Несколько лет назад на уроке литературы в 11-м классе дети спросили: "А какие книги современных писателей читаете вы и другие учителя?" Тема заинтересовала весь класс. Я назвал несколько имен и попытался объяснить, почему из всего прочитанного за последнее время указываю произведения именно этих авторов. Большая часть класса услышала о них впервые, многие ученики, я заметил, сразу же записали что-то на последней странице своих тетрадей, а некоторые, как выяснилось позднее, даже прочитали все, что я указал. Все произошедшее заставило меня, во-первых, относиться к своим словам с большей ответственностью, а во-вторых, каждый год при составлении плана занятий находить время для современной литературы.

Одной из форм конкурсного задания на олимпиадах по литературе часто бывает рецензия. Несколько лет подряд написать сочинение-рецензию предлагалось и на выпускном экзамене по литературе. Рецензия - это особый жанр, имеющий свои традиции и лучшие образцы. Следовательно, писать рецензии можно и нужно учиться. Появились даже методические рекомендации, как это следует делать. Например, С.Штильман в газете "Первое сентября" предлагал учить выпускников писать рецензии на материале рассказов И.А.Бунина, А.И.Куприна, А.П.Платонова и А.И.Солженицына.

Мне это показалось странным. Главная задача рецензента - найти место нового произведения в мировом литературном процессе. Рецензия на давно известное и всеми признанное произведение не имеет никакого смысла. Кроме того, рецензирование классики сомнительно и в воспитательном плане. Можно ли просить ученика оценить то, что давно признано шедевром? В лучшем случае для детей это будет просто очередное неинтересное задание, в худшем - приведет к подростковому бунту, к плевкам в сторону всеми признанного авторитета, который "теперь никому не нужен".

В этой ситуации я предложил детям писать настоящие рецензии, оценивая современные произведения, причем произведения последнего года, максимум двух последних лет. Эти тексты действительно нуждаются в оценке и интерпретации. Читая литературные журналы и книги, я в течение всего года составляю список из 12-15 повестей и романов, на которые предлагаю ребятам самостоятельно дома написать рецензии. Естественно, список этот любой ученик может дополнить произведением, которое посчитает нужным.

Не буду подробно говорить о воспитательном и развивающем значении такой работы для школьников, ограничусь немногим: дети учатся находить нужные книги в магазинах и библиотеках, собирать информацию об авторах на различных сайтах в интернете, учатся подбирать выразительные цитаты и подтверждать аргументами свои оценки, ну а некоторые ребята впервые узнают о существовании толстых литературных журналов. Мне кажется, что читателям могут быть интересны суждения современных школьников о тех произведениях, которые неоднократно обсуждались в РЖ профессиональными критиками. В рецензиях учеников есть ценные стилистические наблюдения и попытки сопоставить свой личный жизненный опыт с опытом литературных персонажей, непосредственная эмоциональная реакция на прочитанное и стремление обнаружить идейные влияния и преемственности.

Ниже привожу отрывки из рецензий, написанных учениками московской школы #1199 в 2003-м и 2004 годах.

Иван Стульников (11-й класс, 2004 г.). Из рецензии на повесть Василия Голованова "Танк"

Повесть "Танк" - рассказ автора о некоторых событиях своей жизни, с детства и по настоящий период, и о том, как на его мироощущение повлияла война. В какой-то степени повесть можно считать попыткой автора осмыслить через призму своих ощущений взгляд всего поколения - "поколения внуков". Уже по прочтении повести я понял, что лично мне и людям моего возраста она может быть особенно интересна. Дело в том, что автор, родившийся в 60-м году, относится к началу "поколения внуков" - тех, чьи деды воевали в 45-м, а отцы уже нет. Я же и мои сверстники - одни из последних представителей этого поколения. Простой арифметический подсчет показывает, что у большинства людей, родившихся после начала 90-х, воевали уже не деды, а прадеды. Итак, "поколением внуков" я буду называть людей, родившихся в 60-90-х годах. Наверное, это последнее поколение, которое еще чувствует дыхание этой войны. Это последнее поколение, заставшее очевидцев и участников страшных событий тех лет. После в свидетельство о былом останутся только книги, факты, документы, вещи. А живые воспоминания уйдут. Впрочем, в связи с этим я думаю, что это произведение может вызвать живой интерес только у этого поколения.

