Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Сеть | Периодика | Литература | Кино | Выставки | Музыка | Театр | Образование | Оппозиция | Идеологии | Медиа: Россия | Юстиция и право | Политическая мысль
/ Обзоры / Литература < Вы здесь
О фантазиях Басинского и мастерстве Акунина
Дата публикации:  9 Января 2004

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Читаешь статью Павла Басинского о последнем романе Акунина и думаешь: "Нарочно он, что ли?" Как-то даже отвечать странно - ну ни одной фразы справедливой, глубокой, и главное - подтверждаемой текстами. Вот и Михаил Эдельштейн предупреждает: "Критиковать Басинского легко. Слишком легко. До того легко, что даже неинтересно. Ну кто еще умеет так виртуозно подставляться? ... Критиковать Басинского невозможно... критиковать Басинского нечестно". Но все же. У литературных героев, как и у людей, есть честь и достоинство. Только подать в суд за клевету они не могут. Надо заступиться.

Суть позиции Басинского в следующем. Есть Русский Дух и Особый Путь Развития России. Ему соответствует Национальная Литература. А есть либералы-западники-интеллигенты, "черти лысые". Они бездарны и потому проиграли на выборах. Народное самосознание взяло их и выблевало (sic, так и написано: "Россия выблюнула либерал-государственников"). Но есть среди них один беллетрист, партийный писатель, дьявольски талантливый автор идеологических романов, - вот он победил, да еще последнюю победу одержал в тот самый день, когда все остальные сели в лужу. Космос у этого писателя "искусственный, "непочвенный" и поэтому неприятный". Россия в его книгах предстает "неумной, нечестной, непорядочной и неблестящей страной" (это уже из другой статьи Басинского о том же авторе и с тех же позиций). А идеологический мессидж последнего романа вот в чем - кто не читал роман: ОСТОРОЖНО, СПОЙЛЕРЫ!:

Космополит Фандорин, которому в принципе наплевать на эту бездарную Россию, сражается с собственным сыном от японской куртизанки, не зная, что это его сын. Сражается как бы за Россию, против Японии, но на самом деле за очередную порцию пищи для своей вечно голодной гордыни. Побеждает космополит. О-о, естественно! Японец еще слишком японец. Рожей не вышел соперничать с белоснежными фандоринскими бакенбардами. Выблядок ведь, по правде говоря.

Трудно поверить, что это пишет человек, чья профессия - внимательно читать тексты.

Фандорин действительно космополитичен по своему литературному происхождению. Он сконструирован по крайней мере из трех компонентов: из Шерлока Холмса - британского джентльмена, вооруженного дедуктивным методом; из японского ниндзя - идеального шпиона и непобедимого бойца; из жюльверновского Инженера - двигателя и рыцаря прогресса. Но все эти три составляющие скрепляет четвертая - русский дворянин с понятием о чести (которое трансформируется в демократическое чувство собственного достоинства - главный предмет проповеди Акунина) и безусловным императивом: своей стране надо служить, причем на самом трудном участке. И в "Алмазной колеснице" об этом говорится как нельзя более ясно:

...Фандорин думал о страшной опасности, нависшей над древним городом - нет, над всем тысячелетним государством. Черные толпы, вооруженные японскими (или какими там) винтовками, стянут переулки удавкой баррикад. ... Главный враг всей жизни Эраста Петровича, бессмысленный и дикий Хаос пялился на инженера бельмастыми глазами темных окон, скалился гнилой пастью подворотен. Разумная, цивилизованная жизнь сжалась в ломкую проволочку фонарей, беззащитно мерцающих вдоль тротуара.

И если б не это убеждение - своей стране надо служить, то как объяснить то, что "стопроцентный праволиберал", как припечатывает Басинский Акунина, повсюду ставит своего идеального героя на сторону жандармов и охранки против революционеров и "сочувствующих", которые хотят встряхнуть Россию так, чтобы "из портков выскочила" (1, 95), да еще заставляет его мечтать (в той же "Колеснице"): ах, если бы у нас полицию набирали из числа дворянских юношей-идеалистов? А не из провокаторов и мерзавцев, вроде начальника филеров Евстратия Павловича Мыльникова, которого Басинский именует "крупным полицейским чиновником" и "патриотом". "Вечно голодная гордыня"? А почему же Э.П. тогда отказывается от генеральства и власти обер-полицмейстера в "Статском советнике"? И т.д.

