Очередной "целевой" номер "Иностранки". На сей раз - что-то вроде путеводителя по американским литературным премиям, которых, как известно, великое множество.

Напомню, что американской литературе - точнее, "новым американцам" - уже как-то отдавали целый выпуск. В тот раз это были сочинения эмигрантов, освоивших английский язык настолько, что их не стыдились печатать тамошние издатели. Однако что издателю хорошо, то мне в переводе на русский показалось не очень, особенно по части сюжетов, не отличавшихся разнообразием: "маленькая зарплата - сексуальное домогательство - как плохо тут - и как хорошо было там".

Сейчас - все наоборот, так что страхи побоку. "Американский" номер вышел разнообразным и вместе с тем цельным, нежным и мясистым, как стейк с кровью под пиво с бурбоном.

Рекомендую начинать чтение с конца - там, где Александра Борисенко и Виктор Сонькин объясняют, что такое "Литературные премии США - XXI век".

Номер же открывает Филип Рот с романом "Людское клеймо" (Премия "ПЕН/Фолкнер, 2001). Замечательный перевод Л.Мотылева делает этот, в сущности, обычный и для писателя, и американской литературы опус про национальную идентификацию под соусом тотальной терпимости - удобочитаемым.

Удивительное дело! Движешься по роману рывками, совершенно не заботясь о том, что там будет дальше и какова расовая принадлежность героя, из-за которой сыр-бор.

Роман состоит из таких вот сюжетных рывков - вперед-назад, сплошная толчея - меж которыми путается мочало языка. По ритму текст напоминает прозу Нормана Мейлера, сюжет смахивает на "Голубого ангела" Франсин Проуз и на самого Рота в десятом изводе, но перед вами все равно стопроцентный американский роман, который клубится и дышит, заставляя одолевать все новые и новые километры сюжетных зарослей.

Следом разместилась поэтесса Луиза Глик (или Глюк, как ее запанибратски у нас еще называют). Эта дама стала поэтом-лауреатом в 2003 году, имеет массу поэтических сборников, часть ее стихов переведена на русский стараниями нового русско-американского издательства "Ars-Interpres".

В этом издательстве работает совершенно, на мой взгляд, оригинальная плеяда переводчиков (Григорий Стариковский, Владимир Гандельсман, Изабелла Мизрахи, Валерий Черешня, Андрей Грицман и др.). Они - из тех наших соотечественников, что давно живут в США и знают язык во всех подробностях, в том числе и поэтических.

Ну и русский, само собой, не забывают.

Луиза Глик действительно крупный поэт, "ибо мыслит". Она - из тех, кто поет про крайнее выражение "одиночества", имя которому "недоверие". То есть про душевное состояние, актуальное для большинства западных интеллектуалов. Так что в ее стихах имеется "душа", "дух", "плоть", "сад", "боль", "жизнь" и т.д. - понятийный ряд можно легко продолжить.

Далее. На русском языке все это немного режет слух. Так как наша поэзия привыкла выражать эти вещи живыми образами или, грубо говоря, "картинками" (в чем, на мой вкус, назначение поэзии и заключается). Однако англоязычная традиция притерпелась к понятиям в поэзии. Стихами тут считается лаконичное выражение мысли при помощи нескольких образов, которые, впрочем, играют второстепенную роль. То есть эффект от стихотворения - некая задумчивость, интеллектуальный транс, в который должен впасть читатель, - а не вспышка, заливающая "душу" светом, которая бывает от хорошего русского стихотворения.

Вот так.

Вернемся к прозе. В номере представлен Пулитцеровский лауреат 2001 года Майкл Чейбон с беспомощным рассказом "На обочине дороги" (пер. О.Качановой). Так что судить о таланте этого литперсонажа по рассказу не рекомендую.

Зато следом идет "неподражаемый" Бен Маркус (Пушкартовская премия 2001) - и тут все как раз наоборот. Рассказ "Женская пантомима" (перевод замечательного Вадима Михайлина) - это гениальная пародия на глянцевое женское чтиво в разделе оздоровительных рекомендаций. Судите сами:

"Первым препятствием на пути к достижению совершенства в искусстве женской пантомимы является переизбыток костей в голове, руках, ногах и туловище... Чаще всего наличие и местоположение излишних костей (мезги) в женской голове определяют путем долговременного (месяц и более) простукивания ее поверхности лицевым молотком, причем стиль работы должен быть скорее беспокоящим. Конечно, столь радикальная автохирургия может показаться чересчур серьезным испытанием, но тем приятнее будет вам узнать, что избыточные кости, разломанные и измельченные, вовсе не обязательно удалять из организма, их можно перевести под кожей в район брюшины или затолкать круговыми движениями в аутентичные массивы плоти на ягодицах, где костная масса может храниться долгие месяцы".

Однако хит номера (на пару с Маркусом) - это "Повести" Джима Гаррисона в переводе Виктора Голышева, который (Голышев) был удостоен американской премии Либерти, присуждаемой за вклад в развитие русско-американских культурных связей.

Особое внимание следует обратить на первую повесть "Гей, на Запад" - пародийно-гротесковую помесь из фильма "Крокодил Данди", романов "В дороге", "Страх и ненависть в Лас-Вегасе", "Гламорама" и массы других ингредиентов про деревенщину в большом городе.

Мне вся эта гремучая смесь напомнила "Печки-лавочки", однако следует помнить, что индеец Бурый Пес в Голливуде не так прост, как его русский друг Василий Шукшин, и часто его устами глаголет космический разум, озвученный замечательным писателем с неприметной фамилией "Гаррисон" в переводе замечательного человека с не более приметной фамилией "Голышев":

"Сердце у Б.П. подпрыгнуло, когда она погладила себя по ляжкам, а сев позади нее на скамью, он увидел между ее ляжками голубой океан. Созерцать это было вышел его сил, и Б.П. прошел дальше по пирсу, где удили рыбу старики, но несколько раз оглядывался на девушку, уменьшавшуюся вдали, - не зная о предостережении Ницше, что, если долго смотришь в бездну, она посмотрит на тебя, но ощущая его физически по пасмурному замиранию в яичках. Недоступность выводит желание на арену тупой озадаченности, и можно почувствовать себя неопрятным до такой степени, когда хочется сесть, зарыдать и съесть свои туфли".