1

проОЛЕГОмен

Искусство, несущее рассуждение об искусстве, соврежим не терпел: рассуждения вообще вести могли и к не тем выводам... Режим блатной тусы гонит из искусства переживание: кабачкам оно не по зубам: предел их - обезьяньи кривляния. Супер класс - когда с невозмутимым видом. То-то и смерть искусства... Вполне реальная: куратор на месте автора, технологии раскруток, блат-PR вместо качества и есть смерть, подмена и как итог отмена искусства. Как и смерть автора: живая неповторимая человеческая личность, всем своим опытом отвечающая за сопряжение разум/переживание, что и было сроду задачей искусства, да и всего сознания, никакой тусовке некстати: тогда разом кувырком весь базар - радикалистская и сервильная, рыночно-наперсточная их наука про эти смерти... (За толкучим рынком разве поспеешь. Вчера буквально волшебные слова на глазах теряют силу. Но мафия... Виноват: м а г и я бессмертна. Сегодня она просто уже обходится без лишней музыки: АВТОР СОЗДАЕТ ПРОИЗВЕДЕНИЕ. НО ШЕДЕВРОМ ЕГО ДЕЛАЕТ ЗНАТОК. Черным по белому так и пропечатано на каком-то из буклетов Академии Церетели... Зачем, действительно, какие-то дурацкие пляски смерти, когда можно просто: - Гоп-стоп автор! Мертвый ты, живой, а давай-ка сюда произведение нам в распоряжение и не дыши... Было ваше произведение, стало наше. Мы знаешь, какие!.. Мы - кто?.. З н а т о к и... То-то. А тебя, автор, вообще тут не стояло. Согласно последним данным и новейшим воззрениям, хоть так, хоть так: ты - не в счет... Извини. И все. И тишина...

А с м е р т и - свидетельство: до чего же наглые уродские теории идут от наглой блатной практики.

(Знаменитое говенное выступление Бренера (опять же: говенное и не в оценочном, а в строго техническом смысле), очевидно, просто обязывало уже к теоретическим открытиям подобной же чрезвычайности. Понятно, что ни шагу назад - не то как раз и вступишь пяткой в собственное произведение. Научное Открытие, взволнованно переданное юной дамой в АРТ- МАНЕЖЕ 2002, состояло в том, что искусство акции-инсталляции, иначе нетрадиционное а то даже и актуальное искусство в корне отличается от традиционного не чем-нибудь, но независимостью...

Воистину, у..ешься не придумаешь на трезвую голову, каким это образом искусство затей, договоренностей, организаций и междусобойчиков, каким ни получись оно удачным, но может быть именно свободней-независимей, автономней и портативней холста или листа. Или книжечки...)

Олегу Васильеву такую смерть успешно организует только на моих глазах скоро 40 лет советская, затем постсоветская шатия. Поскольку Васильев Олег еще успешней обосновывает, обустраивает и доказывает развитой живописной рефлексией и конструкцией (формализьм-модернизьм-авангардизьм!..) подлинность переживания живой натуры (Арба-ат!.. Дух-ховка!.. Сантименты... и т.п.). Доказывает эти свои коряги и просветы, как никто сегодня. Шишкин с опытом пост-пост импрессионизма... Если Шишкин, то с во-от такими зубами... Тем уже вековым мировым опытом, с которым и воевала советская идея. Как и с нашим братом - лет 30. Зато усвоили: опыт этот не для завираний-спекуляций любых кабачков, а для дела: искусства, а не его смерти. И то в искусстве, из чего эта шобла вывела смерть, если разобраться - оно и не их: хапнули наспех и вылезли насмех со своими парадами уродов в доказательство смерти. Не их это, а работы хоть того же Васильева, хоть и не только его, и в итоге все для той же жизни искусства.

Что, никак трещат-таки блатные поруки негодной практики и дурной науки? С одной стороны - давно пора. С другой - уж очень давно...

А раньше - то где были?..

Васильев явно тут из первых на выход - если мы о картине - и лет уж 40; как, скажем, и Н.И.Касаткин. Но первый из первых - конечно, Эрик Булатов. Это как Ортега и Гассет: Булатов-и-Васильев... Вместе строили-обживали картину, и построили, и открыли ей дыхание: этот - идя больше от изображения, тот - навстречу - от пространства картины. И встречаются - иногда до совпадения. А тут уже тебе и смерть картины... Объявили... Нет, все-таки либо/либо.

Либо искусству смерть, либо - прохвосту от искусства. Понятно, не в прямом смысле, а просто 2х2=4: не Олегу Васильеву отвечать теперь перед этими тусовками, а ровно наоборот.

2

...Да нет, именно что никак. Никак не трещат эти поруки. Все никак не затрещат - а трещать ведь придется. Судя хоть и по опыту. Опыту прежних столетий...

Этот текст в каталог выставки Олега Васильева, намеченной в Третьяковке на осень, мне заказали, обусловив объем и сроки. Довольно сжатые. Я постарался, уложился, и, понимая, что текст вышел задорный - для краткости пришлось выражаться проще обычного - спросил, годится ли, нет ли замечаний. Меня заверили, что все в порядке. Было это в 20-х числах марта. И вот в начале июня звонят вдруг из Штатов и заводят такие речи: зачем проОЛЕГОмен, почему Ортега и Гассет... И вообще статья не нравится. И мне просто ничего не остается, как сказать: ну что ж, не нравится - не надо... В дальнейшем же выясняется: от текста оставят кусочек... И это совсем не нравится уже мне. Другой, другому посоветовал бы я от души кусочек себе засунуть в носочек. А не нравится - не надо. Но с этой собеседницей, увы, так разговаривать я не могу. Хотя кусочек под моей фамилией в каталоге Олега Васильева не устраивает меня ни с какой стороны: хорош мой текст, плох, он - все-таки некоторое рассуждение, последовательный ряд доводов, по-своему связных - поскольку такая связность вообще могла быть в силах автора. Ему заказан текст. Оговорен объем. После этого какие могут быть кусочки? Они будут заведомо бессмысленней цельного текста, и автор бессмыслицы отнюдь не Вс.Некрасов, чья будет подпись.

Словом, автор бы хотел внести ясность: он автор также и соседних кусочков того же, этого вот текста... И благодарен РЖ за такую возможность.

Насчет проОЛЕГОмена могу только извиниться лишний раз (где-то это я уже делал) за то, что я не Максим Соколов и языком эллинов не владею. Но русским - авось, как-нибудь. И пролегомены попадались мне и по-русски и значили - вступление, введение. Что мне тут и требовалось. Ортега и Гассет, Шапошников и Вальцев, Римский и Корсаков, Булатов и Васильев - конечно, шуточки. Что Ортега и Гассет один персонаж, это я слышал. Как, скажем, и Капабланка и Граупера. Да и Римский с Корсаковым. А вот Булатов и Васильев - два разных, хотя и очень близкие в творчестве. На мой взгляд, и не только на мой. Как именно близкие - об этом я и старался сказать в этом проОЛЕГОмене, как умел. Заказавшие мне текст должны были достаточно хорошо представлять себе, что и как я сумею, поскольку о художниках Олеге Васильеве и Эрике Булатове я высказываюсь, где только могу, печатно больше 10 лет, а самиздатно ≈ 20. (Еще претензия вдруг вылезла, что плохо якобы текст переводится на английский. Но я сроду не писал ни по-английски, ни подстрочники для англоязычного перевода. Предупреждать надо. Так что тут - просто недоразумение не по моей вине.)

Васильев-и-Булатов, кстати, в переданном мной листе означены именно так - через черточки - как писали раньше того же Капабланку-и-Грауперу... Именно чтоб не путали с русским союзом и, хоть не путать было и невозможно...

А, в общем, шуточки и есть шуточки. На греческие и испанские темы. Технические шуточки, для бодрости текста. За них автор особо и не держится. А вот дела, про которые в тексте - далеко не шуточки. И уж тут - извините. Тут автор собирается держаться всеми зубами, какие остались, до последнего, а при удаче - и после него. Да другого автору, собственно, теперь уже и не остается.

Дела же с Олегом Васильевым проделывались практически один-в-один те же, что и с автором. Об чем автор не молчал, не молчит и на будущее не зарекается.

Да, автор этого текста находится в положении, просто на удивление повторяющем то, в какое попал Олег Васильев. Верней, в какое его поставили. Поставили обоих нас почти одни и те же фигуры. Писать об этом положении приходилось, наверно, десятки раз, и писать в основном одно и то же. Оно и неудивительно: положение в основном не меняется. Остается скандальным, криминальным.

Дела простые, просто смешные. С середины 70-х стала складываться компания невыставляемых художников и непечатаемых авторов, кого будут называть концептуалистами (об этом "ПАКЕТ" 96 г. "Как было дело с концептуализмом". Та же статья ранее в новосибирской "МАНГАЗЕЕ", она же - в сокращении - в ЛГ 90 г.). Непубликовавшиеся авторы публиковали себя в выпусках МАНИ - "Московского Архива Нового Искусства", который сами выпускали тиражом 5 штук. Компания была не совсем однородная и по стажу-возрасту: Кабаков, Чуйков, Булатов, Васильев, Некрасов лет на 20 и больше старше большинства - "Мухоморов", КД и других. Посредине Инфантэ, Пригов. И по складке: молодежь - понапористей, непрочь отличиться любой ценой и падкая до теорий. Мы таким давно перехворали. При этом отнюдь не мы докучали этой продвинутой молодежи - это она звала нас в компанию, и настойчиво. Да и правда, с ними бывало интересно. Казалось, что и им с нами - тоже. И то сказать: кое-что времен "Синтаксиса" вполне сгодилось бы в самый-самый авангард МАНИ и СоцАрта... Приговский фонтан забил так безумно именно после "Аполлона 77", собравшего "конкретистов" еще пятидесятников, и какое-то время Пригов сам заводил речи об этом. "Пригов твой эпигон, а Кибиров - Пригова" говорит Гробман. И что возразишь?..

Словом, жили вроде нормально лет больше десяти - до момента, когда стали открываться возможности. Тут и оказалось, что открываются они с большим разбором. Для тех, кто сразу законтачил с кем надо, кто при контактах и кнопках. А я таким всем, например, всерьез приучен брезговать с детских лет: с постановлений т-ща Жданова. Казалось, что и все кругом так же. Оказалось, при Третьяковке, ЦДХ уже гужуются-тусуются Монастырский, мухоморские и подобные им, и теперь они - Клуб АВАнгарда: КЛАВА. Такие, как они и только такие. И выставляются в этих апартаментах, и шалава КЛАВА эта пошла по рукам враскрутку повсеместно, и Елена Курляндцева с Еленой Романовой на ТВ ведут серии передач про Архив МАНИ, и нигде не слышно и не видно ни Васильева, ни Некрасова. Булатова так, чуть. Хотя у меня в этом МАНИ было 5 статей, стихов 1 п.л. и еще что-то визуально-конкретистское. Все это есть в "ПАКЕТЕ"...

Особенно ярко вышло с выставкой "Советское искусство около 90 года". Делала ее куча народа - и Дойче Банк, и Кунстхалле города Дюссельдорфа, и министерство культуры земли Северный Рейн-Вестфалия, и еще, и еще. Делали в 92 году в ЦДХ - стало быть, и ЦДХ делал, очевидно, и МОСХ и Министерство Культуры здешних земель тоже... Были еще выставки российско-германские (там же, на Крымском) "ИСKUNSTВО", "Другое искусство". И Олега Васильева и на этих выставках не бывало ни слуху, ни духу, ни имени.

А была сплошная КЛАВА орава и И.И.Кабаков - культовая фигура для ядра теплой компании, называвшего себя кабачки. Культовая, усиленно неимоверно культивируемая Борисом Гройсом, Иосифом Бакштейном и чуть поздней - Виктором Мизиано. Тут же, неподалеку, и Пригов - эдак, знаете как: вприприжку...

Будем справедливы: И.И.Кабаков, действительно, фигура, хоть и не уникальная, но особенно ясно означающая некий переломный момент в искусстве - и не только русском. Да, да: подобно Малевичу... Только... Только: "...У тебя там не закрытый, а открытый перелом"... Не переломный момент, а просто пере-лом, и его не лечить - не выйдет. Перелом-слом, переход искусства в простое гешефтмахерство. Аферу. Организацию своего успеха. Квадрат Малевича давал, точней, манифестировал новый пластический язык. Был продуктивен художественно. И одновременно, действительно, ставил перед проблемами - в том числе и сегодняшнего дня, доводил до края. Означал кризис. Кризис искусства, но не "смерть", хоть и пытались, как известно, Малевичу, кубистам, в общем, вменять именно это. Вспомнить кубизм или кукишизм Бенуа...

