Странное такое ощущение одолевает на этой неделе человека, читающего газеты. От обозревателей полосы "Культура" периодически веет мизантропией. Им ничего не нравится. Или почти ничего. Вот, например, состоялись в городе Москве четыре театральных премьеры. Три из них были осуждены безоговорочно. Или - два заметных концерта заморских поп-звезд. В обоих случаях - равнодушие, никаких восторгов.

Петербург ненамного отстает от столицы. Одни и те же люди похвалили (слава Богу!) экстравагантную вокалистку Мередит Монк (читайте о ней Петра Поспелова в Известиях или Юлию Бедерову во Времени МН) и гневно осудили новую "Богему" в Мариинке (среди рецензий - упомянутый выше Петр Поспелов и Вадим Журавлев во вторничном номере Ведомостей).

Ну просто наказание какое-то!

Ахи-охи, бабий бунт

Коротко о легком жанре. Норвежская группа A-ha - давние любимцы отечественной публики - вызвали у московских критиков приступ ностальгии, но не сильный. Сильный - пережила публика: "Для импортных групп, исполняющих высококачественную попсу, почва в России весьма благодатная. Не избалована прихотливая часть наших слушателей аналогичным домашним продуктом и оттого тянется к таким командам, как "Дюран-Дюран", "A-ha". Тянется и подолгу их помнит" (Михаил Марголис, Новые Известия).

"Слушать очень красивые, но до уныния спокойные песни "A-ha" оказалось довольно скучным занятием. Участники группы выглядели на редкость безжизненными, даже какими-то отмороженными. Что, в общем, странно - могли бы хотя бы порадоваться встрече после семи лет раздельного существования" (Юрий Яроцкий, Коммерсант).

"Принимали северных гостей настолько тепло, насколько это можно сделать сидя. Концерт на две трети состоял из песен последнего альбома, с которым многие зрители успели познакомиться, но не успели полюбить, - повествует Алексей Крижевский (Сегодня). - Не привыкшие к спокойной реакции варяги пытались "раскачать" публику на хоровое пение, что им через некоторое время удалось. Надо заметить, что динамика концертов "хорошо забытых" западных коллективов обычно строится по законам нехитрой драматургии - задумчивое начало, подвижно-танцевальная середина и кульминационное заключение, состоящее из узнаваемых хитов".

От бесстрастного перечисления фактов не удерживается лишь Алексей Мунипов (Известия), считающий, "что "А-ху" же - по результатам концерта - без зазрения совести можно назвать лучшей поп-группой мира: мелодии у них трогательнее, звук - мощнее, трехголосие - налаженнее, чем у всех прочих, и своих собратьев по цеху "A-ha" убирает с легкостью. Залу были явлены следующие чудеса: пение патентованными ангельскими голосами, бэк-вокалистка с волшебным придыханием и даже убедительный звук, чего в "Олимпийском" не бывает практически никогда".

В случае с Мел Си, участницей Spice Girls и главной приманкой разрекламированной акции "Бабий бунт" в Кремле, сюжет почти повторился. Публика вполне довольна - критика спокойна. Яркий тому пример - строки из заметки Александра Беляева (Время новостей): "Она весела и непосредственна, как бог на душу положит одета и совершенно спокойно относится к своим весовым излишкам - вопросами "про еду" ее не проберешь. Лишний вес - это для подиумов проблема, а не для сцены. С этой точки зрения никаких проблем - выступила четвертинка от "Spice Girls" на удивление неплохо, в сопровождении живой аккомпанирующей группы. Спела она всего пять песен, в том числе, конечно, знаменитые "Never Be The Same Again I Turn To You". Надо ли говорить, что пришедшие подростки - кто в сопровождении родителей, кто сами по себе - восторженно бесились, созерцая кумира".

Театральный погром

Он действительно имел место на этой неделе, и перед ним меркнут и "ахи-охи", и "Богема". Как уже было сказано, три спектакля подверглись суровой критике. Выясняется, что два из этих трех - спектакли со стажем (и чего, спрашивается, все театральные обозреватели так раззадорились?). А одному из них - аж 12 лет. Это "Наш Декамерон" сочинения Эдуарда Радзинского в постановке Романа Виктюка. Отдаю нить повествования Олегу Зинцову (Ведомости): "По сравнению с премьерой 1989 года, изменилось немногое. К названию добавлена римская цифра XXI, на сцену - новые декорации и исполнительница главной роли: вместо Татьяны Догилевой теперь Ирина Апексимова. Не глядя в программку, дату предыдущей премьеры можно угадать безошибочно. Пьеса Радзинского - душераздирающая история провинциальной проститутки, театральная "интердевочка"; в 1990-м подобных сюжетов уже не сочиняли".