Служить России, бороться с хаосом, способствовать разуму, прогрессу и цивилизации - вот кредо Эраста Петровича и всех его многочисленных родственников. Именно поэтому оказывается важна родословная Фандорина, предки которого 200 лет служат престол-отечеству, а потомки возвращаются в Россию из эмиграции при первой возможности. Романы Акунина построены так, что все Фандорины, начиная с XVII века, не просто включены в русскую историю, но оказываются катализаторами ее развития, а иногда и спасителями: они выступают на стороне реформаторов (Артамона Матвеева, Екатерины времен "Наказа"), спасают жизнь или честь императорской семьи ("Внеклассное чтение", "Коронация"), ликвидируют заговоры, направленные на захват власти ("Азазель", "Внеклассное чтение", "Статский советник"), влияют на исход войны ("Турецкий гамбит", "Алмазная колесница"). А если катастрофа (Ходынка, например) все-таки происходит, то это значит, что Эраст Петрович не поспел. Между прочим, этот смысл есть и в первой части "Колесницы": Фандорин не замечает вторую баржу с оружием, которую японский диверсант передал эсерам - отсюда декабрьское восстание в Москве в 1905 г. И поэтому, кстати, никак нельзя сказать, что "космополит" побеждает "инородца": японец выигрывает в главном и потому умирает спокойно, с хорошим настроением. Если у Акунина и есть идеологическая позиция по отношению к государственной власти, то она чуть ли не столыпинская: "Вам нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия". Только с либеральной добавкой: великая, разумная и цивилизованная.

Теперь о "выблядках", "инородцах" и национальном вопросе. Как ясно уже из заглавия статьи, для Басинского человек, рожденный от русского и японки, но выросший в Японии и воюющий за Японию, - даже если он решает исход войны в пользу Японии - все равно "инородец" с японской и с русской точки зрения. Кровь у него не совсем японская. И не русская тоже. Есть для Басинского и эллин, и иудей. И уж совсем не чувствует критик происхождения слов, которые он ставит в заголовок своей статьи: "космополит" (в данном контексте - однозначно "безродный") и "инородец" (словечко имперско-охотнорядское). И вся эта идеологическая конструкция приписывается автору рецензируемой книги - работает хорошо известный в психоанализе механизм вытеснения и проекции. Между тем насколько Акунину, в отличие от Басинского, безразлично этническое происхождение его героев, видно хотя бы из романа "Внеклассное чтение", где обнаруживается, что Фандорины, в том числе Э.П., происходят не от фон Дорнов, а от Митридата Карпова. А в "Алмазной колеснице" Тамба 11-й с удивлением отвечает на вопрос, является ли он потомком Тамбы 1-го: "По крови? Конечно, нет. Какое это имеет значение? У нас в Японии родство и преемство считаются по духу" (2, 467).

Слабость Акунина, считает Басинский, хорошо видна в сравнении с Куприным - причем как раз в трактовке национального вопроса. В "гениальном" "Штабс-капитане Рыбникове", по Басинскому, "национальный японский дух невидимо схлестывается с русским национальным духом". С японским еще понятно, но вот где там русский? В продажных журналистах, проститутках, в хвастливом полицейском осведомителе, который ловит шпиона? Или, может быть, в ура-патриотизме времен войны, в шпиономании, в нутряной ксенофобии, которая у Куприна сквозит и в слове героев, и в авторском слове: "Он торопливо облизывал концом языка свои потрескавшиеся сухие губы, тонкие, синеватые, какие-то обезьяньи или козлиные губы".

У Акунина столкновения "национальных духов" нет вообще. Он не мыслит в этих терминах. И попытки прочитать его через этот код ведут в тупики, в одном из которых заблудился Басинский, а в другом - прямо противоположном - заплутал несколько лет назад Роман Арбитман, который увидел в акунинских романах повтор ксенофобской "темы заговора, затеваемого иностранцами или скрытыми инородцами". Вот так. Только коснись национальной темы - и окажешься у одного критика русофобом, а у другого - ксенофобом.

Однако Басинский объясняет нам, что дело, в конечном итоге, не в космополитах и инородцах, вопрос тут социологический. С одной стороны:

Дело в том, что есть большая-большая страна Россия. С особым своим путем, как бы над этим ни издевались те самые либерал-интеллигент-западники. С особенным самосознанием народа, которое вышеназванным людям ужасно не нравится. С национальной литературой, которая отражает это сознание. Поэтому - по духу, а не по букве - тоже не нравится тем людям. Те люди в этом нисколько не виноваты. Но и Россия нисколько не виновата, что изредка она, в результате крайне неприглядной со стороны блевоты, изрыгает из себя этих личностей.

А с другой: изрыгая либералов, Россия попутно поглотила 10 миллионов книг, написанных одной из этих личностей (именно таков на сегодняшний день суммарный тираж Акунина) - и ничего, не тошнит, - вот это в сознании критика не укладывается. И правильно, что не укладывается. Потому что акунинский детектив, наверное, один только Басинский может воспринимать как пилюлю, как подслащенный интригой идеологический роман. Загляните на сайт фанатов, почитайте форум: там никому и в голову не придет обсуждать идеологические вопросы. Работает парадокс жанра проповеди: она почти всегда обращена к людям, которые и без нее отлично знают проповедуемую истину. Фанатов волнует другой вопрос: "А любит ли на самом деле Мидори-сан Фандорина?". И если подумать, это вопрос куда более глубокий, имеющий отношение к секрету акунинского мастерства и успеха.