Плавные пассы И.И.Кабакова - по сути вокруг да около мечты делать не искусство, но стиль эпохи... Кардены какие, подумайте... Похоже, где-то здесь разница между самым великим кутюрье и последним художником, если он все-таки художник: в сущности, стиль - не его забота. Кутюрье, дизайнеру некая отправная точка задана: скажем, человеческая фигура. Художник создает, находит подобную точку сам - ни больше, ни меньше. Получится - пойдет и стиль. В народ. Авось. Как получится...

Помню Илью Иосифовича Кабакова, блаженно грезящего вслух о потрясающих конфузах, аферах и недоразумениях типа: а вот продали эскиз Клода Вужо за я скажу вы не поверите сколько $, оказалось - не Вужо. И что вы думаете: назад и даром не берут... И т.п. По-моему, художнику застревать бесконечно на таких размышлениях о зависимости истинной стоимости от рыночной ценности - с ума спятишь. Покажется все сплошной фикцией. Что, похоже, таки случилось - в какой-то степени. Но то, что показалось Илье Иосифовичу, И.И. очень понравилось. Дело было за малым: оседлать теперь И.И. стихию беспредельной якобы фиктивности, мнимости-спорности, капризности искусства, и пустить это все работать на Илью Иосифовича, во славу имени его... Собственно, это уже была программа смерти искусства - так не называвшаяся, чересчур открыто не провозглашавшаяся - но тем не менее... (Не зря же и пройтись насчет Рембрандтов- Рафаэлей И.И. случая не упускал: надоели... Ну чисто Базаров...)

И на колдеев, ("Коллективные действия"), мухоморов, кабачков и всех больших радикалов все это производило впечатление убойное теоретически и распахивало просторнейшие горизонты на практике. Обрыдлые Рембрандты с Рафаэлями - все-таки не ближний свет, а вот кое-кто поскромней, но поближе фигуры совсем ни к чему. Хотя бы Некрасов прямо перед Приговым... А Васильев - и вовсе на каждом шагу. Поскольку Васильев художник, и ребята хотят быть художники. И, беря общо, те могут так, как эти, и могли до них задолго, а вот эти - увы... Так что этим те явно мешают. Как и Булатов. Но Булатов орешек покрепче, а те что - лопухи-лохи...

"Кто умеет - делает, кто не умеет - учит". Как известно. А ново тут было то, что не умеющий учит: а теперь уметь и не надо... Неуменье бывает разное. Бывает такое неуменье, которое тоже надо уметь. Так или иначе. Но уметь-то все рано надо. По-чешски искусство и будет Umenje с удареньем на первом слоге...

На это был лозунг Освобождение творчества от искусства. Знаем такой звук, как же. Слышали тут. Возгласить можно хоть освобождение души от тела, тела от души... Человека от унижающей его химеры, которую называют совестью...

С душой-телом бывали вроде всякие случаи. Чего не бывает. Но лозунги выбрасываются не для всякого случая, а для политики. Т.е. случая, как раз обратного случаю, случайности и уникальности. Для повседневного использования.

Так или иначе, умению все равно учатся. В том числе и умению не уметь. И оно придет не сразу, не всегда, не ко всем - иначе будет просто никому не интересно. А хочется именно всего и сразу. И выручает всепобеждающее умение жить. Побеждающее запросто всех-всех, как выясняется в итоге. Под идейным руководством И.И.Кабакова: если не всегда прямого организатора, то явно первого вдохновителя.

(Сам-то И.И.Кабаков, нет спора, умеет. Не хуже других, многих. Но особенно хорошо умеет играть. И намного веселей, просторней себя чувствует на одной дорожке, в одной команде со своими кабачками, чем с Рембрандтами и Рафаэлями всех эпох и уровней - в том числе с тем же Олегом Васильевым.)

Что можно, оказывается, выступать как художники, и не будучи никакими художниками - действительно ведь было открытием. Хоть и чреватым, смежным с аферой. Выступать, и даже иногда очень удачно; не хуже никого. Что акция, затея, действие (коллективное, нет ли) и даже (если не тем более) чистый жест - в принципе тоже искусство - под этим впечатлением-. удивлением жили все 70-е, братаясь с юной сменой (особенно я старался по простоте, все доказывал, что тоже: см. хоть статью из МАНИ "Концепт как авангард авангарда" в ПАКЕТЕ), возясь с этим МАНИ, и коллективно действуя. Но смена юная себе на уме. Что значит "тоже искусство"?.. Не ТОЖЕ, а это-то теперь искусство и есть, это и только это отныне будет. Уж конечно, не рафаэли. А рошали... Была такая акция "Гнездо" Рошаля и Донского. Сидят ребята на месте, кричат, что это гнездо птицы, они птенцов высиживают... Что за птица, что за птенцы... Лет пять, и стало ясно: птица кукушка, птенцы - кукушонки.

Классические. Выпихнувшие тех же нас с Олегом из всех публикаций с простодушной до смешного наглостью. Последнее время нет-нет, да и подкатится кто-нибудь из бывших ребят-девочек с душевными якобы недоумениями: а что, а в чем дело?.. Что так с ними неохотно здороваются?.. И вообще: во всем же виноват Бакштейн... Я знаю, что такое Бакштейн, и все знают. Знаю, кто такой Бакштейн: Бакштейн - никто. И Бакштейн один, а этих вон сколько... И лет уж пять, действительно, как нет-нет, да и порадует из-под каких-нибудь трех-пяти звезд с каких-нибудь Гавай-Багам-Канар прочувствованное упоминание об Олеге Васильеве, школьном и институтском товарище Ильи Иосифовича Кабакова. Большой души человека. У него никто не забыт, как у Всевышнего... На самом деле за двадати-скоро-летнее наше глухое отсутствие в постсоветское время, конечно, никому спасибо, как И.И.Кабакову. Наполовину, больше. Он ребят-девочек практически контролировал, и глядя на блатные, наглые на удивление дела, и сидя в них по шейку, похихикивал из Парижа-Нью Йорка в свое удовольствие. Годиков 15-17 по крайней мере.

И открывать теперь Олега Васильева публике, покровительствовать - как хотите, Кабакову странно. Кому-кому, но уж не ему. Ну что ему сосед-художник - домашние консервы? Сам закрыл, сам держал, сам открыл...

Пример был бы исключительно вредный. Поперек всей жизни здесь, всему опыту. Основной теме этой жизни. Про себя скажу - плевать хотел я на мои стихи. В смысле: если они годятся - они и сами откроются. Пораньше-попозже. Не годятся - ну не будет их, туда им и дорога. А вот плодить-разводить мразь, крепить в ее уверенности: она всему хозяйка, стихам, всей их судьбе и твоей, и отменять может стихи и картины, и держать их в нетях, сколько ей охота - последнее дело.

И хватит, наконец, дурака валять - здесь всякий жулик знал, что он делает.

Кто вмиг хапнул предприятия или недра, сделали это по приглашению и сделали нервным рывком в неясной обстановке, когда неясно было даже, нужны ли кому сейчас эти самые недра-предприятия и знает ли кто здесь, что вообще с ними делать? Чтоб не загреметь к чертям собачьим окончательно... Так что хапнуть они хапнули, но и выручить выручили. Поскольку загреметь так, как могли загреметь, мы тут все-таки не загремели. Пока хотя бы. О чем тут же постарались забыть, как и про приглашения. И перейти к проклятиям. А следом и к судебным преследованиям. Якобы за криминал.

Над хапнувшими же СМИ и все дела с искусством капать-висеть так много не могло по определению, в силу природы этих вещей, простой и ясной всякому. Тем не менее тут-то и повылезали экземпляры. Как нигде. Уже тут - никакого удержу. Не иначе, какая-то специфика предмета. И приглашений володеть нами хоть тому же г-ну Гусинскому никаких от нас не поступало уж точно. И с какой бы стати?

Вопрос возник о новых, несоветских культуре, искусстве, информации - так? Так несоветскому такому искусству и литературе к концу 80-х было уже годочков 30-35 верных. Оно рождалось и внутри системы искусства формально советского, и особенно, конечно, вне системы и вне зависимости от нее. И своей такой природы отнюдь не скрывало. Вообще не скрывалось, живя все годы под угрозой тех или иных репрессий. Несоветское и вполне вызревшее было - вот оно. И вмиг выскочили с разных сторон охотники хапнуть его, подменить, похозяйничать.

Последнее время все увереннее говорится о точной якобы дате начала диссидентского движения - первой якобы попытке демонстрации протеста в Москве против ввода танков в Прагу: 1968 год. Но начало диссидентства и профессионализация диссидентства - вещи разные и где-то различные. Демонстрация против посадки Синявского и Даниэля на три года раньше - также неудачная, но тоже была. Почти тогда же - процесс над Бродским, до него - Гинзбург с "Синтаксисом", а вообще первая "оттепельная" посадка за литературу - дело Черткова, 1957 год... Понятно, что в твердых уже структурах, таких, как фонд А.И.Солженицына, общество "Мемуар", музей Елены Георгиевны Боннэр и друзей Елены Георгиевны, диссиденты профи хотят писать свою историю. И уже имеют возможности. И дай им небо всякой удачи.

Стоит ли только так увлекаться, чтоб переписывать и чужую - тем более, пытаться вымарывать. Тем более, кругом люди. При всей твердости вашего теперь статуса.Что-что, а статусы тут видали ведь и потверже. Да, да: в том числе видали и мы с вами...

Любому, жившему здесь в 50-60-е годы и как-то не чуждому протестному движению, историю здешнего диссидентства вести придется все-таки не с Хельсинкской встречи 73 года, а как говорят, с пораньше. Лет на 20. Если разговор о проявлениях этого движения - а о чем же еще разговор? - то при Сталине за малейшее проявление шли в лагерь. Да и без проявления... Так что о том времени и разговору нет. У нас, по крайней мере. Тут разговор проще начать с 53, когда проявления вообще как-то могли проявляться, и первым делом естественно взять те области, где они не проявляться просто не могли - органически, как и встарь: все те же искусство и литературу. 2х2=4.

Чуть напрягшись, могли бы сообразить хельсинкские, что пытаясь утверждать безоговорочно приоритет своей благородной (слов нет) корпорации и даже исключительность ее значения, утверждать начинают по сути ни что иное, как идею инициированности и управления извне всем диссидентством - как известно, одну из самых дорогих ЦКГБ. Идею протеста как организованного искусственно кем-то сговора. Организация организацию видит издалека, но и глаз одна другой выклевать не дура. При случае.

Нет, организация - нет спора, дело важное, только вряд ли в искусстве. В искусстве оно как раз спорно. Не будем тут в споры ввязываться, но трудно кажется оспорить, что вопреки знакомому выражению "первичная организация" организация как раз не первична, если организация хочет быть сколько-нибудь естественна, правомерна.

Все-таки нормальней, когда организация - это уже потом. Когда уже есть что-то, чему организовываться. 73-53=20 лет - нормальное потом. И 20 лет - нормальный срок восстановления искусства. Я говорю: искусства эпохи возражения. И иным подсоветское ли, подавно несоветское искусство в эпоху принуждения просто не могло быть.

Не угодно ли с этим посчитаться? Пора бы уже. Как тем, так и другим организациям.

"Воровские реформы", "Криминальная приватизация", "Разворовывание страны" и прочей анпиловщине цена известна. Нечего вопить о воровстве молчавшим о системе человекоубийства, а поздней - идеологии человекоубийства. И вылезшим повопить не раньше, чем вопить позволили, как Лимонов. И вопить именно о репрессивности позволений... А что - и довопятся... Не все позволений ждали. Искусство так ждать не умеет. Его если и можно убить, то нельзя выдрессировать - тогда оно издыхает, как тогда. И нельзя разворовать, захапать - оно дает дуба в буйных корчах, как сейчас.

Не во всем отнюдь дураки и Анпилов с Лимоновым - знают, что вопить, куда бить. Как бы ни было, а факты - фактами. Не без воровства и реформы-приватизации: такие заслуживали себе 70 лет. Старались. И заслужили. Какие были формы, такие реформы. Но искусство без разрешения, искусство без подлости, искусство эпохи возражения отнюдь такого не заслужило. Возражало 20 лет, 30 лет. Больше. Терпело контрдоводы действием... Верней, именно что и не терпело. И после этого смиряться перед новыми молодыми хозяевами, наглеющим без предела ворьем - с какой стати?

