил Алексей Фадеечев, и небезуспешно. Взять ту же "Дочь фараона" (с точки зрения хореографии Лакотта, а не музыки Пуни) - нравится или не нравится сия красавица, но работа эта впечатляющая. При Фадеечеве, работавшем в тандеме с Ананиашвили, в репертуаре утвердился вожделенный Баланчин, две постановки получили "Золотую маску", состоялся ряд успешных выездов за рубеж. Гром, грянувший сейчас в Большом театре, поставил под угрозу запланированные на два года вперед весьма впечатляющие своим масштабом гастроли: импресарио раздумывают, стоит ли им в обстановке полной неопределенности подписывать контракты. Ананиашвили собирается отменить несколько своих выступлений и на месяц уехать в АВТ."

Сам Алексей Фадеечев, давший короткое интервью "Независимой газете", тоже обеспокоен:

"Пока трудно давать какие-либо комментарии по поводу ситуации в балете ГАБТа, - говорит он. - Я нахожусь на гражданско-правовом контракте, имеющем юридическую силу до конца сезона. Как руководитель театра Геннадий Николаевич Рождественский, естественно, будет проводить собственную художественную политику. Его нелюбовь к господину Пуни понятна. Можно, конечно, ставить балет и на Бетховена, и на Малера, что у нас, кстати, и было сделано Борисом Эйфманом, но неоспорим факт, что "Дочь фараона", на которую были затрачены огромные средства, имеет и огромный успех у зрителя. Этот балет на плохую музыку был самым продаваемым спектаклем сезона. Балетный мир вообще развивается по своим законам, которые требуют отдельного рассмотрения. Геннадий Николаевич должен быть осведомлен и о том, что основные финансовые сборы театру дает балет. На мой взгляд, в опере ГАБТа сегодня гораздо больше проблем, чем в балете. В балете же возникла ситуация, достойная диалога."

Газета "Культура" выпускает в свет еще один слух, касающийся уже оперы:

"Будто бы введут давно забытую должность главного режиссера и предложат ее главрежу Театра Станиславского и Немировича-Данченко Александру Тителю. Сам он, правда, - мы обратились к нему за подтверждением, - этот слух опроверг." (Наталия Шадрина)

Ближайшие планы театра: открытие сезона оперой Мусоргского "Борис Годунов" (вместо запланированного "Ивана Сусанина" Глинки):

"Геннадий Николаевич (успеха вам, маэстро) готовится к открытию 225-го юбилейного сезона: 15 сентября он продирижирует "Борисом Годуновым". (А 16-го на некоторое время покинет пределы Родины). Пресловутый "Борис" возник тут же после инаугурации: уже начавшаяся репетиция "Сусанина", которым, по традиции, собирались открывать сезон, была отменена, и было объявлено прослушивание артистов на предмет выступления в судьбоносном "Борисе". На семь "Дочерей фараона" пока еще никто не посягал." (Наталия Шадрина, "Культура")

Тем временем - это произошло по случаю празднования Дня города - открыл сезон Московский музей современного искусства, которым заведует Зураб Церетели. Можно было заранее предположить, какому разносу подвергнут это событие прогрессивные газетные критики. О чудо! - этого не произошло.

"Настал час, когда имя Церетели можно упоминать не в связи с многопудьем бронзы, рассылаемым по столицам мира, но и говорить о новом музее как о факте художественного процесса и прогресса," - считает Андрей Ковалев ("Время МН").

"Когда девять месяцев назад в Москве открылся Музей современного искусства, никто не воспринял его всерьез," - пишет Софья Крынская ("Время новостей").

Хорошее начало! Что же произошло теперь?

"И вот теперь Церетели открыл в своем учреждении первые выставки, - продолжает тот же критик. - Причем не одну и не две, а сразу четыре. Выстрелил из всех орудий одновременно."

Три выставки из четырех критикам кажутся сомнительными.