В принципе, можно и не продолжать. Экономя виртуальное пространство, говорю: "Устарело. "Возобновленный "Новый Декамерон" сегодня неактуален. То, что прежде казалось смелостью, смотрится сейчас жеманным маньеризмом, а то и старческой пошлостью. Приставленные к названию спектакля римские цифры ХХI положения не спасают. Время вспять не повернуть: пьеса Радзинского стареет, как и тело жрицы любви" (Михаил Фихтенгольц, Время новостей). Эпитафия - от Андрея Сладкова (Коммерсант): "Наверное, только такая знойная режиссура может сегодня спасти конъюнктурные и трафаретные пьесы вроде этого сочинения Эдварда Радзинского. Если вообще считать хиты десятилетней давности достойными римейков".

Расправившись с одним римейком, критика набросилась на другой. Другой называется "Фауст". Его поставил Борис Юхананов. Это уже третий вариант "Фауста". Первый был представлен два года назад в рамках фестиваля "Пушкин & Гете". Продолжительность - пять часов. Второй - год назад, четыре длиной. Третий (но чует мое сердце, не последний) - обещал уложиться в два часа, но на поверку вышло три с лишком. Люди, имеющие представление об этом человеке, знают, что сейчас начнется. "Фауст" Бориса Юхананова изменился. Все изначальные слабости спектакля налицо. Но они профессионально прикрыты. Правда, по-моему, этим спектакль обязан двум субстанциям. Сценографу и труппе дрессированных кошек из Театра Куклачева", - бросает первый камень Елена Дьякова (Новая газета). "...Эти бесконечные кошки с собаками. Взбираются на шест, активно подбадриваемые публикой, ходят на передних лапах, возят тележки, попутно перепрыгивая через упавшую замертво Гретхен. Из "черного пуделя", который должен обернуться Мефистофелем, вначале вылупился роскошный рыжий кот. Бедную зверюгу обрядили в собачью шкуру, надев на морду маску. Бриджит Бардо на вас нет, господа! Ну куда тут деться от сакраментального вопроса: "Зачем?". На пресс-конференции Б.Юхананов скромно объяснил, мол, Гете любил животных, и процитировал из "Фауста": "Коту нужна живая мышь". Куда как убедительно. Возможно, впрочем, и более прозаическое объяснение: репетировали-то в Театре Ю.Куклачева, ну почему бы не наделить ролями его двуногих и четвероногих артистов? В порядке бартера, так сказать", - размышляет Ирина Алпатова (Культура).

Марине Давыдовой (Время новостей) братья наши меньшие показались куда милее человеков: "Кошки всем понравились. Особенно сцена, где куклачевская подопечная сыграла пуделя (того самого, в которого обратился Мефистофель, чтобы проникнуть в дом к Фаусту). Несколько раз "снижать" бессмертное произведение пытались люди, забавляя зрителя разнообразными гэгами и вставляя промеж гетевских строчек энергичные русские ругательства. Было скучнее. Собственно драматическое начало, которое попытались внести в спектакль Александра Куликова, исполнявшая роль Гретхен, и фактурный и пластичный Андрей Кузнецов (сначала он играл Фауста, а потом для вящей глубокомысленности они с Олегом Хайбуллиным, игравшим Мефистофеля, поменялись ролями), утонуло в метафизическом тумане и развеселом балагане".

А Татьяне Рыбакиной (Независимая газета) вообще было как-то неуютно: "Поначалу по въевшейся привычке разгадывать загадки, заданные автором спектакля, ломаешь голову, уважительно объясняя то или иное действие, событие. Постепенно пропадает уважение, потом желание решать ребусы, потом вообще присутствовать в зале".

"Странную миссис Сэвидж" в Театре российской армии, ставшую бенефисом Людмилы Касаткиной, тоже не приласкали. Но и не осудили. Старую-престарую пьесу 50-х годов, которую все знают по телевизионной пьесе с Верой Марецкой, поставил режиссер Сергей Колосов. "Касаткина добровольно отказывается от эксцентрических красок, которыми в свое время умно и иронично окрасила роль Вера Марецкая, - считает Роман Должанский (Коммерсант). - Но это действительно диапазон не Касаткиной, романтической героини с высокими принципами. Бенефициантка играет Сэвидж серьезной и даже рациональной женщиной. Героиней управляет не природный артистизм, а искреннее чувство справедливости, не симпатичный авантюризм, а по-учительски прямое желание преподать урок и наказать неправедно ведущих себя детей. Поначалу роль миссис Сэвидж от этого сильно проигрывает. И только ближе к финалу, когда мораль просто выпирает из каждой реплики, Касаткина вроде бы готова взять свое. Вот тогда в жестах и интонациях наконец-то проступает вызывающая патетика. Сегодня она должна была бы показаться слишком уж по-советски театральной и настойчиво возвышенной. Но теперь выглядит у актрисы неярко и совсем бесхитростно, почти что беспомощно. А значит, трогательно".