призвание ворюгов
и я и говорю
призвание ворюгов и пригов

И что в других случаях - огульная брань наудачу, дешевка, тупая демагогия, здесь - в искусстве - в самую точку. Да, тут блат и воровство - сплошное и наглое. Да, буквально криминальный режим. Именно так. Тусовецкая власть господствующей мрази.

А будь не так, могли бы разве пройти хоть и номера с 15 летним отлучением, исключением того же Олега Васильева из искусства? При всем народе. Бывш. честнОм.

(Об организации же дел вообще не стоит беспокоиться там, где речь об искусстве: оно само неплохо это умеет. Оно-то и умеет: картина - организованная так или иначе плоскость, стихотворение - организованная речь. Произведение - организация материала в самом широком смысле наилучшим образом...)

А если речь о проявлениях, то произведение искусства - это организованное, как надо, проявление, чего надо. Что не может не проявиться... Я писал, что не знаю, случалось ли Сапгиру что подписывать, но точно знаю: писать ему кое-что случалось. И такое что-то, натурально диссидентское. Каким что-то не могло тогда не быть. То же Холин, подавно Сатуновский. (Вообще ведь пишущий автор сам подписывает ровно то, что имеет и смеет сказать. Организатор, кто дает тебе подписать что-то еще, по сути заявляет: неважно, ЧТО ты там написал, а важно, КТО писал: а это не в счет, это писал ТЫ, а не МЫ. А в счет-зачет только то, что из нашей организации... Вот и Союз Советских Писателей так учил... Но хоть не сразу начал.)

Это поэты. Что же говорить о художнике Рабине, на 7 лет (1958-65) практически объявившем в своей одно-двухкомнатной квартире в бараке, где жил с семьей впятером-вчетвером, воскресную галерею современного искусства - общедоступную, не платную. Это значило, что Оскар с женой Валей все воскресенья дежуря и ждя гостей допоздна, в остальные дни ждать должны были гостей не просто, но гостей дорогих - по Мандельштаму... А расслабятся - донос-фельетон Известий, Комсомольца, Культуры живо вернет в тонус. А и Рабин ничего не подписывал. А все писал. Живопись.

Организация, деятельность - само собой, но и само по себе современное искусство подлежало выявлению и разоблачению - подлежало по крайней мере лет 10. В принципе... И время от времени принцип подтверждался жизнью - фельетоном, вызовом, шельмованием, лишением работы, отказом в ней - мало ли, чем. Посадка Гинзбурга, высылка Амальрика - казусы, но значение их было ясно: не казусом быть, но служить прецедентом. В лагере-не в лагере, но с видом на лагерь - вот смысл твоей жизни. А и чистые диссиденты - поскольку о таких вообще можно говорить - при Хрущеве, после него в лагерь шли выборочно, эпизодически. Примерами для устрашения.

Словом, диссидентство тут отчетливо начиналось с литературы и искусства. Прямо из искусства идет и выражение Эпоха Возражения: с чуть переиначенной парой букв. А что и называть диссидентством, как не открытое возражение? Сама задача восстановления разоренного и разоряемого этой властью искусства уже не могла быть по шерсти власти, была диссидентской по природе. Да все это вроде бы и само собой разумелось - пока не сделалось это кому-то не очень кстати. И даже очень обидно. И не пошла пока за диссидентство серьезная раздача слонов - уже на практике.

И, что характерно, некстати кому-то искусство-диссидентство оказалось всесторонне - и как диссидентство, и как искусство. В единстве. Так что предстояла работа адовая по слову поэта - своротить по сути дела с основания сразу и то, и другое - так же в единстве... Тем не менее дружными усилиями работа адовая делается уже и даже может выглядеть сделанной - но вот сделается ли до конца - сомнения остаются.

Так, могут оставаться сомнения в успешности дебюта музея Е.Г.Боннэр в искусстве - этот именитый музей дебютировал, как известно, персональной выставкой Ю.С. Злотникова. Известного художника-беспредметника, известного в ряду других художников - таких, как, скажем, питерец Кулаков. Или Ермилова-Платова. Или Э. Штейнберг. Или кое-кто из белютинцев. Как и из "Движения", если брать и супрематистско-конструктивистскую струю. Или хоть МОСХовский Каменский. Или чуть поздней - В. Стесин. Не говоря про тех же лианозовцев; там к беспредметности имели отношение аж шестеро. Волна энтузиазма, интереса к абстракции особенно пошла в ответ разгрому Манежа - разгрому под флагом, как известно, именно борьбы с абстракционизьмом...

Работы Ю.С.Злотникова, правда, всегда подкрепляла их словесно-теоретическая обоснованность самим же Ю.С.Злотниковым. Это, собственно, бывали сеансы, лекции-демонстрации. Агитация и пропаганда. Но этих жанров не чужд бывал и хоть тот же Штейнберг. С другой стороны, где-то в 65-8 Булатов и Васильев сделали ряд работ, которые для них были этапом общей разработки плоскости как пространства (практической: смотреться смотрятся они неплохо и без речевых сопровождений), но которые многие называли и называют абстракции. И уж за беспредметность их ручаться можно во всяком случае.

Так или иначе, Ю.С.Злотников как художник был фигура заметная, но чтобы уникальная - никак не скажешь. Да, позиция у него была активная; абстракционист, готовый агитировать и пропагандировать гонимый абстракционизм, но в этом он не шел ни в какое сравнение с лианозовцами. Насчет словесности не промах бывал и Кропивницкий Л.Е., да и Е.Л.Кропивницкий, но там к словам добавлялись и дежурства-приемы в Лианозове и Долгопрудном, где жил Е.Л., "Дед". Лианозовская группа, одно слово...

3

/О Ю.С.Злотникове как художнике можно сказать отдельно, что ему как художнику сильно мешала и помешала-таки повышенная, так сказать, теоретическая предприимчивость. Умственное менеджерство-дилерство. Он, можно сказать, забежал вперед эпохи, что сама забежала тут вперед всех паровозов и запоролась в "смертях" автора, картины, искусства, в апологетике кураторских проектов, сходу въехав в смерть искусства без всяких уже кавычек, как грубую сугубую практику: критико-рэкетирские сговоры. Открытый блат, коррупцию.

Выставки Ю.С.З, проводившиеся Третьяковкой последние годы, убедительно показали и явную даровитость, и явно излишнюю самонадеянность автора и своего рода расторопность, даровитость часто гасящие. Ю.С.Злотников в свое время получил особую известность своими лекциями о цветовых сигналах с демонстрацией опытных образцов этих сигналов собственного изготовления. Известность не вполне однозначную, но как бы ни было, действительно ставившую автора прежде всего в контекст абстракционизма. Про себя скажу, что абстрактные работы я принимал к сведению как материал, для науки, а в фигуративных видел скорей добросовестные попытки не ограничиваться абстрактными теориями и абстракционистской практикой. Без внятного для меня результата... Но "Рабочую столовую" увидел первый раз года три назад. А она, на мой взгляд, наредкость счастливо сочетает в себе свежесть с основательностью, капитальность дипломной работы с задором дипломанта из обещающих много. Место ей явно в постоянной экспозиции Третьяковки, и если пугает кого-то соцреалистически звучащее название, это анекдот: представить только себе ее в экспозиции лет 40 назад. Когда, кстати, она и была написана... Навыки сочетать локальные цветовые пятна отлично пригодились для передачи характера всей толпы-очереди и мелькания черт ее лиц, лиц людей, на аппетит, очевидно, не жалующихся. И всей торопливой атмосферы столовой - скорей всего, в обеденный перерыв. При этом повествовательности нет отнюдь - все не описано, а передано пластически. По фактуре и некоторой томатности колорита эта почти пуантель напомнить может столовский суп харчо с крупой, но на пути к солянке. Много разного, остро и явно съедобно.

Но, похоже, такая прикладная полезность, покладистость любимых сигналов самому автору не очень кстати. Он сделал, сумел немало интересного, но его самого оно само по себе интересует мало. А манит, не завязая особо в этой практике, быстрей начинать восхождение по ступеням выводов, обобщений и открытий. Понятно, что восстанавливавшееся после сталинских погромов, заново вспоминавшее и собиравшее себя искусство должно было нащупывать свои основания и не могло не интересоваться наукой о себе. ½ века назад доходили до элементов. Это отменили. Вот, заново и вернуться туда, и пойти, как надо... Могло казаться даже, что успехи искусства рубежа веков XIX-XX буквально объяснимы какими-то забытыми, а то и утаенными секретами, которые можно отыскать как мячик за шкафом по слову Кушнера... Думаю, сверхавторитет Малевича или Хлебникова в те времена - не без примеси такого рода подозрений. Было время некоторого ажиотажа возле цветомузыки, азбуки цвета и т.п. И абстрактную живопись многие воспринимали как обращение-возвращение к такой каббалистике, некой практической магии прямого действия в искусстве. Тут же и сигналы Злотникова. Что называется, в самую жилу эпохе. Но и в ту эпоху были люди очень разной наивности. И к занявшемуся-таки вплотную поисками художественно-философского камня и производством из него сувениров Ю.С. коллеги художники бывали, помнится, склонны отнестись иной раз и хуже, чем он того заслуживал просто как художник.

Особо активное непонимание вызывало отношение к материалу. Наплевательское. Ю.С.З. раскатывал потертый рулончик бумаги - иногда и оберточной - с нанесенными пятнышками акварели или гуаши - и приглашал соглашаться, что вот такое сочетание кружка с палочкой особенно необыкновенно. А так - крючок добавили - и полный улет... Во-первых, соглашались не все. Отнюдь. В главных, соглашаться надо было с выводами, минуя основания - кружочки, черточки, закорючки иной раз и видны-то были плоховато. На артистичную небрежность тоже как-то непохоже. Скорей, на самую простую. Художник Злотников явно манкировал художеством как ремеслом. И это было уже поперек эпохе и всему, чем жил цех художников - абстракционистов особенно: не зря искусствовед Рапопорт определял тогда этот абстракционизм-авангардизм-формализм как поэтику профессионализма. Крамольную: чтоб как дело требует, а не как начальство велит. А если и все так станут?..

(Ограниченность в средствах - конечно, бич. Но 1.Бил он всех. 2.Кто царапал по кости или лепил глину веками, были в них еще ограниченнее. Но в итоге сумели как-то доказать, что дело все-таки не только в этом. А хоть и в выборе. Средств...)

Бывали точные попадания, впечатлявшие случаи, но принципиальная неразборчивость и явное желание не так производить впечатление, как внушать его и организовывать, очень мешало. Кто хочет выступать с гениальными намерениями, убить эскизом, по сути, толкается локтями. Неудивительно, если соседа, кто попотел, и имеет предъявить не одни намерения, а и какие-никакие, но результаты, чужой локоток под своим ребром не очень греет. Да и по сути гениальное намерение, которое боится реализации, очевидно сомнительно.

Чего-то вроде Столовой не было или не было видно, а на доказательства новой всеобщей всеобъемлющей теории ненадежные "сигналы" явно не вытягивали: более или менее попадать от случая к случаю - это можно и так, без научных теорий, с одним художественным образованием... Фиксацию же на сигналах В.А.Фаворский (заслуженный, как известно, формалист: формалисты были все на Ф - Фальк, Фонвизин, Фаворский...) определил тогда как "прямой путь к бесконечно плохому результату"...

То ли не совсем прав Фаворский, то ли планка Фаворского повыше будет, но выставки Ю.С.Злотникова в Третьяковке последних лет назвать бесконечно плохими язык все же не повернется. Они такие же, как знакомые уже работы, и состоят в основном из этих же работ и еще таких, которые зовут римейками. И подтверждают впечатление достаточно разрозненных находок и попаданий время от времени (иногда правда очень удачных на мой взгляд: пример - солнце и черная паутина (название тоже мое, условное). Но чаще это минималистские наброски и попытки формул, формулами не становящиеся. Словно хотят от претенциозности страховаться небрежностью, в результате же оба эти качества налицо... И когда как. Когда: есть, попал!.. Когда - вроде бы почему бы и нет... Возможно, но ну и что?.. Точка, точка, два крючочка... Как-то не глядится... А дальше - что?.. Когда: нет, все-таки плохо это, хотя вряд ли бесконечно...

А бесконечно или, может, окончательно плохо другое. Никуда не годится экспозиция, где подальше по углам и к потолку жмутся кое-как работы разных там немухиных с мастерковыми, по холстику-другому, а Потаповой и просто нет места (как так не дали ей места - отдельная песня, как говорит В.В.Путин по другому поводу), а по центру на царских местах разворачиваются пришпиленные рулоны, эскизы, наброски и обрывки произведений Юрия Савельевича Злотникова. Так что экспозиция смахивает на мемориальную, во всяком случае, посмертную, когда и весь-весь архив, все - наружу. И с трепетом. Во весь зал, во всю экспозицию. Хотя Юрий Савельевич Злотников, слава те, Господи, вот он. Лично. Живой, здоровый и замечательно бодрый. И не только это не мемориальная его выставка - это вообще не его выставка, не только его. А всей беспредметной живописи, всего этого самого абстракционизьма всего послевоенного времени в нашей стране. Или хотя бы в Москве. В Государственной Третьяковке.