О фотовыставке:

"Подобные выставки, но гораздо лучшего качества, каждый год устраивает Московский дом фотографии под руководством Ольги Свибловой. Но Дом фотографии, хоть и созданный уже давно, до сих пор не имеет своих выставочных площадей. А у Церетели они есть." (Софья Крымская, "Время новостей")

О двух художественных выставках:

"К персональным выставкам ленинградцев Леонида Борисова и Владимира Овчинникова можно предъявить только одну претензию: эти выставки скорее для небольшой частной галереи, чем для музея." (Андрей Ковалев, "Время МН")

К тому же:

"Неискушенные зрители никогда не догадаются, что и Овчинников, и Борисов принадлежат к заслуженной когорте ленинградских нонконформистов. Об этом нет ни слова в изданных музеем буклетах, как, впрочем, нет там и минимальных биографических данных." (Лидия Маслова, "КоммерсантЪ")

Почему же? У Андрея Ковалева ("Время МН") есть версия:

"Возникает неприятное подозрение, что тут-то и проявляется конфликт интересов - искусства и З.К. Церетели. Устроители, видимо, постеснялись напомнить академику о некоторых сложных исторических обстоятельствах, например о некогда гонимом им андерграунде."

Но самое интересное начинается дальше - на четвертой выставке:

"Это показ новых поступлений, точнее, приобретений музея. Два небольших зала: инсталляции Олега Кулика "Искусство должно работать" и Александра Бродского "Вечер", а также работы Айдан Салаховой, Игоря Макаревича, Бориса Михайлова и еще четырех художников. (Все они, как обещал Церетели, останутся в постоянной экспозиции музея.) Большинство из этих вещей были куплены Зурабом Константиновичем весной на ярмарке "Арт-Москва". Церетели тогда изрядно потратился, заплатив несколько десятков тысяч долларов. До него в России за такие деньги современное искусство никто не покупал." (Софья Крынская, "Время новостей")

Итак, Церетели купил и вывесил у себя актуальных художников. Симпатии прессы начинают неумолимо клониться в его сторону:

"Если эти два зала Церетели сделает постоянной экспозицией, как обещал, то его музей наконец-то сможет оправдать свое название." (Лидия Маслова, "КоммерсантЪ")

"Конечно, Церетели-покупатель гораздо симпатичнее Церетели-художника или Церетели-музейщика. В конце концов, покупать на ярмарке может каждый, на то она и ярмарка. Художники, получившие значительные гонорары, может быть, и не очень рады тому, что купил именно Церетели, а не, скажем, музей Гуггенхейма, но не отказываться же. А вот от выставки в таком музее вроде можно было бы и отказаться. То, что не отказались, то, что на работу в музей пошел один из лучших московских фотографов, художников и экспозиционеров Владимир Куприянов, наконец то, что в музее появились работы актуальных художников, свидетельствует о выстраивании новой инфраструктуры современного искусства. Со своим монополистом - Церетели и подвластными ему свибловским Домом фотографии и маленькими галереями." (Софья Крынская, "Время новостей")

Получается, Церетели перегнал передовых деятелей современного искусства:

"Когда-то нечто подобное пытался сделать энергичный Марат Гельман. Приглашенный Юрием Лужковым участвовать в оформлении атриума Гостиного двора, он хотел показать там произведения актуальных художников, тем самым выведя их из галерей, которые посещает очень ограниченная группа заинтересованных зрителей (собственно, тусовка), и выставив на обозрение широкой публике. У Гельмана не получилось - со двора его прогнали. У еще более энергичного Церетели, конечно же, получилось, как получается вообще все. И нам ничего не остается, как только радоваться. В конце концов, не так уж и плохо, что зрители, по выходным выстраивающиеся в очередь в галерею Шилова, теперь смогут воочию увидеть блестящего зайчика Кулика или гигантские глиняные головы Бродского." (Софья Крынская, "Время новостей")

В конце статьи критик спохватывается и все-таки находит обстоятельство, которое можно поставить Церетели в упрек. Глава музея, по ее мнению, "никого из актуальных художников, может, и не любит, но зато покупает, выставляет и музеефицирует. Правда, при этом и монополизирует (как это ему вообще свойственно). То, о чем так долго боялись говорить, свершилось."

Интересно, что Андрей Ковалев ("Время МН") о существовании четвертой, актуальной выставки в стенах музея Церетели решил ничего не сообщать. Подзаголовок его статьи гласит:

"В Московском музее современного искусства открылось три выставки."

Зато тот же критик выводит на газетные полосы новый сюжет, связанный с еще одним музеем Церетели - на этот раз музеем западного искусства:

"Вчера столичный мэр Юрий Лужков рассказал журналистам, что в Москве подобрано несколько помещений, принадлежавших ранее Минобороны, для воссоздания Музея современного западного искусства. Он также сообщил, что музей будет создан на базе Российской академии художеств и инициатором его "воссоздания" стал президент академии Зураб Церетели. Совершенно непонятно, что имеется в виду под "воссозданием" - отобрать ли у Эрмитажа и Пушкинского их коллекции западноевропейского искусства или на сотни миллионов долларов закупить новых Сезаннов, Ван Гогов и Пикассо? Во втором случае Церетели получит подряд, по сравнению с которым даже колосс на стрелке Москвы-реки окажется детской игрушкой."