(...) Не каждому дано понять радость выковыривания ржавых гвоздей из старого сарая с последующим их выпрямлением. Не каждому дано ощутить сексуальность, равномерно разлитую по всему лесу. Не каждому дано говорить с деревьями. Ну и, конечно же, не многим людям является застрявший во времени танк - этот осколок войны, засевший в нашем мире, как осколок снаряда, который не заметили или не посчитали нужным вытащить врачи, который фронтовик всю жизнь носит под шрамом, глубоко в теле, лишь изредка вспоминая о нем. Автор даже не воспринимает этих немцев как врагов, он даже рад встрече с ними, как с духами леса. Но со смертью брата кончается детство, кончается сказочный мир, кончается и танк. Последний раз автор видит танк, когда едет с похорон. Причем командир говорит, что они нашли выход из времени, что они наконец-то смогут вернуться в свое время и покинуть это, давно опостылевшее им. И автор радуется их счастью, как своему. Хотя и догадывается, что мир его сказочных фантазий кончился.

Ася Нечипоренко (10-й класс, 2003 г.). Из рецензии на роман Гюнтера Грасса "Траектория краба"

Книга была разрекламирована как нарушение негласных табу. Тема фашизма является болезненной раной для немцев. Послевоенное поколение предпочитает не говорить о нацистском прошлом. Цель "Траектории краба" - помочь людям разобраться в прошлом и, как следствие, в настоящем. Но книга интересна только людям, искушенным в этом материале, только если он напрямую связан с жизнью читающего... Текст затягивает, но скорее не как литературное произведение, а как исторический документ, изложенный не совсем научным, сухим языком. Как художественное произведение он заинтересует очень ограниченное число людей, особенно в России, далекой от проблем неонацизма.

Книга вызвала оживленные споры среди критиков. Критики отмечали: "Новелла символизирует преодоление немецкой литературой комплекса вины и синдрома самобичевания. Многие пророчат ей судьбу бестселлера". Но нам кажется, что она забудется, канет в Лету. С каждым годом становится все меньше людей, бывших очевидцами этих событий. Становится все больше людей, для которых эти события только история, а не личный опыт.

Артем Иванков (10-й класс, 2003 г.). Из рецензии на текст А.А.Бабченко "Десять серий о войне"

...Чем обуславливается этот интерес к войне? Он состоит из интереса к войне в целом и из того факта, что эта, Чеченская война идет большую часть моей жизни. И с самого начала ее, я чувствовал это, плохой человек ассоциировался с чеченцем (еще до начала войны - году в 93 - у одной знакомой мне девочки отца убили те же чеченцы). Самое худшее место на земле было Чечня. Мое тогдашнее воображение вкупе с постоянным телевизионным подогревом давало мне представление о том, как доблестные силы добра - российская армия - бесстрашно сражались со злыми чеченцами, которые грабят и убивают людей не только у себя в Чечне, но и тут, в Москве. Первыми порывами тогда были мысли: вот я вырасту и пойду туда, бороться с бандитами, и так как добро всегда побеждает зло, я вернусь живым и невредимым, я вернусь победителем. Потом уже, когда я стал думать в большей степени своей головой, чем своим воображением, я задумался о том, что там гибнут не только мирные жители, что тогда было для меня синонимично смертям боевиков, но и наши военные. Потом я узнал, что гибнут они не только от пуль... Так распался миф о том, что Чеченская война - это борьба безусловного добра с безусловным злом, где добро великодушно и почти бессмертно.

Теперь же стоит поговорить по поводу главной идеи произведения, которую вынашивает и хочет внушить читателю автор. Хотя здесь, в данном случае, наверное, более уместно говорить не слово "внушить", а слово "показать".

Автор просто показывает читателю правду, настоящую правду - без патриотического пафоса и без слюнявого пацифизма и чувствительности. Он прямо и ясно показывает то, что с человеком делают обстоятельства, то, насколько простая, обыденная жизнь может казаться чем-то недосягаемым и желанным. И как самая малая, незначительная вещь в такой ситуации может показать человеку то, насколько он далек от этой самой нормальной жизни. Автор приводит пример, как это можно понять:

"И я придумал игру.