И она, Государственная наша, всем стало быть авторитетом утверждает: да, по ее Государственному Мнению, этот вот кусочек бумаги с этими меточками теперь считаться будет гениально совершенен так, что все вот эти вот масла-темперы перед ним - тьфу. Что Каштанка супротив столяра. И столяр - т.е.автор - тут же. И не возражает.

Не возражает, и когда такая несравненность масштабов его, Ю.С.Злотникова, творческой личности и творческого наследия, несопоставимость со всеми иными прочими вместе взятыми утверждается того нагляднее не в пространстве, а во времени - в порядке ведения вечера в этой Третьяковке, посвященного этой же выставке. Верней - отмене порядка. Когда на ходу меняется объявленная повестка вечера: 1.Злотников и коллеги Злотникова, Слепян и Турецкий. 2. Художники-беспредметники Лианозова. А там таких шестеро: Вечтомов, Кропивницкий Е.Л., Кропивницкий Л.Е., Мастеркова, Немухин, Потапова по алфавиту; все, кроме Рабина, писали беспредметные работы. Трое - только такие. Времени на все 2 часа.

И вот полчаса Злотников читает лекцию, ¾ часа Злотников читает лекцию, час Злотников читает лекцию, час с четвертью, полтора часа Злотников читает лекцию о Злотникове и соратниках. Когда регламента остается чуть-чуть - пожалуйста: "Ну а там за все-про все в части "Разное"... Да плюс фокус со слайдами: лианозовские слайды были даны галерее за сколько требовали дней, и за три часа до вечера вдруг объявлены негодными для показа. По техническим причинам... При том, что сопровождавшие лекцию Ю.С. слайды технически уж никак не блистали.

Тут, похоже, уже никакой не Фаворский, не Суриковский, а домашнее воспитание. Тут совсем еще маленькому Юре все мама видно забывала сказать: - Не привыкай так локотки расставлять, не надо - с тобой так, Юра, никто водиться не будет... А то мама Юру еще и подбадривала... Бывают матери любящие своих детей безумно. Буквально безумно. И ведется так иногда поколениями. Бесконечное - оно и есть Бесконечное.../

(вернемся к выставке в Сахмузее)

4

В своей фамилии никто не виноват; и Инфантэ не то, чтобы приходилось впрямую защищать свою фамилию или оправдываться в своей такой фамилии, но, похоже, не приходится и забывать про нее. Да забыть вряд ли и дадут - вряд ли даст жизнь. Жизнь и творчество... Почему-то надо доказывать: ты не баловень. Ты не инфант...

- Ну, Инфантэ... С Инфантэ-то все ясно... Тут VIP класс, элита-люкс с гарантией... (Будто правда кто-то выдал гарантию, сертификат. Будто люкс такой мог с неба свалиться, просто так, ни за что. Отродясь достаться вместе с фамилией...)
- Что вы хотите, раз такие слайды. Такой цвет, такой блеск - объектив как рисует... Такой формат... Такой автомат... Такая техника, такой Хассельблат...
- Такой антиквариат... На ура: такая натура... Силы небесные, горы и леса. Скалы... Замки... Италия: хоть сквозь камень, хоть и об камень Италия: будь здоров...

Так вот: в весенних 2003 года работах Инфантэ ни большой супер-техники не чувствуешь, ни особой натуры-экстра не видишь. Работы, можно сказать, просто антиэлитарные. Не 6х6 сантиметров слайды. а 24х36 миллиметра, и в принципе, кажется, могли быть сделаны обычной "мыльницей". На фотографиях - самая простецкая весна. Местная, по всему судя, московская. Примет, правда, нет. Напоминает чем-то "Внешний Тибет" Батынкова, в прошлом году выставленный у Крокина, но, опять же, у Батынкова были игры с мистификацией - не всерьез мистификация, а для смеху - но все же полезно было, если бы хоть на полминутки зритель полохатее - вроде меня, скажем - мог таки принять московские уличные сугробы за гряду снеговых вершин, пока не наткнется под конец экспозиции на окурок; следуя тибетским масштабам, с Останкинскую башню окурок, если не в две-три... И сразу все становится на место - горы, снега, небеса... А то и правда ведь могло почудиться высокогорье - тем более, опять же, кому в высокогорье попадать не случалось...

Но все-таки и снег требовался не какой попало, а побелее, и день пояснее - да, наверно, и фотоматериал годился не любой. А, в общем, поздравляли Батынкова не зря.

Думаю, понравился Батынков и Инфантэ, только у Инфантэ цели тут совершенно другие, даже обратные. Никакой остраненности - все прямо наоборот. Все свойское, с дымком, подтаяло и подзапылилось. Снег шершавый: уже, наверно, апрель пошел. И не то что ни одной вершины - нигде никаких тебе небес, вообще никакого горизонта. Сплошной снежок такой, тронувшийся и задержавшийся. Во весь кадр, все поле.

Солнышко - не очень; фактура натуры как-то стерта, фактура снимка тоже проработана так-сяк: как будто и не Инфантэ. Зацепиться не за что, смотреть вроде и не на что. А весь Инфантэ - в одном: в одной-двух-трех планках-стрелках-черточках на этом фоне, этом снегу. Планки и такие, и не такие, как в итальянском цикле - во всяком случае, глядятся совершенно не так: те были бодрые, заграничные (на самом деле - собственной выделки), а эти палочки-дощечки вообще какого-то прикладного назначения.

Есть, по-моему, и стрелка на ножке-палочке - какие раньше были хоть в Зоопарке... Какие-то стрелки держатся в снегу прямо так, без палочки, какие-то лежат, а какие-то палочки обходятся без стрелок, но все эти обиходного вида палки-планки - главные герои каждого изображения, каждого кадра. И сразу делают весь этот снег - фоном, и сразу делают этот фон активнейшим материалом, в силу своей центральности, единственности, отсутствия в поле чего бы то ни было еще, каждый раз безоговорочно организуя, выстраивая все пространство кадра. Деля его по секторам, участкам, указуя направления, вообще решительно структурируя все и вся. Решительно и эмоционально, тем более, что фон не перестает быть все-таки снегом, а легкая мгла, "вуаль" над ним - слоем какого-никакого, но все-таки воздуха... Знакомого, московского... Знаем такой воздух... Таким воздухом дышим, бывает он и помглистей, как и вообще вся наша здешняя жизнь, и вот по каким она, оказывается, располагается у нас вертикалям-горизонталям-диагоналям... Как структурируется-конструируется... И смотри ты: живет... И как конструируется: энергично, лаконично. Просто, в рабочем порядке. Окончательно, можно сказать, убедительно. Во всяком случае, в этом вот слайде...

"Внешний Тибет" - Тибетом, Батынков Батынковым, но еще ближе к этому Инфантэ сам же Инфантэ - Инфантэ тридцатипятилетней примерно давности. Один из первых слайдов Инфантэ - супрематистские фигуры - треугольники, квадраты, полукруг - вырезанные из разноцветной бумаги и выложенные на снегу, как белом ничто... Тогда это могло казаться сугубым концептуализмом, акцией, декларацией. Яркой выходкой, ЭКСПЕРИМЕНТОМ молодого таланта - даже как бы и простодушным...

Талант возраста не имеет, яркость - просто в крови Инфантэ, без доли простодушия искусство вряд ли бывает - хоть какое искусство - а вот эксперимент - слово в нашем деле явно сомнительное. Именно этим словом отметила недавно Инфантэ в "Известиях" О.Кабанова. Не помню точно: "экспериментатор Инфантэ", не то "эксперименты Инфантэ". Не так, чтоб прямо порицая, не старый режим все-таки, но регистрируя и систематизируя по науке, по каталогу: вот эти, мол, такие-то и такие-то - художники, а этот, известное дело: будет экспериментатор... 60 лет, а весь в поиске...

Так, такими и подобными словами при Никите Сергеевиче левый МОСХ пытался трепыхаться либеральными крылами, извиняться перед Партией, что задерживается выпуск настоящего СВП - Социалистического Валового Продукта - и затягивается кое-где-то там у нас порой какая-то лаборатория, возня, опыты-эксперименты... Поиски, знаете.... Не у нас - там тем более... Когда вне контекста системы, мира социализма давно уж было сказано четко: я не ищу, я нахожу. Что нахожу - это и будет самый настоящий, реальный продукт в искусстве - первой свежести...

А налаженное поточное производство дает как раз продукт-суррогат, и сразу лежалый. Это азбука, но что же делать: приходится долбить по-новой такие азы-зады, если раз - и вдруг раскрылись у нас такие пробелы и провалы в нашем воспитании- образовании. Родные-знакомые, выбитые и вырытые за десятилетия. Такая наша школа...

И если эта работа тогда могла показаться декларативной, то экспериментом не была уже и эта работа... А сейчас это особенно очевидно. Работа была всерьез программная и, в то же время - уже тогда - итоговая. Если фигуры знаменитых композиций Малевича и были Инфантэ продекларированы, продемонстрированы, то это была демонстрация итогов, выводов из реально осуществленных работ периода конструкций и кинетики. "Рождения вертикали", классической "вращалки" по трем осям в трех плоскостях сразу и других работ, уже тогда достаточно известных. Цитатами из Малевича Инфантэ с полным правом, наработанным собственной авторской практикой, просто отмечал свою принадлежность к традиции, школе конструктивизма, отмечал, как факт.

И задал программу: поместить, вживить эти базовые, бесспорные формы-колючки-конструкты в контекст живого трехмерного пространства. Задал уже тем, что вдруг перешел от конструкции к фотографии, пространственностью и живущей, да еще и слайдовой фотографии, почти иллюзионной. И, конечно, задал и самим сюжетом снимка - самим раскидыванием цветных фигур по снегу: белому снегу как белому ничто... (Вот там был снег действительно белый - чистый, зимний. Снежный. Белый фон...) Тем самым поставив вопрос о плоскости и пространственности, а заодно об абстрактных формах и конкретной фактуре окружающего мира остро, даже не без озорства...

Пожалуй, в этом случае, этой доле озорства - если это посчитать озорством (и бородатое озорство, озорству годочков уж 35) - только и можно усмотреть какое-то экспериментаторство - можно, наверно, и так сказать. Но вообще не знаю, пожалуй, ни одного художника, кому бы само слово эксперимент было так некстати. Всю свою жизнь - художественную жизнь, какую мы знаем и можем видеть - чурался Инфантэ всяких капризов, художественности как ненадежности. Стремясь понимать художественное именно как бесспорное. Опорное.

Опираясь, держась для начала каких-то конструкций, может быть, и жестковато держась, зато прочно. Уверенно. Никак не наощупь, не наудачу. Как раз без риска экспериментов. И продолжая держаться факта конструкции и формулы, факта структуры, стал подходить и к факту натуры; факту фотографии и факту своего артефакта.

Кое-кто большие интеллектуалы пробовали разговаривать с Инфантэ через губу как раз за эффектность, как бы верняк, который усматривали в его работах, обзывая их словом романтический - как бы тонкая как бы ирония. Сверкающий зеркальный круг, квадрат, треугольник в пейзаже: открытый, максимальный эффект - допустим, это верняк, в чьем-то представлении почему-то сомнительный. Но тогда уж никак, извините, не эксперимент: одно что-нибудь. Надо выбирать, что врать: либо "жулик", либо "дурак"; либо он дурак, либо я дурак, а он меня надул...

Да и какой "эксперимент" на 20 лет - а примерно столько времени и работал Инфантэ - работал увлеченно, разнообразно - со своими зеркальными артефактами. Не меньше 20. Точней сказать трудно: бывали и не одни зеркала. Да, кажется, и никому не обещался Инфантэ, не зарекался не обращаться к этим зеркалам и на будущее...

И зеркала-артефакты, и другие этапы творчества Инфантэ нажиты-прожиты, основательно подготовлены, целиком органичны. Что-то прямо обратное эксперименту.

