Вспоминаю возмущение подруги, вернувшейся в еще голодном 1992-м году из благополучной Германии. Сейчас представить странно, что ее возмущение вызвало практически бесконечное количество сортов чая в уютных немецких магазинчиках. Привыкшая к однообразию советских витрин, она твердила, что "нечего заставлять человека выбирать из почти невозможного для его воображения разнообразия, это ни к чему".

Прошло не так уж много лет, и мы научились выбирать. Пусть не всегда себе на пользу, пусть методом тыка, но изобилие требует хоть какого-то движения, и мы это движение совершаем ежедневно. Изобилие газет, броских заголовков иногда заставляют купить совершенно ненужное тебе, прочитать и бросить в урну. И главное - забыть, что удается мгновенно.

Развалы книг с яркими обложками и карманным форматом, солидные фолианты на прилавках, серьезные и умные издания, несерьезные и неумные брошюры порой заставляют растеряться потенциального покупателя из еще по инерции называемой самой читающей страны. Тут помощником выступает пресса. Почти каждая уважающая себя газета считает своим долгом помещать если не ежедневные рецензии, то хотя бы еженедельные обзоры вышедших в свет книг. Это дает не всегда равноценные, но все-таки достаточно ясные ориентиры.

Мария Трещанская ("Известия", 16 августа), представляя изданную киевской "Софией" книгу Пауло Коэльо "Вероника решает умереть", посвященную метаниям очередной женской души, приходит к интересному выводу: "Книга не избежала ни одного штампа, ни одной банальной истины, но постепенно они складываются в столь стройную и логическую картину мира, что начинаешь видеть в их перечислении и комбинациях красоту, почти блистательность". Так и тянется рука к этой книге, чтоб самой проверить этот своеобразный перевертыш, вполне возможный и объяснимый.

Тут же заметка Юлии Рахаевой о книге Маргариты Рудомино "Моя библиотека" (издательство "Рудомино"). Это та самая Рудомино, чье имя носит основанная ею Всероссийская государственная библиотека иностранной литературы. Предпослав своей рецензии название "Красный директор", вызывающей в сознании читателя довольно-таки однозначные ассоциации, она в первом абзаце расшифровывает эту "красноту", мол, от того старорусского "красивый": красна девица, красно солнышко. В любом случае, биографические записки, воспоминания человека, прожившего долгую жизнь в нашей стране, а значит, и все случившиеся в двадцатом веке на одной шестой части суши катаклизмы, - интересное чтение для любителей истории, особенно, новейшей. А Маргарите Рудомино удалось многое - создать библиотеку, поучаствовать в организации института языков имени Мореса Тореза, возникновении журнала "Иностранная литература". "90 лет в ХХ веке, памятном чудовищными разрушениями, рядом с нами жил потрясающий созидатель. Созидатель - несмотря ни на что".

Понятно, что отследить выход в свет каждой книги невозможно. Обозреватели должны делать свой выбор, сообразно своему вкусу и образованию. Но важно заметить, что высоколобые рецензенты в большинстве своем, к счастью, ориентируют читателя все-таки на немассовое чтение. Андрей Немзер, который остался верен "Времени новостей", 13 августа отмечает очередную удачу "Вагриуса", издавшего "Записные книжки" Евгения Замятина, который "знал цену обыденным странностям, незамеченному горькому идиотизму каждодневной жизни. Он как мало кто умел расслышать в случайном словце, разглядеть в уличном эпизодике страшную символику истории.

"Агроном кормил мужиков сыром. Мужики говорили: - Барин - хороший, а только мылом угощал. Мы фута 2 этого мыла приели, наверно, а никак нельзя, помещика обидеть не хотели, барин больно хороший". Чего здесь больше, дикости или благодушного терпения, что совсем скоро (запись времен первой мировой войны) обернется осатанелой яростью. Получит "хороший барин" за свое "мыло" все, что причитается".

Рядом статья Алексея Медведева о изданных тем же "Вагриусом" дневниках Василия Катаняна "Лоскутное одеяло". Записи, сделанные для себя, с течением времени приобретают значение летописи. В словах, запечатлевших кажущиеся на первый взгляд незначительные эпизоды, открывается тайна ушедших дней, ушедших навсегда людей. "Ценность этой странной и нежной книги, во-первых, в том, что автор при позднейшей редактуре избежал соблазна пригладить свои давние записи и не стремился показаться умнее и проницательнее, чем был на самом деле, а во-вторых, в том, что Катанян бескорыстно любит своих героев. (...) Не поиски утраченного времени, не желание обо всем сказать последнее слово, не сведение счетов движут Катаняном, а спокойная симпатия к уходящей жизни, которую он обертывает в бумагу своих дневников, как елочную игрушку".

Днем позже Немзер представляет уникальное издание, осуществленное ОГИ. Наконец в России вышло полное собрание трудов Николая Тургенева, активного участника тайных обществ начала Х1Х века и одновременно государственного чиновника. Того самого Тургенева, которого упоминает Пушкин в 10 главе "Евгения Онегина". Книга, вышедшая в Париже, Гааге и Брюсселе полтора века (!) назад, теперь доступна русскому читателю. Собрание состоит из трех частей. В первой - автобиографические "Записки изгнанника" и "Оправдательная записка". Во второй - "Политическая и социальная картина России". Третья содержит планы "О будущем России". Тургенев, как очень немногие, отстаивал необходимость освобождения крестьян, реформирование администрации и переход к конституционному строю. Строки уже позапрошлого века не устарели и сегодня: "От чего только не страждет бедный род людской! Болезни, физические немощи, горести и всякого рода напасти, осаждают и истребляют его; каждый день человек видит, как гибнут дорогие его сердцу существа. Ко злу, порожденному состоянием общества, злу, которое подобно новому Протею предстает в тысяче различных обликов, часто присоединяется суровость климата, тяготу повседневного существования, голод, чума, войны... Сего довольно, и с избытком! Так зачем же, о праведное Небо, к стольким горестям прибавлять еще и язву дурного правления?"