Вечером, как стемнело, я пришел с работы домой, открыл своими ключами свою дверь. Если бы вы знали, какое это счастье - открывать своими ключами свою дверь! Вошел в свою квартиру, устало сел в кресло. Откинув голову, закурил, закрыл глаза...

Она подошла ко мне, свернулась калачиком у меня на коленях, нежно положила маленькую голову на грудь. "Господи, милый, где ты был так долго? Я ждала тебя..." - "Извини, задержался на работе". - "У тебя сегодня был хороший день?" - "Да. Я убил двоих". - "Ты у меня молодец! Я горжусь тобой. - Она чмокнула меня в щеку, погладила по руке. - Молодец... Господи, а руки-то какие? Это что, от холода?""

...Пока идет война в Чечне, этим текстом будут интересоваться, а идти она, эта война, очевидно, будет еще долго. Вообще вряд ли это произведение включат в школьную программу, и маловероятно, что оно будет пользоваться особой популярностью. Но жить оно будет, по крайней мере, пока идет война.

Степан Бешкуров (11-й класс, 2004 г.). Из рецензии на повесть Натальи Галкиной "Вилла Рено"

...У "Виллы" очень интересная история, и для той композиции, которую выбирает автор, она идеально подходит. Я, как раз заинтересовавшись композицией, решил взять для рецензирования именно это произведение. Основной принцип - это одно место и три эпохи. Место (понятно) - вилла Рено, эпохи - дореволюционная, постреволюционная и киношная (наши дни).

...Начиная читать очередную главу, приходится хорошенько напрячь извилины, чтобы понять - о ком? и о чем? Правда, автор сам себя оправдывает в последних строчках романа:

"- Записи как записи. Ведь он записывает натуральные цитаты, фиксирует реальные события.

- Он как-то странно их монтирует, - сказал режиссер".

...Раз уж я начал про композицию и стиль, продолжу. Наталье Всеволодовне присущи длинные, кудрявые предложения. (...) А еще ей нравятся скобки:

"...вальяжный усатый дяденька в бесформенном, мягком, бархатистом, видать, очень дорогом пиджаке, благоухающий рекламным (она сморщила носик) одеколоном для настоящих самцов".

"Дом, как многие другие дома на обращенной к заливу стороне, как давно сгоревший (или все же увезенный в мифический поселок под Хельсинки, давший приют разобранным и перевезенным туда дачам и особнякам Карельского перешейка?)".

А сейчас я извиняюсь за громоздкость цитаты, но меня просто поразили такие длинные скобки!

"На железнодорожном вокзале Нью-Йорка, куда прибыли они задолго до отхода поезда ("какой русский не любит быстрой езды?" - спросите вы, а я спрошу вас: какой русский не боится, что поезд его уйдет; что вся эта состоящая из долгих ящиков - под каждым ящиком у рельсов собачий ящик для собак и беглецов разного сорта - махина захлопнет двери свои и неумолимо тронется, подчиняясь железной логике железнодорожных правил, а ты останешься со своим жалким, бессмысленно собранным в узлы и баулы скарбом, останешься на русской заснеженной равнине, не пассажир, не житель оседлый, нелепая фигура из здешнего кошмарного сна? О, поезд, поезд! главный герой нашей бесконечно длящейся, глубоко географической страны! Рельсовая наша погремушечка! Мечта фельдъегеря! Обобществленное передвижное пространство, в коем тщетно пытаемся мы обрести покой, из личного пространства сваливая, затиснутые, утрясенные, облепленные вещами...), зашли они в пустой вагон".

Самое удивительное в том, что если их убрать и прочитать, вырезав все, что написано в них, то вы даже не заподозрите, что тут что-то было.

"На железнодорожном вокзале Нью-Йорка, куда прибыли они задолго до отхода поезда, зашли они в пустой вагон".

Что же это получается, неизвестно, что важнее? То, что в скобках, или нет? Вот, например, когда ты идешь по улице и видишь забор. Ты же не можешь утверждать, что ты снаружи, а за забором люди внутри. Может, все наоборот? Ты внутри, а они снаружи. Так и тут. Неизвестно, что есть главное? (Очень философская мысль.)