Но еще существеннее то, насколько органичны, просто необходимы оказываются эти этапы, метаморфозы творчества Инфантэ не внутри творчества Инфантэ, а в контексте всего "второго авангарда", современного русского искусства. Именно потому, что внутренне глубоко едины - при всем многообразии, возможно, и неожиданном - на сторонний взгляд. Все они - и структуры, как таковые, и светящиеся вращалки, и космические проекты, и артефакты-зеркала, и овеществляемые подчеркивания и отчеркивания натуры и архитектуры, и, наконец, структурирование пространства. Все они ставят, ни много ни мало, вопрос натуры и структуры. Точней, решают. Практически.

Не знаю, существует ли достаточно четкое определение пространства картины. Может казаться, что звучит это подозрительно общо, отвлеченно. Как и пространство текста. Но хорошо знаю, что это нечто самое реальное, насущное, решающее. Об этом отлично пишет, а, главное, это и осуществляет, как никто, в своих картинах Эрик Булатов. По-моему пространственность - что-то вроде души - то, что остается после всех анализов и тонких очисток. А если не остается - не остается сразу ничего. Значит, или очистка не тонкая, или производство... Как оно нередко и бывает. Вообще ведь не для того душа, чтоб гоняться за ней, выделяя ее в чистом виде. А чтоб ей жить и действовать с телом заодно... И ведь тоже слово несомненно сомнительное - пока не дойдет до вопроса об одушевленном существе. Да, или нет... Тогда все сразу оказывается просто, конкретно и очевидно. Что-то похожее и с пространственностью. Присущей изображению естественно, но не автоматически. Изображение живет пространством, но не гарантирует его. Выделению себя в какую-то чистую субстанцию пространство противится, но иногда может проявляться и впрямую с удивительной очевидностью. И силой.

"Пространство стиха" звучит, казалось бы, еще эфемерней, чем "пространство картины", но уже без малого век, как сумел Белый выявить, исследовать и графически наглядно изобразить различия между ритмическими ходами, характерными для стиха Пушкина, Баратынского, Тютчева. Исследовать конкретно именно пространство стиха как таковое. его структуру и природу. Тем самым в какой-то мере исследуя одушевленность. Во всяком случае, явно приближаясь к такому исследованию. Исследованию дыхания. По экспоненте, как парабола к прямой. Ведь основа ритма - дыхание...

Удается такое редко, но ведь Пушкин, Тютчев, не проводя исследований, оперировали практически этими "крышами", "углами" и т.п. (названия, которые давал Белый находимым им в поле стихотворной строфы ритмическим фигурам при наложении живого стиха на метрическую сетку) интуитивно, но продуктивно. Менее удачные стихи давали и менее выраженные фигуры. И для классиков, и для их читателя пространство стиха представало никак не чем-то эфемерным, наоборот - едва ли не основой, самой сущностной материей: тонкой, но несомненной. Думали они об этом или нет...

В работах Булатова пространство можно бы, кажется, рукой потрогать, если бы можно было трогать рукой то, что в картине. Да и саму картину... Пространственность у Булатова - уже и программа, и открыто заявляемая самим художником тема.

А в последних колажах Геннадия Гущина работа идет явно уже не только с монтажом изображений, но и с включением в пространство одного изображения именно живой среды, пространства другого изображения. Похоже, тут само искусство колажа уже поднимается на качественно новую ступень. Особенно наглядно работает пространство в колаже с утроенным изображением - получается архитектурный мотив, фигура трехгранной колонны, на удивление стройной, выразительной - причем материалом фигуры служит и фрагмент здания, и в особенности часть, кусок пространства, так что именно пространство и оказывается главный предмет изображения... Герой сюжета...

Та же наглядность, очевидность пространства как материала видится и в последних работах Инфантэ, и подчеркиваемая не нарядность, обыденность, обиходность слайдов и минимальность объекта принципиальна. Работы явно несут свой эффект - они определенны, энергичны - несут фирменную марку Инфантэ... И этот живой эффект, чистый звук здесь тоже можно отнести только за счет работы автора с пространственностью как таковой, без помощи эффектов привносимых, не всегда обязательных.

Такая собранность, чистота языка и результата опять-таки явно противоположна экспериментаторству вообще и очень важна как ясный, весомый довод в споре.

Споре искусства со смертью искусства.

Том же споре, старинном, извечном, резко обострившемся в наших местах за почти весь последний век, а за последний десяток-другой лет и вовсе вылезшем наружу.

В этом сезоне, правда, кажется, уже смерть не носят, по крайне мере, не так ей щеголяют. Последний писк последних биеннале, до того забавлявшихся этой смертью без устали. До упора и дальше. Кабаковиной-куликовиной. Только не поздновато ли?

Смерть уже проболталась, как Катя Деготь, таки успевшая брякнуть что-то насчет архаического жанра картины... И раз уже такой разговор, до того дошло, разговор должен уже быть без дураков - хоть и в ущерб академическому хорошему тону.

Попробуем уяснить.
Советское искусство - искусство системы - и есть смерть искусства. Вполне проверенная практикой.
Искусство эпохи возражения советской власти - "2-й авангард" с 50-х по 90-е (авангард 1-й - властью разгромленный) - и есть искусство сопротивления смерти искусства. В том числе борьбы с искусством смерти искусства - искусством системы.

Сопротивление смерти мобилизует силы жизни. Но борьба с искусством системы в два счета перейдет в борьбу с искусством вообще - для кого-то, кто и потупей, и пошустрее. А такого добра всегда полно. И добро такое само слипается в новую систему, новую смену - естественно и быстро. И уже новая смена системы борется - не со смертью, а за смерть искусства. В разных формах. В первую голову борясь с тем самым искусством эпохи возражения, которое смерти не давалось. Которое естественный враг старой системы - ей же обидно, и как, и давно обидно!.. И старая система на него естественно науськивает новую, передает опыт, и новая рада науськаться: вот они, кто помеха, кто надоели... Рада перенять опыт, хоть натужно пренебрежительную манеру - ах, эти... Ну, это же известные... экспериментаторы: известные еще Партии...

Искусство эпохи возражения - школа долгая, на 20, 30, 40 лет. Зато школа. А не академия российской словесности - не три шустряка сговорились себя обозвать. Конкретисты не сговаривались, лианозовцы не обзывали себя. Попробуем уяснить это.

И если есть, были где академии российской словесности и искусства, так именно там и тогда, и были они дело не такое простое и не очень быстрое. Практическое и не без риска: Не Немзер-Курицын-Александр Архангельский. Немзер-Курицын-Александр Архангельских там не было. Немзер-Курицын-Александры Архангельские были не тогда и не там, а как только перемоглись всякие риски, Немзер-Курицын-Александр Архангельский оп-па - и - глядь: уже в Академии Российской Словесности их же собственного, Немзер-Курицына-Александр-Архангельского изготовления. Хоть смейся, хоть нет...

Дело даже и не в стаже; какой уж стаж, какие заслуги... Не в самотитуловании. Дело в существе и качестве. Искусство, сформированное сопротивлением этой смерти искусства, несет такое качество, такие антитела, какие вряд ли еще где найдутся и какие теперь вряд ли дадутся хоть какой смерти искусства; а она уже вон - с другого конца.

Всем Немзер-Курицыным-Александрам Архангельским теперь кровь из носу, а надо спешно обскакать всех и все, ударно доказать, что они и только они академики и в курсе всех новейших течений (отдел новейших течений - это не шуточки; это на табличке на одной двери в новой Третьяковке). А тут как раз нА тебе: течение в искусстве из самоновейших и будет, оказывается, она самая: смерть искусства. С полным, как водится, кузовом теоретических обоснований. Смерть автора, смерть картины...

Что это, и с чем это едят, и как этим не травятся - на подобные вопросы какие-то ответы мог бы дать наш брат, кто родом из искусства эпохи возражения. Такая грибная охота и входит в опыт этого искусства. Но наш-то брат и не входил, никак не входит в расчеты таких академиков. Наработанное, нажитое нами тут за 30-40 лет наших упираний, им было явно некстати; этого им не надо, а надо было им хапнуть импорту. Срочно. И по дешевке хапнуть наше место, нажитое возражениями системе первой; и она - первая - им - второй - хапнуть нашего дала щедро. И таки хапнули. И сели торговать этим. Влезли по уши в эти смерти, сидят там и несколько уже недоумевают...

Горестная жизнь паразита - сюжеты известные. Паразит питается хозяином, выедает его, замещает, и только тут замечает: а дела - дрянь.... Искусство умерло... Ну-ну... А эти-то тогда тут при чем? При искусстве?.. Как это?.. А ну - дави их, давай их отсюда...

Кто в доме хозяин?.. В российской словесности - никак не академия российской словесности. В национальном изобразительном искусстве - не национальная Третьяковская галерея, у которой 15 лет руки видите ли не доходят до Булатова и Васильева; 15 эти, как и те 30... В культуре - не программа "Культура", кнопка 5, на кнопке Швыдкой министр. А хозяин - автор. Который 20 лет, 30 лет отстаивал тут свое искусство. Вообще искусство. Отстаивал, и отстоял. Пример? Пожалуйста: Франциско Инфантэ хозяин. Но не Ольга Кабанова хозяин из газеты "Известия" из-под руководства Академика Российской Словесности Александра Архангельского. Извините,

Итак, есть исходная система, скажем так: система А. И система Б, на 3/4 ее производная. Детки МОСХа, и внуки смертискусники. Система А мается вопросами вроде: что верней верняк: бубновый стиль или суровый валет? Где начальство и где не начальство?.. Б-система - проблемами типа: какое течение новейшее и новейшее новейшего: кабаковина или куликовина?.. А то уже сноровка, закака-бренеровка? Петушком за какими дрожками впереди какого паровоза бегут теперь на биеннале?..

Казалось бы, они природные враги друг другу. Зря казалось. Первые враги они - общему врагу: тем, кто вне системы. И обе системы слипаются в одну, и ей, единой системе, годятся смертискусники, годится кабаковина с куликовиной и приготой, лишь бы не Булатов и Олег Васильев. И смерть искусства, и смерть картины, и смерть автора вовсю гуляют, востребованы, растиражированы. Организованы и призваны.

(Искусство, себя знать не желавшее, стало было себя терять. Себя, свою публику - при толчках разного рода: со стороны хотя бы техники - той же фотографии. Оказалось, себя знать очень даже не вредно, если не необходимо. Свои пределы и примерные очертания. Где край. Граница с не-искусством. Не растекаясь мыслью, эмоцией в аморфное что-то, в кляксу. Закрепляясь за края, очерчиваясь по циркулю и линейке, искусство ощутило себя прочней; бесспорней, почти как та самая техника, наука. Наука хоть и геометрия, к которой вплотную пристыковалось, край отодвинув, показав: часть территории - похоже, общая. А это было только начало.

Срастаясь с анализом, наукой, рассуждением о себе, искусство привыкает слушать их и терять себя начинает с другого конца. То пренебрегали рабочей кромкой, авангардом, передним краем искусства. Ударившись в авангардизм, забывать стали правило: ЗНАЙ КРАЙ, ДА НЕ ПАДАЙ. А на нем-то все и стоит. Все еще пока. Как и стояло.

Выставка Кабакова 2004 - это ведь не тот Кабаков. Еще нормальный, а не завиральный, возгласивший принцип, лозунг: делать не искусство но стиль эпохи... Непосредственно... Все-таки еще опосредованный каким-никаким своим искусством Кабаков 70-х, с теми же идеями, но для работы, а не для спекуляций и шантажа смертями, без туфты, без лопаты, без понта, блата, Гройса, Пригова, Бакштейна, КЛАВЫ и банды кабачков. Кабаков, который действительно знал край и показал край. Подошел, подержался, поигрался, заглянул, поерзал так, эдак, играл-играл, ерзал-ерзал, и ... В конце концов - сами понимаете... То ли полагая себя правда птичкой (мушкой), то ли остальных остолопами всех до одного. Разиня рот на пять аж звезд на марке отеля, где Кабаков, не могущими никак разобрать, где что: где воздухоплавание, где надувательство. Где монгольфьер, где афера... Кто Эйнштейн, и что Эпштейн с Бакштейном. И без особого преувеличения: Институт Истории Искусств и Бакштейн директор. А директор Бакштейн - это конечно. Это кое-что. И всякий так скажет. (Даже и куда Рубинштейн, а куда Пепперштейн - тоже ведь разница...). Где Малевич, и где Кабаков. Где практическая радикальность искусства с испытанием его пределов, а где игры с досужими расхожими радикалистскими умозрениями смерти искусства, но за живые деньги.
А выставка интересная, ничего не скажешь. Вон, экспозиция-инсталляция грамотная какая, искусная (Смотрите: и довольно-таки долго живущая... Что приятно). Не на лопате подана. Не 92 год.

