Прежде чем говорить о 63-м номере "НЛО", я должна публично покаяться перед редакцией "НЗ" и читателями "Журнального чтива": в прошлом выпуске я ввела вас в заблуждение и сама пошла у него на поводу, - это довольно популярное заблуждение, связанное с "Войной и миром". Автор статьи в "НЗ", его переводчик, равно и редакция журнала с полным основанием полагают, что название романа Толстого - пример бинарной оппозиции, где на одном полюсе "+", а на другом - "-", т.е. на одном полюсе "война", а на другом - ее отсутствие. В большинстве прижизненных изданий (и прижизненных переводов) в самом деле было "Война и миръ" ("War and Peace"), а не "Война и мiръ". Природу этого нашего общего заблуждения в свое время прокомментировал в "РЖ" Владимир Андреевич Успенский в давнишней статье о "семантических сдвигах":

"Можно задуматься, каковы те подсознательные мотивы, которые приводят к массовому искажению смысла толстовского заглавия. <...> Простое противопоставление военного времени мирному кажется слишком плоским и примитивным, как бы недостойным великого мыслителя. Гораздо более многозначительным, а потому и привлекательным представляется соединение в одном словосочетании понятия войны и понятия мироустройства".

Нет худа без добра, и во всей этой истории есть по крайней мере одно положительное свойство: предоставился случай лишний раз расставить точки над "i" (здесь как раз-таки наоборот!) и поставить ссылку на старую хорошую статью.

А теперь 63-й номер "НЛО", он открывается большим "мандельштамовским" блоком, суть которого сформулирована в "редакторском предисловии" - "Почему нужно вновь писать о Мандельштаме", а название в свою очередь отсылает к знаменательному докладу Ю.И.Левина на Лондонской конференции 1991-го года: "Почему я не буду делать доклад о Мандельштаме". Символический "отказ" объяснялся на тот момент отпадением от неких "экзистенциальных оснований метода", т.е. от известного представления, будто "источником текста может быть только другой текст, который и требуется отыскать. Мандельштам, истолковываемый исключительно как выразитель "тоски по мировой культуре", действительно утрачивал характер привилегированного объекта исследования в новой эпохе, когда "проблемы поэтики - и противостояния одинокого человека государственному насилию - померкли перед проблемами рынка, демократии, права, массового насилия, национализма". Сегодня авторы "НЛО" пытаются подвести под давешний эмоциональный, скажем так, жест серьезную теоретическую базу, противопоставив "экстенсивному" интертекстуальному подходу принципиально другой, расплывчато именуемый "историко-культурным" и восходящий будто бы к поздним статьям Л.Я.Гинзбург. Однако ключевой статьей блока становится очевидно далекий от "историко-культурных" анализов Лидии Гинзбург текст леворадикального французского философа Алена Бадью "Век поэтов".

"Век поэтов" - категория философская, и "она является организующим началом особого рода мысли, которую можно было бы метафорически описать как узел поэзии и философии, как видится этот узел с точки зрения самой философии". "Век поэтов", таким образом, представляет "тот собственный момент в истории философии, когда последняя приобретает шов, то есть препоручается или подчиняется одному из своих условий" - научному (позитивизм), политическому или обоим разом, как в марксизме, понимаемом как "научный социализм". Короче говоря, "век поэтов" определяется историческим моментом, когда "поэзия может взять на себя те операции мысли, которые философия, парализованная или закупоренная своими швами, оставляет незадействованными", иными словами, - когда поэзия подменяет собой философию. Далее следуют хайдеггеровского порядка анализы (хотя правильнее было бы назвать их интерпретациями) некоторых стихотворений как "со-бытий", при этом Мандельштам оказывается в одном ряду с Целаном, Траклем или Пессоа. В конечном счете выясняется, что предназначение каждого такого "со-бытия" в том всего лишь, чтобы для "сокрытой пустоты мира отыскать сверхименную благодать какого-нибудь имени". И в этом был короткий смысл долгой речи.

Затем в том же блоке обнаруживаем работы, которые вероятно стоит отнести к такой полузабытой уже дисциплине как эстетика: здесь всякого рода соображения об "автобиографическом проекте Мандельштама" с многочисленными цитатами из Беньямина и Адорно (Евгений Павлов), введение в "лингвофилософию" Мандельштама (Борис Гаспаров), вполне классический философский комментарий (в категориях дохайдеггеровской философии: Кант - Гегель - Маркс) к Мандельштаму и Гельдерлину (Артемий Магун), наконец, филологический (все же!) анализ мандельштамовских цитат и переводов Целана - с привлечением гельдерлиновой теории перевода (Анна Глазова).