Также к стилю можно отнести интересные фразы типа:

"Задвижка, цепочка, дверь открылась".

Или:

"Примчалась электричка, вобрала сумасшедшего, выплюнула режиссера и оператора, унеслась".

(...)

Многие критики считают в этом романе главным героем академика Павлова:

""Вилла Рено" - блестящее повествование, дает возможность вспомнить внушительную фигуру физиолога Ивана Павлова, академика и первого российского нобелевского лауреата, его окружение и судьбу".

Для меня же он был лишь показателем "тесноты мира". Это ведь действительно очень интересно, как связан нобелевский лауреат с какой-то там усадьбой, которую в народе просто называют "вилла Рено".

Сергей Подосинов (10-й класс). Из рецензии на повесть Анны Матвеевой "Перевал Дятлова"

На мой взгляд, это одно из таких произведений, где главное - вовсе не сюжет, а атмосфера. Рассказчица пытается просто передать какой-то оттенок, настроение, когда она сидела, изучала эти документы, а параллельно текла обычная, повседневная жизнь, только именно ее жизнь, жизнь этой Ани. Яркой иллюстрацией этой идеи является образ назойливой соседки-пенсионерки Надежды Георгиевны, в квартире которой все время включен телевизор, которая постоянно выходит из квартиры, чтобы предупредить соседей об инфекции, гуляющей по городу, или о чем-нибудь еще, при этом никакой роли в сюжете она не играет. Главная цель такого произведения - передача читателю определенной атмосферы, а не посвящение в интересный, порой захватывающий сюжет.

...Пожалуй, единственное, что меня крайне раздражает в "Перевале Дятлова", - это дешевый мистицизм типа своевольного появления строчек в компьютере или странных снов героини. На мой взгляд, это настолько примитивные и давно избитые литературные приемы, что вставлять их в произведение столь высокого уровня просто стыдно. Мне кажется, что это выбивается из общего текста.

Вообще надо сказать, что, несмотря на разные странности повествования, я читал эту повесть с упоением и огромным удовольствием - считанные часы мне потребовались для того, чтобы освоить этот текст. Повесть удалась, она великолепно передает трагическую атмосферу и мистику, связанную с кошмарным происшествием 1959 года.

Глеб Черняков (10-й класс, 2004 г.). Из рецензии на книгу Рубена Давида Гонсалеса Гальего "Белое на черном"

Главная тема произведения уникальна: детство парализованного человека, проведенное в детском доме. (...) В книге более сорока коротких глав, обычно разделенных "тремя звездочками" на отдельные эпизоды, иногда фразы. На мой взгляд, это сильный художественный прием. У книги нет оглавления. Видимо, автор считает, что, несмотря на столь выраженное дробление текста, читать надо все полностью...

...Стиль у Гальего крайне лаконичный и сдержанный. Он очень любит фразы, состоящие из одного-двух слов, не использует красивые и длинные слова и обороты. Он не стесняется в выражениях и называет вещи своими именами. Приведу пример из главы "Герой":

"Добираюсь до горшка. Отдыхаю. Мне обязательно надо отдохнуть перед тем, как ползти назад. Пока отдыхаю, моча в горшке покрывается ледяной коркой".

...Все-таки очень нелегкая книга. Полезно прочитать ее тому, кто отчаялся и думает, что он самый несчастный человек на свете. И если у него есть руки и ноги, да к тому же еще и близкие люди, то, возможно, книга разуверит его в столь пессимистической оценке своего положения. (...)

Книга Гонсалеса Гальего вызвала много споров в среде литературных критиков. Один из главных вопросов - относить ли данное произведение к разряду художественной литературы (fiction) или эта книга - просто описание событий, не имеющая в себе ярко выраженного творческого начала (non-fiction). В связи с этим вопросом возникает и другой: заслуживает ли книга Букеровской премии или это своего рода благотворительная акция в помощь инвалиду. (...)