Лет 40-50 при нас авангард, авангардизм было обвинение, как и формализм, модернизм... Авангард - передовая, передняя часть чего-то, что в движении. Движение было под подозрением; авангард нес протест. Все перевернулось; протест остался вроде без резона, зато обрел спрос, и авангард стал чем-то вроде отдельного занятия. И сильно подешевел. Движение перешло в сепетение-темесение-дерганье, карусель-качель и кто кого переплюнет. Кто COOL круче. Кто круче урод. Спорт своего рода.

Кому прежде ходу-дыху не давали именно за авангардизм, того теперь уже лягать: отстал от COOL'а - см. хоть COOLюлюканья на канале COOLтура Ерофеева Виктора, Семена Файбисовича, любой Зарецкой и самого г-на дуже Швыдкого. Но тут недоразумение; тут никто и не собирался в тараканьи гонки по унитазу, по замкнутой кривой: хто швыдче, хто буде ще швыдче. Не то что вид спорта не тот - не тот и род деятельности; а та не та наша деятельность развернулась тут до этих швыдких хозяев культуры-искусства лет за 30, больше. И неинтересно никому тут переплевывать Ерофеева. И понятно, невозможно пере . рать Бренера: таки вот она, смерть искусства, и на века: ибо дальше шибче швыдче куда же...

Переплевывайтесь там, у себя, в ящике на публике, как только что надувались друг перед дружкой. Весь ваш COOL - авангард по дешевке. Для бедных разбогатевших. Дешевые издевки насчет духовки, кривляния, наспех сляпанные пародии-имитации живописания-стихосложения насмех выставляют не стих-живопись, а кривляк коллег. Кривляние и надувание щек, рутина, кстати, неплохо партнерствуют как Пригов и Ахмадулина, Кибиров и Седакова: как и положено Б системе с системой А. Классика... Холуйство - буйство - холуйство. Взаимодействие. Где воровство чужого места, там и провокаторство. Шилов-Пригов-Глазунов: качели взад-назад и взад и мимо кого надо. Главное, мимо Олега Васильева. Как и Булатова. И Рабина. К Васильеву Константину.

(Возможно, a real american cool - что-то другое; к сожалению, я не сильно силен в америкен инглиш. Я только помню передачу - и не одну такую передачу - на канале культура с явлением светлого образа писателя Виктора Ерофеева народу, и писатель вовсю агитировал народ на обычном местном, ни на каком не американском языке, за тот самый cool и в этом самом смысле. Тут не ошибешся, дела знакомые: это когда у П - повтор, и у Н - повтор и плюс еще что-то; требуется же кровь из носу доказать: плюс = минус, так что П > Н. И только так... Как помню там же гордого собой Файбисовича, гордого актуальностью, соответствием своих работ идее: теперь - чтоб без лишнего... Это ведь еще кому что - лишнее... Помню еще зимний закат Олега Васильева в Третьяковке. Вот уж без лишнего был закат, и вот уж где закат был не лишний. Уж не хуже Файбисовича cool, только плюс к тому еще и пробирало... Видимо, к Файбисовичу плюс и сочли излишним, и за не лишнего в последний раз был там лишь Файбисович.)

Духовка - плохо, а дешевка - того хуже. Торговля духом святым - почти последнее дело. Предпоследнее. Последнее - спекуляции нечистым духом, моральный шантаж, запугивание. Mадам Смерть... M-me Смерть Автора, M-me Смерть Искусства... M-me Смерть Картины охотно объяснит публике всю архаичность-неактуальность картины как жанра в нашу эпоху. Неактуальность, про которую M-me что-то уже слыхала. Читала. M-me, похоже, при этом попадает не в фазу. Не в фазу, а в лужу. Увы. Pardon. M-me, возможно, недослышала, возможно, переслышала; возможно, несколько поторопилась. А, возможно, чуть уже опоздала. Но правда же, старалась переносить новейшую информацию... А что "КАРТИНА УМЕРЛА. ДА ЗДРАВСТВУЕТ КАРТИНА!" - статье 20 лет, а писал статью художник, получивший достоверную информацию из единственного надежного источника, из первых рук - своих собственных - художник Эрик Булатов - кому это надо?.. При чем же, как же тогда будут тусовки, кнопки, связи, системы А и Б итд? Министерства и презентации, артмифы-мифарты. Биеннале и джиорнале...

Это правда, Ба: духовные все лица давно в искусстве мало кого радуют. "...Литература - не вера, а тогда уж: обращение в веру; и каждый раз - сызнова" - это написано тоже тому назад уже лет 25. Но смертискусники, COOL дешевый, радовать никого и не думал - он сходу хочет брать на хапок, на горло. На испуг и просто на ресурс... Ну, чем-чем, а ресурсом-то уж мы тут пуганые... Не такие пугали. Министры... И, кстати, и Кати. Бывали даже и министры Кати в одном лице. Чего-кого не бывало...

Так вот крутость. Конкретность. Насчет того, что тут вам не лирика какая, пейзажи - теперь это на Арбате ищи, понял? - а у нас все по жизни: распоследнее-постпереконкретное...

Прошу прощенья: к конкретизму меня - автора, поэта, пишущего это - отнесли тому назад ровно 30 лет, в 73 году люди из немецкоязычной литературы, а они должны быть тут в курсе. Это не я себя: это нас так назвали с Холиным, Сапгиром, Бахчаняном. Леном, да и Лимоновым тех времен. 73 года. И мы не спорили. И теперь, наверно, уже должен быть тут в курсе и я. И я просто хочу заметить: конкретней Инфантэ нету. Во всяком случае, насколько я знаю. Даже у Пономарева бывает что-то рукотворное: квазичертежи - и отличные. Отличная графика. Инфантэ же как художник график, живописец и т.п. не выступает, по-моему, лет 40: Инфантэ работает с фактом. Фактом своего производства: объектом-артефактом. Плюс фактом живой натуры. Фактом структуры, конструкции. Но с фактом. Вроде бы, конкретнее некуда...

При этом наредкость конкретен Инфантэ и еще в одном смысле, и ценном: он не спешит пускаться по случаю такой своей конкретности в абстрактные обобщения. Не разводит пропаганду собственного метода, хотя если и говорить о якобы архаичности-устарелости-несовременности и т.п. картины, так кому же и говорить, как не ему - казалось бы. Раз уж Инфантэ самому, как мы видим, картина правда не свойственна органически. Просто не нужна - как художнику-автору. Но не как художнику-зрителю. Как продукт производства - не идет. Как продукт питания - совершенно необходима.

Такой иммунитет автора-практика к идеологическим спекуляциям, выражаемым или подразумеваемым, не просто редкость - он, на мой взгляд, просто аннулирует позиции критика-теоретика, впадающего в азартную апологетику этих смертей... Пропаганду их и менеджерство. В виду имея отнюдь не одну Е.Деготь персонально.

Иначе, говоря, художник, наиболее убедительно доказавший не смерть картины, но реальную возможность для себя художественного творчества и даже активного отображения мира без картины, тем не менее слова КАРТИНА УМЕРЛА. ДА ЗДРАВСТВУЕТ принимает. Говоря вообще... Автор я картин давно не писал = смерть картине - такие глупости оставим соседям.

Такую органически двуединую позицию назвать бы скорее итог. Для уяснения происходящего в искусстве позиция явно ключевая. Ничего себе эксперимент...

И, говоря вообще, Булатов в картине делает ведь что-то очень близкое тому, что без картины делает Инфантэ. И каждый из них тут принципиален и убедителен по-своему.

Оба понимают пространственность как жизнь изображения на холсте или слайде. Одушевленность, которую можно овеществить и прямо предъявить - скажем так. Верно: душа - не корочки, не чтобы предъявлять, козырять, меряться, и вообще ее лучше оставить в покое. Лучше и ей, и всему. Это когда все более-менее нормально.

Когда не как сейчас. А сейчас тут давно пахнет... Бренер. С помощью тех же министров и замов запросто своровав наше место и спекулируя нашей борьбой за факт в искусстве, прохвосты, аферисты и дураки оборачивают ее борьбой за COOL и свой блат, чтоб конкретное понимать как исключительно хамское; как дешевле, проще срубить бабки. Простые аферисты и просто дурачье. И провокаторы. Да уж: церковь, суд себя показали. А искусство?..- Ну, а мы-то куда глядели? Как подал голос с места кто-то в Третьяковке. По-моему, по существу. Осторожно: искусство прохвоста...

Эти качели-карусели-пляски смерти автора-искусства и т.д. - уже спекуляция и идеоложество не слабей идей научного коммунизма. Не по масштабу, но по качеству. Впечатляет наглость этих смертей при живых авторах живого искусства. Напор, наглость, целенаправленность, организованность. Давно напору пора дать отпор.

Есть тут кто живой?.Одушевленный?.. Одухотворенный, духовный - вот это как раз необязательно. Ау... К счастью, да. Еще есть такие. Авось найдется, кому подвинуть конкретных пацанов. И пацанок... И ткнуть пуганого, заCOOLюлюканного вчерашнего советского дуралея заложенным злосчастным советским носом: да очнись. Смотри - видишь:

Жизнь, раз на то пошло, умеет не меньше быть конкретной, чем смерть. Если надо. Хотя и не всегда. И не у всякого. А чур: если не тупеть / не наглеть...

Жизнь искусства.

(В общем же, Инфантэ и эксперимент - это примерно как, скажем, Чюрленис и документ. Так же грамотно. Извините.)

2003 - 2004

Этот текст написан был для книги Инфантэ, и принят в несколько сокращенном виде. А книга собиралась быть уже с полгода, как. Но пока не вышла по независящим от Инфантэ причинам, и когда выйдет, до конца пока не ясно. Поэтому пользуюсь случаем подверстать и его сюда же. А вообще-то беспорядков хватает. Как и откликов, клочков и обрывков, которые вместе складываются в картинку. Картинку куда хуже просто беспорядка, хаоса: картину безобразия и беспредела. Криминала. Глупость, разгильдяйство, невежество - это все само собой. Но не в этом дело, а в прямой блатной наглости. Провокаторстве и воровстве чужого места. Картина, увы, убедительная и по-своему непротиворечивая. Не так беспорядка картина, как порядка, но воровского. Без дураков. Без шуток: нормального криминального.

Кате Деготь с Сережей Прохвоменко и Сашей Ромером-Пановым из Гнусинского желтого органа поливать Лианозово... Лианозово, без которого, если на то пошло, сережам-сашам с катями да и с володями талдычить бы про задачи соцреализма в свете решений, может, и до наших дней - да за такие подвиги в любом благоустроенном заведении - в шею, и чтоб ни ногой. Ни в одно благоустроенное. За одно за это. Это - раз в шею.

А что же сказать про выставку, знаменитую хамскую выставку в ЦДХ, кажись, конца 90-х? Я уже писал не раз: хамская она вовсе не по моей невежливости, но по ее собственному настоятельному желанию. Явной сущности. Такой задумана, и выполнена такой. Хамской по теме. По материалу хамской, и вкратце если, по-другому и не скажешь. Ведь слово ХАМ - просто имя собственное ветхозаветного персонажа, потешавшегося над наготой старого родителя. Выставка же выставила фотографии дебилов, престарелых, и престарелых дебилов обоего пола в бельишке по минимуму, устарелом на престарелых. Глянь, глянь - бяка: дедушка, бабушка... Бяка, бяка: папа и мама...

Как раз в разгаре большие гонки, где лидер - Бренер, свежена..авший под Ван-Гогом на публике. И задача: любой ценой, но перекрыть рекорд, пересрамить срам. По всему судя, задачу эту и рвалась так решить хозяйка выставки Екатерина Деготь.

Ну, что ж: решена задача, нет - цену платить надо. Она - любая - простая, очевидная: уж теперь-то в три шеи Деготь Екатерину, чтоб и духу, и запаху...

Это - два.

С кем другим бы, может, так бы и было. Но видели бы вы, что было с одним из коллег, едва он вслух посмел усомниться в компетентности Екатерины Деготь - чуть не выбросило человека из телевизора: - Екатерина Деготь известный критик. Твердо сказал Швыдкой министр и поставил точку. Прибавим к ней еще парочку...

(Вы же знаете Катю Деготь. Кате Деготи присуща многоголовость. Деготь уже тут в нашем случае - существительное собирательное. Как изморось, скажем. Или другие, похожие. Потому Катю Деготь не в три, а в тридцать три шеи - сказать так не то что можно, необходимо сказать. Другой вопрос - а толку? Чтоб тут же отросло триста тридцать три Панова-Ромера. Из-под питания Гусинского, Пархоменко, Швыдкого.)

