Orientalism as Racism

Перевод Николая Эдельмана

Израиль - главная жертва пренебрежительного равнодушия Запада. Все выгоды такого отношения достаются арабскому миру. Эту истину самым наглядным образом демонстрирует общедоступная версия концепции ориентализма, выдвинутая Эдвардом Саидом.

Ориентализм базируется на изумительной посылке, гласящей, что Западу не дано постигнуть Восток, так как (подумать только!) его, Запада, представления зачастую ложны, из-за чего создают искаженную картину Востока.

Но кто искажает эту картину? Не хочет ли Саид сказать, что арабский мир поймет арабский мир, потому что и те, и другие - арабы, и как бы они ни отзывались о себе, мы должны принимать их слова на веру и не подвергать ни малейшим сомнениям? Но разве этот взгляд не применим к американцам? Согласны ли вы с тем, что одни лишь американцы имеют право судить о себе и что любая попытка других культур понять нас обречена на провал?

Да, на Западе сложились различные модели, образы и концепции Востока. Природа заложила в нас любопытство к чужим культурам, хотя мы сами никогда не интересовали их сколько-нибудь серьезно. Китайцам было наплевать на наше существование; японцы выгнали нас со своих островов; правда, некоторые арабские путешественники пытались познакомиться с нами, но это было много веков назад.

Итак, Запад стал исследовать Восток, и не все найденные им ответы на вопросы оказались верны. Впрочем, не всегда верны были и те ответы, которыми Запад пытался объяснить сам себя. Но какое же зеркало не дает искажений, вызванных недостаточным знакомством с чужой культурой либо чрезмерной погруженностью в собственную культуру?

Ориентализм - это софистика; но она, что присуще любой софистике, прекрасно срабатывает как идеология. Итак, Запад не имеет права судить жителей Востока по своим собственным этическим стандартам, потому что он не может взглянуть на Восток с точки зрения последнего.

Эта идея подается двумя способами. С первым можно согласиться: он утверждает, что никто на Западе не имеет права оспаривать те этические стандарты, которые жители Востока выбрали сами для себя и пользуются ими на своей земле и у своих очагов. Второй способ есть безумие, запрещающее осуждать поступки восточных людей, даже направленные против нас и даже когда их очевидная цель - нанести нам ущерб.

Нужно ли указывать на то, что такая идеология отказывает в праве называться людьми тем самым народам, интересы которых она якобы защищает? Если мы освобождаем какую-то группу, скажем палестинцев и арабов, от обычных этических требований, которые обязательны для европейцев, американцев и азиатов, означает ли это, что мы уважаем их культуру или, напротив, полны снисхождения к ним и к их жалкой культуре? Утверждая, что к арабам следует применять совершенно особые правила этики, мы подразумеваем, что арабы не доросли до того, чтобы судить их по нашим правилам. Более того, не желая даже предлагать их вниманию наши этические стандарты, мы недвусмысленно даем понять, что они не в состоянии оценить эти стандарты.

Таким образом, ориентализм - это расизм, обращенный на пользу той группы, что подвергается дискриминации. Вы не можете судить нас так же, как судите себя, - следовательно, вы должны понизить для нас планку и понижать ее до тех пор, пока мы не скажем "Стоп!".

Подобное снижение стандартов для арабов станет пагубным не только для Ближнего Востока, но и для всего мирового порядка. Арабский мир остается безнаказанным, хотя точно такие же поступки любой другой группы людей считаются чудовищными - эта этическая асимметрия служит объяснением невообразимых двойных стандартов, по которым судят акты насилия, совершенные Израилем против палестинцев и акты насилия, совершенные палестинцами против Израиля. Мол, евреи знают, что хорошо, а что плохо; а бедные арабы - нет.

Не позволять подняться до ваших стандартов другим людям вследствие убеждения в их врожденной неполноценности - это просто расизм; но по той же самой причине отказываться требовать от других, чтобы они поднялись до ваших стандартов, - тоже расизм, чуть менее откровенный, но куда более свирепый.