Профессиональный скепсис критиков по ходу действия возрастал. Но в конце спектакля, как пишет Марина Давыдова (Время новостей) "происходит чудо. Людмила Касаткина с навернувшимися на глаза слезами спускается в зрительный зал и, простирая к публике руки, обходит его по всему периметру. Зал в немом восхищении встает и устраивает актрисе овацию. Их единение растет и почти переходит в соборность. И всякая ирония по отношению к происходящему совершенно обессмысливается. Искренность этих слез (с обеих сторон), как и искренность режиссерско-актерских намерений, сомнению не подлежит. Не говоря уж об искренности чувств пожилого режиссера к своей знаменитой жене. На поклонах он выходит на сцену и трогательно припадает к ее руке. Эти несколько минут человеческой искренности искупают два с лишним часа сценической фальши".

Вроде бы удачно прошла премьера "Опасных связей" в Театре-студии Олега Табакова. Но... ни одной однозначно положительной оценки тоже не удостоилась. На каждого довольного - один недовольный. А ведь какое прелестное произведение - роман Шодерло де Лакло. Рококо, обильная роскошь интерьеров, пейзажей, высоких чувств... Но только не у финского режиссера Райи Синикки Рантала, сделавшей нынешний спектакль. "Опасные связи" - свежий художественный продукт театра п/р Олега Табакова - пример экономии всесторонней и хорошо организованной, - информирует читателя Ирина Родионова (Сегодня). - Все по минимуму: декорации, костюмы, бутафория, эмоции, мизансцены и энергетические затраты. Постановка великолепна для транспортировки во время гастролей. Качество литературного источника - несомненно. Звезды имеются. Цена билета - высокая".

Экономия эмоций также имеется - отмечает рецензент: "Режиссер из Финляндии Райя Синикка Рантала продемонстрировала характер истинно нордический. Она надежно скрыла все чувства и страсти героев светской переписки. Что испытывают друг к другу адресаты "Опасных связей", невозможно даже догадаться".

Плоха ли умеренность в чувствах? Алексей Филиппов (Известия) считает, что нет: "В "Табакерке" вышел ясный по мысли, по-французски рациональный, немного отстраненный, чуть суховатый, сдержанный спектакль, и зрители смотрят его затаив дыхание. Он поставлен о любви и о занятиях любовью, о связанных с этим интеллектуальных играх и о горьких последствиях чрезмерной искушенности: такой умной, легкой, ничуть не грязной эротики на нашей сцене не было никогда. И это не случайно: по-французски рационален и автор лежащего в основе инсценировки романа, писатель конца XVIII века Шодерло де Лакло".

Итак, одному - понравилось, второму - не понравилось. Должен был быть кто-то третий, кто придерживается "золотой середины". Этот третий - Павел Сигалов (Коммерсант). "Все страсти, - пишет он, - на непрерывном кипении которых держится сюжет, оказываются бережно прикрытыми несколькими ширмами-гобеленами, картинно траченными молью и ездящими туда-сюда поперек сцены. Зрителям остается любоваться красивыми костюмами и внимать актерской декламации, которая сама по себе весьма неплоха. Все-таки персонажи Шодерло де Лакло изъясняются высоким старомодным стилем, а актеры "табакерки" - отличные профессионалы (в главных ролях заняты Марина Зудина и Виталий Егоров, оба - на фото), способные овладеть любым стилем и донести до публики текст любой степени витиеватости. Значит, романная история зрителям будет понятна, к литературному шедевру они с помощью театра наверняка приобщатся. Что до откровенных страстей, то ведь из популярной психологии известно, что умелое сокрытие будит фантазию наблюдателя и интригует гораздо больше, чем открытая демонстрация".

Самое обидное то, что простой зритель к тоннам бумаги, израсходованной на отрицательные рецензии, абсолютно равнодушен. Кому-кому, а ему все происходящее на сцене нравится. В этом я воочию убедился, посмотрев "Фауста" и "Наш Декамерон". И Юхананову, и Виктюку кричали "браво" и аплодировали стоя. Если обозреватели поп- и рок-концертов пишут с оглядкой на слушателя (реакция масс - для них важный фактор), то их собратьям по перу, театральным или музобозревателям, оглядываться не приходится. Критика и те люди, которые эту критику читают (или не читают), по-прежнему существуют в параллельных мирах - в каждом своя система ценностей и предрассудки, свои пристрастия и антипатии.

Оказывает ли критика воздействие на "общественное мнение" (сама эта категория тоже у нас очень размытая)? По большому счету - нет. Но время летит, и все меняется. Может, и в мире искусства пресса станет когда-нибудь "четвертой властью"?