В заключение редакторы "НЛО" задались вопросом: "Существуют ли в современной поэзии параллели тем новым прочтениям Мандельштама, которые в конце 1990-х - начале 2000-х появились в рамках гуманитарных дисциплин?". Было опрошено некоторое количество "современных поэтов" и вот примерные ответы:

"Мраморная муха. Миндальное дерево. Подъезд его воронежского дома, где мы в 93-м с Сашей Анашевичем чего-то пили. Вот такое трехслойное воспоминание, которое - "мой Мандельштам"...";

" ...странно, что вы меня настигли прямо с бутербродом в руке у полуразинутого рта и со стаканом сопутствующего напитка, нежно употребляемого в раздумье о переводах шекспировских сонетов...итд.".

К центральному "мандельштамовскому" разделу, где литература в силу разных причин ("швов") подменяла собой философию, а наука о литературе опрокидывалась в какое-то эстетическое "зазеркалье", логически примыкает другой небольшой блок под названием "Философия как литература". Здесь две статьи: Петр Резвых. "Якоб Беме: язык тела и тело языка", - Беме прочитывается как типичный "адмаргинальный" философ в присущих "адмаргинальным" авторам категориях "телесности" итд. Вторая статья, соответственно, про Делеза (Сергей Фокин. "Жиль Делез между философией и литературой: картография"): "сложносоставная карта" литературы являет собой "критику и клинику", там много медицинских терминов и цитат из Пруста, но статья короткая, что приятно.

На традиционную историю литературы в "НЛО" остается все меньше места. В 63-м номере "заскорузлым традиционалистом" выступает разве что Олег Лекманов с монографическим анализом "Алилуйи" Владимира Нарбута. Отдельно продолжается более или менее постоянный в "НЛО" "цикл" Веры Проскуриной об аллегорической литературе XVIII в., в последнем номере статья о мифе Астреи и "золотого века" в русской одической поэзии, и рядом работа Михаила Велижева и Майи Лавринович об источниках и становлении т.н. "сусанинского мифа".

Наконец, в последнем номере "НЛО" два больших "мемориальных" блока: первый - памяти Александра Лебедева, историка и филолога. Но для большинства тех, кто пишет о нем в "НЛО", Лебедев, прежде всего, автор "непреднамеренно злободневной" книги о Чаадаеве:

"Перечитывание книги сегодня шокировало. Парадигмальность этой ситуации усыхания свобод при смене режима яснее видна из сегодняшних, в очередной раз закрывающихся, окон. <...> Сюжет Восток-Запад, пусть вечный для России, но так обострившийся при Горбачеве, Ельцине (да и Путине). То же с патриотизмом, ставшим политической валютой, то же с католицизмом как формой культурного противостояния истеблишменту, декорированному православием".

Это был Алексей Левинсон.

Здесь же своего рода конспект (жанр - грантовая заявка) последней работы Лебедева о "русской идее" и библиография его публикаций.

Второй мемориальный блок посвящен памяти Сарры Владимировны Житомирской, и там же последняя ее статья об архиве Михаила Булгакова.

В библиографическом отделе выделим лишь именные рубрики - очередные "Заметки о теории" Сергея Зенкина (на этот раз обзор новых учебников по теории литературы) и "девятое послание" "современного антиквара" Ивана Smith'а, исключительное по тону: из коллекционера нелепостей "антиквар" внезапно превращается в политического публициста. Новое "послание" посвящено судьбе бывшего ВЦИОМа, и автор не исключает, что это последний текст "от антиквара": "...Кончаю свое послание, возможно, последнее. Дело в том, что рубрика задумывалась для высмеивания гримас и нелепостей в постсоветской культуре, идеологии, гуманитарной науке. Однако наша жизнь стремительно приближается к нормам жизни советской. Многое вызывает уже не смех, а отвращение и негодование. Иронией тут не обойдешься - нужен щедринский сарказм..."

То была кода, а вот эпиграф - из Бенедиктова:

Как все стало гласно! -
Говорят они -
Это ведь опасно -
Боже сохрани!
Тех, что мысль колышут,
Надо бы связать.
Пишут, пишут, пишут...
А зачем писать?