(Кстати, я писал опять же - прямо по нашей теме найдется и кое-какая литература:
Сошлись и погуляли
И хмурит Жан лицо:
Нашел он, что у Ляли
Красивше бельецо...
Это Маяковский. Это Катя еще в школе учила. А если прогуляла, то зря. Как видим.

" -Так что ж мне теперь - народ пужать, как наши бабушки?.. - И, милая моя! Кабы наши бабушки народ пужали, нонешнего-то народу и на свете бы не было!.."

А это дедушка Крылов, "Модная лавка". Нет, зря, зря пужала и пужалась Катя Деготь наших бабушек и дедушек. И вообще книжек. Судя по всему... Надо же так попасться двум классикам сразу, всех эпох насквозь. И заодно с Центральным Домом Художника - художника все-таки, не кого-нибудь. Культура, одно слово... Ай ай ай.)

Так вот, чтоб знали: не ай ай ай, а ой ой ой какое достижение. Известного критика. Которому (-ой) теперь в управу дается выставка Москва-Берлин-Москва, 50 лет послевоенного немецкого и советско-российского искусства... Не иначе, за это самое, описанные выше заслуги, именно на этой основе. За актуальную ориентацию.

Какая еще культура, если имеется сам ее министр. И все на полное Кати Деготи усмотрение. Какие теперь сделает Катя, такие уже и будут эти послевоенные 50 лет, 60 лет. А что - запросто. Кого там Катя покажет, те и будут ходить в художниках этого самого искусства. А не покажет кого Катя, так тому и не быть. Без разговоров. Даром, что Катя не послевоенных - собственных от рождения годочков до 50 пока сильно не добирает, и свидетельствовать, кто там был, кто там тогда не был, сама Катя никак, никак не может, хоть на Катю эту орден повесь. Хоть до орденов пока дойдет, повесить бы саму Катю, да повыше, чтобы всем видно было: ВОТ. Вот оно.

Вот оно, явление. Известная критик, которой неизвестен оказывается художник Владимир Немухин. Так надо понимать: лианозовца Немухина, одним из первых пробившегося работами за Занавес в ту же Германию, на выставке просто нет. Не-ту. Ай да Деготь Креозот. Да Швыдкой министр. Дуже Швыдкой Министр Тусовки.

Вот та самая креатура и та порода критиков, какую выпускают сводить счеты с Лианозово; а то оно скоро 50 лет торчит костью, совершенно ведь так и не спросясь ни тогда позволений быть искусством у отделов искусства ЦККПСС-ВЛКСМ и министров культуры, ни сейчас не законтачив, не испросив культурно-вежливо как положено-принято задним числом сертификата на давешнюю диссидентскую деятельность у надлежащих фигур-струкотур. Патентованно диссидентских.

Ни Елену Георгиевну не спросились, ни Александра Исаевича лично, чего он скажет. Подумайте. Что ж вы хотите... (Ай, беда. Ну что будешь делать. Ну, не было еще, не было тогда, в пятьдесят-то восьмом году Александра Исаевича лично. До такой степени. А то бы ведь еще и неизвестно насчет абстракционизма - как?..) Главное, авторитета не спросили - не спросили Арсения Рогинского... А какая ж без него история, правда? История искусства последнего полустолетия. Ни еще авторитета Александра Архандельского. Ни Немзера. Вообще: где Академия Российской Словесности?!. Где???!!! Я вас спрашиваю...

В общем, уже третье чудо, считайте. Третье чудо одной Кати Деготь. И, кстати, а не хватит ли Кати? А то, вон, и без Кати такого этого всего - 3х333=не продыхнуть.

Злосчастное паническое "искусствоведение" 333-ей ковки-перековки и около, в котором поколении строго приученное в упор не видеть факта искусства, а кидаться, глаза вылупив, за новейшими течениями и брызгами из-за бугра, где, выясняется, своего такого навалом. Ерофеевых своих и дегтьштейнов в особенности. У власти.

И чья мысль, Старженецкой, что ли: вот сделать союз художников. Нет, просто. Союз. Художников. Союз, но художников... И даже внутри него можно Живописную Группу...

Антипрофессиональная солидарность. Это как авторы другого искусства 35 лет барахтались, упирались, отпихивались, выкарабкались кое-как из-под власти Партии, и... встретили изготовившуюся сплоченную мразь. Свято уверенную, что искусство - дело темное по определению, аферы здесь недоказуемы, прохвосты ненаказуемы. Пусть мразь раз ошибется. Будет полезно. Всем, включая и мразь. В конце концов.

Узлы

Политика - реальные дела. Искусство - птички-цветочки. А может, говна кусочки, но все равно неизвестно что. И тьфу на него... Такое мнение известно и популярно. А вот другое, обратное полярно: от дел политики еще когда будет толк, и будет ли. А сами по себе эти дела мало кого радуют и развлекают. Искусство же свой результат - свой реальный продукт - когда дает, дает тут же. Да он уже и дан, готовый. Искусство-то как раз и есть реальность. Кто-то даже говорит - единственная... Не стоит так увлекаться, но не будем и пасовать перед нахалами и тупицами. (Дурацкое слово в искусстве: проект. Что оно привязалось к искусству, и правда симптом болезни. Искусство проекта не знает; знает реализацию. Практику. Она одна уточняет, выясняет, отвергает и создает проекты.) Короче искусство если есть - есть. В частности, искусство эпохи возражения. Что за политика диссидентства, к чему ведет - это еще будем посмотреть. А Рабина, Булатова, Васильева Олега - искусство - посмотреть можно сию минуту. Было бы, кабы не швыдкая политика...

Еще плюс искусству - в самом его существе. Искусство, когда оно искусство, правомерно по определению. Соответствует окружающему. Иначе сказать, не врет. Не то оно и не искусство, не то оно и не получается. Фальшивит. А если получается, значит, оно реагирует точно, адекватно. Справедливо... Искусство-диссидентство было настолько диссидентством, насколько не могло им не быть. В свою меру и в своем праве. В этом смысле было оно диссидентство самое качественное, природное, добротное, Основательное. Надежное: в нашем поколении покаяний-отречений авторов не помню. Поскольку остерегались и завираний. Об этом потом.

И в существе своем искусство прозрачно и заведомо открыто каждому, кому охота вглядеться. Никакой Якир-сюрприз тут невозможен по природе, таких интриг и шарад оно просто не знает. Подлостей, предательства, дури и провокаций вокруг да около искусства может быть сколько угодно, но говорить о них внутри произведения - просто нелепо. Опять же: если оно произведение, если оно - искусство. Игры; но игра - не обман... Пригота и всякий ЕПС - подавно для добровольно согласных: Швыдкуйте с нами... (Ой, наверно, не все помнят: вон и Миткова объявила выставку Кабакова в СПБ событием, "невиданным не то что у нас - в Мире..." Да видано же, видано событие, и не то что в Мире - в Третьяковской галерее в Москве на поза-поза-/.../-позапрошлой неделе этого года, да аж целых две таких кабаковских выставки, одна за другой. Да что в Москве - и в том же Питере в 93 году событие видано в Русском музее. С прибавкой Пригова. Не сказать, удачной. И в сопровождении невероятно торжествующей мимики М.С.Швыдкого прямо в камеру: - А-га-а!.. Вот вам!.. Что, собственно, имел в виду, от чьего лица выражал такие сверхэмоции М.С.Швыдкой, сам тогда уже Лицо, хоть еще и не министр, не совсем было понятно. При этом производил он и звуки. Вроде тех, что издает кот, стремясь произвести на оппонента максимум впечатления: - Ххь-хя-ааа!!!... По какому уж такому крайнему случаю Лицо - и строит рожи?.. Если и уцелела эта пленка, ей не жить, думаю: умыкнет ее ее же сюжет. Ужо расстарается Лицо. Или уже умыкнул.)

Так вот: эта вся такая всякая пригота-ЕПС-деготь-кабаковина-COOLиковина-швыдкование - наверно, тоже искусство, но особое. 1. Устраиваемое, как видим, именно что из-под политики. 2. В особых отношениях с публикой - как нежить, нечисть по поверьям. Да: ей палец дай, она всего тебя всосет-высосет и пойдет причмокивать, как И.И.Кабаков: - Мц-да. Мц-да. Мц-да... По сути да: она - провокашка. Но видел ты, какая она? Видел. И палец ей ты давал сам? Сам. Так какие вопросы? И к кому?.. Нет, все-таки искусство - что-то другое. Понадежнее...

И очень бы хотелось по возможности успокоить как-то те диссидентские и постдиссидентские (а такие все виднее) фигуры, центры, структуры и инстанции, которые заметно озабочены художественно-литературным беспорядком. Желание навести порядок в беспокойном хозяйстве не может не трогать, как всякая забота. Один вопрос - не вспомните, кому в последний раз такое удавалось?.. Больше того: за последних почти 60 лет (беру только время, которому сам могу быть свидетелем) как раз такими стараниями в нашем деле самый беспорядок и наводился.

Неизменно...

Возможно, потому еще, что неизменно же наводить его пытались не иначе, как с каких-то верхних позиций, которых не было. Так же, собственно, как и у этих наших профи... Да, конечно, при режиме принудительной деградации - в т.ч. деградации искусства - задача, тема противления этому режиму - тема тем. Подавно для искусства. Тут спора нет. Спор о том, кто настоящие профи, кто смыслит в деле. В деле искусства, а не в деле диссидентства как такового. Если есть таковое... Искусство вопреки режиму - диссидентское по своей сущности, и отдельных забот о диссидентском качестве не требует. Забот хватало и чтобы быть искусством, не даваться той самой деградации. Не зря власть их так не одобряла...

И тут сразу надо сказать, что профи, которые не хотят смыслить и того, что никаких верхних, внешних, руководящих хозяйских позиций в деле искусства-литературы не бывает по определению - типичные антипрофи. На тех же старых знакомых ролях сменившиеся исполнители. И разговаривать тут долго не о чем.

Хотя бы. Ну с какой это стати г-н Арсений Рогинский отдает распоряжения, кому следует писать учебник по русской литературе второй половины ХХ столетия? По диссидентской линии г-н Арсений Рогинский - правозащитник, при коммунистах сидел 5 лет. Что ж, честь и хвала за это Арсению Рогинскому. Но кто такой, что такое Арсений Рогинский в нашем деле, в литературе? Что за авторитет, что за спец? Что умеет, что знает? Может, что-то он написал такое, ну совершенно из ряда вон: в курсе кто-нибудь?.. А, может, из рук вон... Ну, никак не удается узнать - что за притча... С чего чинам тем паче нам бегом сполнять веления Рогинского Арсения; чтоб и пособие писать никому иному, иной: Немзеру и Ивановой?

Чертовщина, прости Господи. Чтоб не правоохранительство, так правозащита в литературе командовала? Это уж беззащита какая-то - круговая, беспросветная... Ну, Бог не выдаст, авось и Немзер с Рогинским не съест. Такие ли поперхнулись... В отличие от Рогинского, литературные очертания Немзера опознанию как-то хоть поддаются. И радуют не очень. Он из славной когорты ребят, что в момент как из мешка на голову свалились на "другую литературу", едва она перестала быть дело сомнительное, а стала перспективное хоть и в перспективе. Момент около 85 года. Немзер, Эпштейн, Зорин, Архангельский - и это не все, и все со свежим Высшим Образованием. Все бы ладно, но вот высшесть эту свою они норовили понимать как командные высоты. Или кафедру-трибуну, откуда ихняя забота нас теперь наставлять, расставлять и оставлять без компота. Для каких целей они и встроились. Тем временем уже. Куда надо. Изготовились, настроились... Прошу прощенья, но я ведь, например, и сам не без этого: высшего, хоть и незаконченного. Но не встроен.

И осмыслизмы и обобщаги Немзера для меня с самого начала здорово портила уже манера Немзера собственную фамилию произносить капитально: НЭМЗЭР. Сверхпочтительно. Но малограмотно. Увы. И всерьез принимать ее, фамилии, носителя после этого уже трудов стоило. Это же не какой-то местный выговор - заскорузлая претензия. Занимался носитель вроде Гоголем. И пускай бы. Так нет, понесло его на нашу кухню. С высот полета враз узрел Немзер, сколько тут позатевалось за 30 лет всего чего-то: минимализм, конкретизм, концептуализм... Вопиюще несоразмерного Гоголю, Пушкину, Немзеру. Немзер, у него - что? Обзор.

Сами понимаете. И у коллег Немзера. И задача: сделать здесь порядок согласно ихним верным воззрениям и знаниям, дипломам и диссертациям. Они и занялись...