Алексей Михеев в колонке "Круг чтения", перечисляя журнальные публикации и новые книги, отмечает разночтение двойных переводов. Тема сама по себе интересная и, как бы сказать, проблемная. Но, скорее, для лингвистов, чем для простых читателей. А внимание последних рецензент обращает на сборник Славомира Мрожека "Тестариум", изданный "Арт-Флексом" и "Вазахаром". Редактор-составитель Андрей Базилевский включил в него 16 пьес. "Для меня самым большим подарком стало появление по-русски первой (1958) пьесы Мрожека, блистательной "Полиции". (...) Практика показывает, что эта притча об идеальном государстве (где последний политзаключенный раскаивается в грехах молодости и становится адъютантом генерала, а сержант-провокатор, служака, самозабвенно преданный инфанту и его дяде регенту, вынужден принять на себя роль террориста, чтобы не прекращали крутиться колесики репрессивного механизма - ведь если врага нет, его выдумывают) не имеет шансов устареть."

Дмитрий Бавильский в "НГ" (15 августа) отмечает роман Ольги Славниковой "Бессмертный", опубликованный в шестом номере "Октября", как лучший текст этого лета. Оценка не слабая. Но заинтересовавшихся обозреватель предупреждает:

"Под Славникову нужно и должно подстраиваться. Недовольных она тащит на аркане мощных и удивительных метафор, которые блестками рассыпаны по ее тяжелому тексту. Мощь фантазии и точность сравнений у Славниковой просто поразительные, теряешься от их избыточной изобразительной силы".

"Известия" рискнули представить свои страницы и для публикации глав новой книги Анатолия Смелянского "Роман с театром". С середины июля, раз в неделю или раз в две недели, газета публикует по полосе в рубрике "10 лет без СССР". Шаг для редакции достаточно смелый: привыкшие к маленьким заметкам читатели могут не осилить полосный материал. Но кому надо - обязательно прочтут. Публикуемая уже четвертая глава посвящена истории спектакля Олега Ефремова "Так победим!"

Календарь

Конечно, никто не считает возможным пройти мимо юбилейных дат. Как правило, в подзаголовках присутствует частица "бы". Со свойственной нам любовью к уже ушедшим в мир иной мы разражаемся по их поводу длинными воспоминаниями, поигрываем собственными ассоциациями, отмечая юбилеи живущих крайне лаконично.

Столетний юбилей Бориса Чиркова, действительно замечательного и удивительного актера, отметили почти все. Вспомнили и о 70-летии Микаэла Таривердиева, тоже достаточно знаковой фигуре. Как заметил во "Времени новостей" (15 августа) Александр Беляев, "написать о нем как о "советском композиторе" рука не поднимается - мелодизм Таривердиева не имеет национального и социального клейма, он просто... мелодичен! По-европейски".

Лидия Маслова в "Коммерсанте" (18 августа) напоминает, а точнее, доводит до сведения любопытного читателя мало известные факты из жизни русского художника, декоратора, режиссера Александра Алексеева, прожившего большую часть своей жизни во Франции. 100 лет со дня рождения - достойный повод для того, чтоб соотечественники узнали об уникальном открытии мастера. Он создал игольчатый экран, благодаря которому снимал анимационные фильмы. Меняющаяся длина теней от игл создавала невероятный эффект перетекающих фигур.

О 80-летии Джорджо Стрелера вспомнил все тот же тоже "КоммерсантЪ" (14 августа). Роман Должанский пишет, почему так любим этот великий режиссер советскими театральными деятелями: "Полюбили его за сочетание неподдельного лиризма и постановочного мастерства, за то, что стрелеровские постановки словно облегчали публике дыхание. В миланских спектаклях к победной итальянской витальности и европейской изысканности всегда примешивалась щемящая тоска, знание конца жизни и призрачности самого театра". Кстати, недавняя Всемирная театральная Олимпиада, прошедшая в Москве, открывалась именно стрелеровским "Арлекином", более чем полувековым шедевром гения. И как заметил обозреватель, по всем опросам вышло, что за всю Олимпиаду "переплюнуть" его "не смог никто - ни новаторы, ни ретрограды".

75-летие, к счастью, активно работающего Зиновия Корогодского, с чьим именем связана целая эпоха ленинградского ТЮЗа, отметило "Время MН" (17 августа), опубликовав интервью с ним. Режиссер, воспитавший многих актеров не только нынешнего Петербурга, но и Москвы, среди которых Ольга Волкова, Ирина Соколова, Антонина Шуранова, Георгий Тараторкин, Александр Хочинский, по-прежнему болеет душой о театре, деле всей своей жизни. По его мнению, сегодня театр "не в потемках блуждает, а в торговых ценностях. В измерениях ему чуждых. Ведь у театра свое место в обществе - скромное и вместе с тем очень значительное. Театр - это не футбол, не коррида, не рок-концерт и не фигурное катание. Все это удовольствие для глаза, для гормонов. А театр... Он ведь может не доставлять удовольствия, более того, он может внушать тревогу. Но тревога - я в этом убежден - это созидательное состояние".

На этом спорном положении и закончим. Публикации текущей недели рассмотрим под другим углом зрения, не забывая о кино, музыке и живописи.