Я считаю книгу Гальего произведением искусства, то есть примером литературы fiction. Конечно, очень сильное впечатление производят сами картины, которые рисует автор, но эффект был бы гораздо слабее, если бы не были использованы такие приемы, как, например, систематические повторы какой-нибудь фразы, особо коротких, односложных предложений, если бы не была продумана композиция произведения, если бы не было столь мощного отождествления читателя с автором, сопереживания. (...) Для того чтобы подтвердить свое мнение, приведу довольно яркий, на мой взгляд, отрывок (глава "Язык"):

"Директор интерната прочитал в актовом зале приветственную речь, посвященную очередной годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Я выписываю в тетрадку неправильные английские глаголы. Дедушка, бывший заключенный, во время очередной пьянки проломил костылем голову соседу по палате. Бабушка, заслуженный ветеран труда, повесилась в стенном шкафу. (...) Я выписываю в тетрадку неправильные английские глаголы.

Все правильно. Я - не человек. Я не заслужил большего, не стал трактористом или ученым. (..._

Неправильные только глаголы. Они упрямо ложатся в тетрадку, пробиваясь сквозь шелест радиопомех. Их читает неправильный диктор из неправильной Америки. Неправильный человек в насквозь правильном мире, я упорно учу английский язык. Учу просто так, чтобы не сойти с ума. Чтобы не стать правильным".

Егор Мараев (11-й класс, 2004 г.). Из рецензии на книгу В.Пелевина "ДПП (NN)"

Лично я ожидал, что в книге, заглавие которой связано с переходным периодом, будет рассказываться история какого-нибудь тинейджера, у которого проблемы с родителями, несчастная любовь и абсолютное непонимание, зачем он вообще тут есть. Однако все оказывается вообще не так. Во всей книге нет ни одного персонажа моложе двадцати лет (разве что короткое описание детства главного героя "Чисел"). Переходный период - это стадия российского общества, на которой мы находимся сейчас. Именно это обстоятельство делает книгу актуальной.

Итак, роман "Числа". В какой-то степени он является продолжением "Generation П": действие происходит в одно и то же время, в одной и той же России, в одном и том же слое общества. (...) В этих произведениях есть даже общий второстепенный герой - копирайтер Малюта.

Но если в "Generation П" было все же больше про рекламу и политику, то в "Числах" рассматриваются общие законы функционирования российского бизнеса. Для большей ясности необходимо пересказать сюжет. (...) Степа выбрал себе число 34 в качестве благоприятного. Своеобразное суеверие. Вдруг он понимает, что есть и обратное, несчастливое число - 43. Все его дальнейшее поведение - это своеобразное служение 34 в борьбе против 43. Эти два числа являются для него сигнальными маяками его действий. Ну, например, приведя девушку в отель, он предлагает ей самой выбрать один из свободных номеров, и если она вдруг выбирает 43-й, значит, нужно ее бросать сейчас же. И все в таком духе. (...) В хаосе современных общественных отношений человек не может найти себе ориентиры, на которых будет основываться его жизнь. Поэтому приходится придумывать что-то совершенно искусственное, которое другим кажется просто бредом. Однако только такая система поведения может быть оправдана в современной России. Именно поэтому "Санбанк" преуспевает гораздо больше других.

...Главный недостаток "Чисел" - его композиция. Как уже было сказано, героем управляет не логика, а случайность. К середине романа все это начинает сильно раздражать. В данном случае нарушения читательских ожиданий не являются достоинством, так как их слишком много. В итоге не получается выстроить в голове подробное описание похождений персонажа. Роман разваливается на отдельные кусочки, которые почти не связаны между собой по сюжету (разве что способ принятия решений везде один и тот же). На мой взгляд, если бы Пелевин написал бы повесть "Числа", было бы гораздо интереснее.

Достаточно интересна миниатюра "Один вог". Откуда взялось слово "вог", не очень понятно, но это и не важно. Миниатюра построена как определение величины "один вог" - это количество тщеты, выделяющееся... (...) Это произведение - квинтэссенция идей "Generation П". В наше время мы не видим друг в друге ничего, кроме того, что мы имеем материального. Действительно, при виде людей в метро (или где-то еще), мне почему-то сперва лезут в голову мысли, сколько они могут зарабатывать...