Опасения Андрея Ковалева развеивает сам Зураб Церетели, давший интервью Григорию Заславскому ("Независимая газета"):

"Российские зрители смогут увидеть работы, которые скопились за много десятилетий в стенах Российской академии художеств. Это более 800 000 работ! Академия, как вы знаете, была создана 240 лет назад Екатериной Великой, и вот с тех самых пор копились работы от классиков до наших дней. Часть этих фондов по постановлениям Сталина, Ермилова и других была передана в Эрмитаж, Пушкинский музей, в Русский, в какие-то другие собрания, а оставшиеся 800 тысяч работ народ не видел. Другая эпоха была, другие темы были "в ходу", другая идеология. Сейчас я все это выношу. И этот музей я делаю, потому что очень хочу, чтобы то, что хранилось в наших академических фондах, люди наконец увидели."

Так что Эрмитажу и другим музеям как будто ничего не угрожает.

На этой неделе газеты писали о фестивалях в Венеции и Эдинбурге, о хореографическом фестивале в Гданьске, о мотопробеге "Петербург-Новгород" музея Гуггенхайма, в котором участвовал Деннис Хоппер, об открытии концертного сезона в ХХС (к сожалению, в зале, лишенном всякой акустики), об открытии Московской международной книжной ярмарки, о фильме с Джетом Ли, о грядущем выступлении Путина в шоу Ларри Кинга и многом другом. Среди московских событий самых сочувственных откликов удостоилась выставка классика советской фотографии Аркадия Шайхета:

"В Москве в сезон работает не один десяток выставок фотоискусства, не считая той сотни, что открывает в мае на своих фестивалях Дом фотографии. Фотография - хорошо эксплуатируемое искусство, доступное публике, тематически разнообразное, тиражируемое, не слишком затратное. Выставка Шайхета на этом пестром фоне высится Монбланом. Во-первых, потому что на ней представлены главные работы одного из первейших советских мастеров с мировым именем. Во-вторых, здесь показаны только оригиналы, что в случае фотографии значит первые авторские отпечатки с негатива. И это очень важно не только потому, что печать - процесс, нуждающийся в авторской инспекции. Старые отпечатки на старой бумаге несут характерные приметы времени, подтверждающие подлинность свидетельства. И на серьезных музейных выставках должны быть именно они." (Ольга Кабанова, "Известия")

"Он был формалистом, как все художники доромантической эпохи, классицистом по убеждениям, верящим в торжество общего над личным, в законы прекрасного, объективно существующие в мире вне наших впечатлений. Поэтому мир, созданный его фотоаппаратом, так безусловно красив, покоен, так впечатляющ. Сегодня, когда от фотографий Шайхета никто не ждет доказательств победы социалистического строя, можно уже расслабиться. И получать удовольствие от мощной энергетики простых, однозначных посланий, вычлененных из хаоса реальности и отправленных в вечность." (Алена Солнцева, "Время новостей")

На выставку художника Сергея Якунина, воссоздавшего в ГМИИ им. Пушкина кабинет Даниила Хармса, откликнулась только Юлия Гирба ("Время новостей") - и все же хочется закончить обзор именно этим сюжетом:

""Реальное искусство", о котором так долго молчали между собой в 30-е годы обэриуты и так долго говорили в 90-е обэриутоведы, воплотилось в "Хармс-кабинете" объемно, пространно и подвижно. Якунин ощущает себя рупором Хармса и воссоздает предметный мир Хармса так, как лепил и клеил бы его сам писатель сегодня, в усушенные и фрустрированные 2000-е. Выставка "Хармс-кабинет" сделана художником по канонам реального искусства, в соответствии со всеми философскими трактатами и диалогами обэриутов и чинарей. Ни одну из книг нельзя в буквальном смысле прочесть - в них нет слов и даже букв, но их можно листать и разглядывать. На фисгармонии нельзя сыграть ни фугу Баха, ни "Собачий вальс" - клавиши расположены не в соответствии с ладами, а произвольно. Сундук служит не для хранения вещей, а как метафизический прибор и т.д. Все это вещи человечески абсолютно БЕССМЫСЛЕННЫЕ. Но нечеловечески прекрасные."