Метод Акунина - ироническая трансформации жанра классического детектива, которую как раз и чувствуют его читатели, знатоки и детектива, и иронии. Классический детектив имеет реалистические истоки. Основой реалистического искусства был принцип детерминизма: убеждение, что рядоположенные явления связаны неявной причинно-следственной связью и задача писателя - эту связь раскрыть. Поэтому реализм не мог не породить детектив, в котором это же явление абсолютизировано и представлено в чистом виде. Детектив разгадывает загадки, делает тайное явным, соединяет разрозненное, объясняет странное. Главное в детективе - восстановление причинно-следственной цепи, и в этом смысле, в каком бы фантастическом хронотопе ни разворачивал его автор, он глубоко реалистичен. Детектив каждый раз подтверждает, что мир однороден, посюсторонен и полностью объясним. Способный к смешению со многими жанрами, классический детектив избегает только мистических, а если и сочетается с ними, то принимает характер разоблачения. Вот и в последнем романе Акунина даже "тайна великая" любви, попав в детектив, оказалась объяснимой.

Интрига второй части "Алмазной колесницы" - это попытка "нового японца" поменять власть в стране, которая выгодна или не выгодна двум империям - российской и британской, борющимся за влияние в регионе. Отсюда множество политических рассуждений, явно аукающихся с современностью (роль Китая как будущей сверхдержавы и т.д.). Кроме того, есть масса этнографических сведений о по-прежнему далекой стране, причем эти сведения подаются в форме сравнения с западными и российскими нормами, и сравнение не всегда оказывается в пользу Запада. Но принципиально новое не в этом. Новизна романа - то, что любовная линия занимает необычно большое место и - небывалое дело - влияет на детективную интригу. Такого раньше не было. То есть, разумеется, в каждом романе с героем приключалась любовь (именно приключалась - при минимальной активности самого субъекта), но она не оказывала влияния на основную детективную линию. Любовь любовью, а служба службой. Здесь же любовь временами застит глаза герою так, что он утрачивает свою дедуктивную проницательность, а в финале заставляет его отказаться от мести убийце.

Искусство детектива - не более чем мастерство, роман - не более, чем инженерная конструкция. "Я ведь не прислушиваюсь к музыке сфер, я конструирую остросюжетные тексты, а это дело инженерное", - говорит в интервью автор. Конструкция кажется безукоризненной, да таковой и является. Та критика, которая не корчила презрительную мину от одного слова "беллетристика", а судила автора по законам, им над собой признанным - то есть по законам хорошо сделанного чтива - никогда не могла предъявить Акунину претензий серьезнее мелких "блошек", вроде перепутанной даты появления трамвая в такой-то стране. Крепкость конструкции сомнений не вызывает. Новый роман интересен тем, что он выводит на поверхность, тематизирует скрытый двигатель фандоринского проекта и "качественной беллетристики" в целом. Он есть апология мастерства. Ниндзя - идеальные мастера шпионажа и убийства, а если понадобится - террора. То есть мастера Знания и Власти. Мастера манипуляции чужим телом, способные подчинить его себе. Мастера знания о другом - чтения по лицам. Мастера манипуляции внешними проявлениями таинственных явлений, фокусники и художники. Возлюбленная начинающего сверхчеловека - Мидори-сан - это идеальная Мастерица Любви. Юный Фандорин любит сверхженщину, проходит курс обучения. Сверхженщиной же оказывается не демоническая Настасья Филипповна (это наш герой прошел еще в "Азазеле"), а великая мастерица своего дела - в данном случае искусства любви. Не в смысле дешевой кама-сутры, а в смысле вызывания, передачи и развития чувств. И в этом смысле Мидори предстает аллегорией самого Искусства, в том числе литературы: "Искусство есть деятельность человеческая, состоящая в том, что один человек сознательно, известными внешними знаками передает другим испытываемые им чувства, а другие люди заражаются этими чувствами и переживают их" (Толстой, "Что такое искусство"). В задаче спрашивается: если Художник (Мидори-сан) путем искусных приемов заставляет испытать чувства читателя (Фандорина), то игра это или жизнь? Любит ли Мидори Фандорина? И шире - что есть Культура и Цивилизация, как не свод правил, конвенций, которыми можно овладеть с большей или меньшей степенью мастерства? Где место спонтанности и непосредственности, о которой только и мечтает литература после постмодернизма? Среди неумех, варваров, непосвященных? Или мастерство не помеха, а помощь чувству? Именно эти вопросы делают роман Акунина современным. И в этом смысле "Колесница" оказывается оптимистическим сочинением, потому что заканчивается словами, обращенными и к герою - "эмоциональному инвалиду", как определял его автор, - и к читателям: "YOU CAN LOVE".


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Павел Проценко, Кто спасет деревню: службист или деятель? /09.01/
Розов А.Н. Священник в духовной жизни русской деревни. - СПб.: Алетейя, 2003.
предыдущая в начало следующая
Андрей Степанов
Андрей
СТЕПАНОВ

Поиск
 
 искать:

архив колонки:





Рассылка раздела 'Литература' на Subscribe.ru