Тут стряпня какая-никакая, работа; что-ни-что нет-нет, да и получится. А тут тебе над тобой с гвоздя на полки с полок на буфет - тряпкой не достать! И жжу, жжу - зудит...

Так вот ОБЗОРЫ. Не все же немзеры. Были и люди, не писавшие стихов, картин, но бок-о бок с нашим братом годами проживавшие фактически ту же чреватую сюрпризами неофициальную или полуофициальную творческую жизнь. Например, Владислав Кулаков, открывший для себя и целой компании своих друзей (среди них - Сергей Пивоваров, Сергей Калинин) авторов Лианозова и Чистых Прудов. И всерьез за этих авторов взявшийся. Не так удачно встроивший себя, как Немзер, но по мере своих возможностей как мог, писавший об этих авторах, о том, как они наиболее последовательно и плодотворно возражали советской литературной системе и художественной ее идеологии не только тематически, но, главное, принципиально эстетически. Стремясь создавать свой язык. Причем писал о них в России почти в одиночестве. В странах немецкого языка лианозовцев давно отнесли к диковинной у нас традиции поэзии конкретизма, приглашали, печатали, а тут - хоть ты что. Как об стенку горох. Стенкой стояла тусовка. Стояла на настоящей поэзии: ленинградской школе, метаметафоризме или уж напротив того - приготе... Они, собственно, с тусовкой взаимодействовали, взаимоформировали и взаимно крепили друг дружку...

Да что уж там - они-то и были самая тусовка. Густая. Крепкая. Не продыхнуть.

И держась в строю, как мало кто, паладин тусовки Немзер прямо-таки долгом почел, дал обет охоты на кулаковские заметки. Ну, раздражали они его, непосредственно, как махорка - муху... Охотясь на них с предоставленной тусовкой удобной верхней позиции обзирателя-колумниста в газете "Сегодня". И почти ежедневно...

Через сколько-то лет Владислав Кулаков на основе этих своих заметок выпустит книгу о поэзии Лианозова с наредкость точным названием: ПОЭЗИЯ КАК ФАКТ.

Казалось бы, должны поднять страшный вой, порвать автора и книгу в клочки - нет... Совсем умеренная реакция. Так, чуть в хронике и очень скупенько. Слишком основательной получилась книга - еще и с иллюстрациями-репродукциями работ Рабина, Немухина, Кропивницких, Булатова, Олега Васильева... Кстати, очко плюс ощущениям и предположениям, что тусовка тусовкой, а есть таки, бывает, действуют там и свои центры координации, дирижеры и режиссеры... И если тут вершили решатели, вершители тут решили: - А сделаем этому глухо... И сделали. Во всяком случае, глухо вполне. Книжки с картинками объемом листов до 20 про поэзию Сатуновского, Холина, Сапгира, Кропивницкого, Вс.Некрасова, Соковнина с подробными разборами стихов в обороте не найдете. Ни книжном, ни литературно-критическом. По противоположным причинам. В книжном нет, поскольку интересно и читатель раскупил. В критическом, поскольку уж так неинтересно тусовке, уж-жасно неинтересно - тоска и говорить не о чем. И смотреть не на что. Да и неохота...

(Кстати, с книгой Вс.Некрасова ЖИВУ ВИЖУ, вышедшей лет через 5, случай очень похож. Вот не в счет, и все тут. У нас не считается. А нечего выходить так -непонятно, где не хочем знать, кто.) Книга Кулакова, однако, вышла в престижном тусиздате НЛО - уж так с книгой вышло. И пошла себе по всем положенным каналам куда надо и в библиотеки. И хочем знать-не хочем знать, а дурака валять тоже не приходится. Поэзия факт, и книга - факт. Так что будьте уж настолько любезны взять книгу в соображение, господа - да, да - и в их числе гг. Арсений Рогинский и Андрей Немзер. Хотя... А причем тут, собственно говоря, г-н Андрей Немзер? Что ему делать теперь в этой ситуации, куда сам влетел в охотку от лишней борзости и бывших больших возможностей? Объяснять будет про Холина и Сатуновского, какие они не стоющие? Не стоившие внимания Немзера и газеты "Сегодня"... А если сегодня этот номзер не пройдет? В принципе предел иметь могут даже беспредельные (по происхождению) возможности тусовки.

Было дело эдак с четверть века назад, больше. Был выброшен лозунг "вся власть критике.". И эссеистике... Выброшен, да так и остался частью там, куда все выбрасывают, частью подобран такими, кто все подбирает... Выброшен Львом Аннинским критиком и эссеистом в дикую минутку в силу разных причин, но основная - сильное восхищение, вызываемое в критике Льве Аннинском писаниями Льва Аннинского, критика. Возможно, объяснявшееся отчасти и невежеством критика Льва Аннинского - все тем же, как у всех, советским намеренным и направленным невежеством в окружающей, но не указанной литературе... Так или иначе, лозунг сгинул и лишь нет, нет, да и выскочит вдруг на миг как-нибудь сбоку - совсем уже на дикий миг в совсем дикой обстановке... Как сгинул клуб критики и эссеистики - но стал одним из ядрышек Тусовки. Не зря же... Эстетико-теоретико-эссеистико-критические вывихи и извращения - ее идейный багаж. Так объясняет она всем и себе свою наглость. Блат, криминал всегда бывал непрочь от всякой софистики.

Лично я, к примеру, Немзера читать, как говорят, не обожаю. А, предположим, обожал бы. И как - хорошо это? Писать-блистать не вредно и никому не запретишь. Но если блещет критик - он хочет в авторы. Просим, просим к нам, к нам, только у нас здесь, знаете, несколько другие правила и, извините, уже другие требования. Не взыщите. В писаниях же критика пусть все-таки блещет (меркнет) первым делом автор, о ком писание, а критик - чье писание - уже постольку-поскольку. Так устроено тут, такой жанр, что делать, у всех свои недостатки, как говорят в картине с Мерлин Монро.

Что сказать про Кулакова? Что толково. Блистательно - уже не так обязательно. В том-то и дело. Много толку чересчур. Чересчур весомо для тусовки, то-то и поводит ее, подергивает. Ч у ж о й т о л к для нее. Поперек всей блатной выучке. Отвернулись, шеи аж посводило. Потому что фактичная книга. Конкретная. А факты и не устраивают. Совершенно бесцеремонным образом так прямо и вываливает Кулаков при народе факт: десятилетиями все пламенные не за страх, а за совесть дискуссии, фонтаны и потоки критико-литературоведческого красноречия заботливо- аккуратненько обходили существование ни много ни мало целой поэтической школы - и едва ли не самой выраженной именно как школа за все советское время. По крайней мере, послесталинское. Школа эта может не нравиться. Естественно. Это будет дело вкуса и другой разговор. А разговор не о вкусах, а, напомним, о фактах...

Или сказать, что самиздат, лишний риск, и так не принято было - подставляться, подставлять других?.. При Сталине - да. Потом - по обстоятельствам. Вспомнить хоть Окуджаву, бардов. Одно из дел самиздата и было - расшатывать, раздвигать извне рамки принятого в печати. Воспитывать редакторов, и чуть, да все же изменять всю ситуацию... Айги, Бурич, Соснора начинали с самиздата, и хоть не дошли далеко до тиражей Вознесенского, подавно сильно оторвались от нулевой отметки, на которую посадили Сатуновского, Некрасова. Неподалеку там оставался и Холин... Единственный, кого с трудами взяли в писатели и иногда издавали - Сапгир, но явно однобоко: "детскими" стихами, которые он и писал больше таки для прокорма.

Так что дело тут не так в прямом риске - по службе кто не рисковал - не так в советском режиме непосредственно, как в советском воспитании. Вольным авторам его приходилось изживать в себе быстрей намного, чем редакторам. Да и критикам. В целом же картина остается отчетливой просто наредкость. Классическая ситуация. И конкретный и толковый критик Кулаков безо всяких игр всухую обыграл- переиграл здесь блистательного местами обозревателя Немзера со всеми его всевозможными возможностями, естественно держась той же линии, что персонажи его книги: "конкретно" это значит: просто вот так, как есть...

Понятно, диссидент, правозащитник рискует по определению. Работа такая. В какой-то мере. Но вот в какой? И главное, о каком риске речь? Какого он качества? Риск ведь очень разный бывает. И рискануть таким вот образом, все практически поставить на Немзера против всей 30-40-летней истории не самого как-никак смирного и незаметного явления той самой русской поэзии второй половины ХХ века, с которой история вышла - это все-таки - не знаю, не знаю... Что все должно трепетать и покоряться при виде заслуженного диссидента - тоже не знаю, до конца не уверен. Но возьмем того, кто уверен - ему тут как быть? За кого болеть... Если А.Немзер у нас - под покровительством диссидента, а А.Рогинский - самый диссидент и есть, то чем же все-таки уж такие не диссиденты лианозовская четверка (это по минимуму) поэтов? Нехваткой покровителей из диссидентуры, отсутствием лицензий-сертификатов? Или все-таки непростительно то, что они не подписывали данные им кем надо тексты, а писали собственные на близкие темы? Остались неохвачены. Вне рядов...

(Вообще, страшное же это явление - пламенные борцы с советским режимом задним числом. Явление и стартовало психопатически: когда Дима Пригов, почуя внезапно, рывком некоторый недогруз сам и тамиздатско-диссидентского багажа и недочет стажа все в тот же момент около 85 г, безумно ринулся, догнал и запрыгнул таки в последнюю спецкарету карательной психиатрии, Ахмадулиной был гласно спасен и собрал все овации, какие были. После чего и пошло, и поехало... Но насколько спец была та карета? Карательная ли была психиатрия в этом случае? Тогда не спрашивали. Между тем, читать стихи - приговские стихи, да по-приговски читать, кикиморой - как говорят, в булочных и на трамвайных остановках, и правда не назовешь адекватным поведением. Дима-то знал, что Дима делал. А вот врачи...

Таких анекдотов набирается с течением времени больше и больше. С бурным течением. Анекдотов не всегда веселых. Опять-таки, войдите же в положение тусовки: ну не может она изначально, по условиям задачи, слово дать тем, кто с этой властью перепихивался худо-бедно тут десятками лет и должен вправду что-то знать про нее, родную. Волей-неволей. Какой когда где от нее вред и в чем ее метод. Их-то, кто знает, и не должно быть, по крайней мере, не должно быть слышно и видно. Они тусовке - нож острый. И покуда за борьбу со всем советским полагаются какие-то слоны, борьбу возглавляет блатная тусовка, тусовка и только она. Как бы не замечая, что от советской системы самое ее, тусовку, если что и отличает, то только отсутствие самого этого слова: советский. И уже давно.

И для тусовки это слово советский заметно расплывается. И в нехорошие какие-то стороны. Сплоченная волей-неволей команда, гнобящая образование (именно же что неволей - на прожекты свои денег столько приосвоили, что теперь либо таки образованию кранты полные, либо им - наказание, связанное с лишением свободы - так это называется), освоила и свежее употребление употребительного слова. Например советской оказывается русская классическая литература. Эта советская русская классика в программах школ и вузов, оказывается, так мешает, так мешает... Заигрались, называется, в свои игры до полной потери разумения. Так услышим и прочтем про советскую привычку ходить на двух ногах, после чего останется включаться в борьбу за окончательную реставрацию советского строя, после чего сплоченной команде скидавать, наконец, свои прикиды и оставаться в натуре, в чем есть - именно что в советской парадной форме...

И все же это в одну дуду - оболванить-убедить: да не тратьте силы бестолку. Это, может, раньше требовалось такая возня. Это советские дихотомии и т......дии. А сейчас - поглядите на Пригова. Вот как делаются дела и поэты. В наши дни. ТЕХНОЛОГИЯМИ. Возней и шуршанием КОГДА НАДО И ТАМ, ГДЕ НАДО. Все.

Так уж и никогда и не ахнут, не спохватятся люди: ба-тюшки, какие же тут были дела, какая открывается картинка во всю ширину... Как посреди всех этих кипений... Что там у них так кипело...

Тусовка - стихия, и тусовка - персона. За честь и достоинство блатной тусовки вступился Губайловский. Уж как вступился - тут не будем; не бей лежачего, ну а кто вступился бы лучше при таких обстоятельствах? Другое дело, что у других хватило тямы на эти темы и не высовываться. Но, с другой стороны, другим, может быть, просто хватило других гонораров. Тема деликатная. Так что лучше не будем и тут.

Из запретной она становится приоритетной и последние должны бы стать первыми, хоть и задним числом.

Похоже, на осень уже намечен праздник отпущения. Отпустите грех, люди. Пособничал шпане в воровстве места. Замешан в укрыва... покровительстве.