Главным словом этого выпуска "Чтива" станет "пазл" - умственная игрушка, я возьму ее напрокат у разных авторов одного журнала. Пазл - картинка, собранная из кусочков; сложный пазл должен быть нарочито пестрым, в конечном итоге он все равно распадается на исходные кусочки, кусочки ссыпают обратно в мешок - картинки как не бывало.

Этот пазл будет из разных стихов - за тот немалый промежуток времени, что прошел с момента выхода последнего "стихового" "Чтива", в "Журнальном Зале" явился наконец третий номер "Октября" с новыми подборками Михаила Поздняева и Бахыта Кенжеева, майский "Новый мир" с Бобышевым, Кублановским и Верой Павловой, июньское "Знамя" и даже первый в этом году "Арион".

В "Арионе" все как всегда: стихов много, поэтов мало. Мы выделим лишь маленький черно-белый цикл Григория Кружкова в "Голосах" - про потусторонние путешествия, "черную метку" и черную лестницу из детства. Время разворачивается назад: сначала перед нами человек, "как бы падающий с крыши"; черная лестница, немое кино и первая любовь появятся в конце, между ними - одиночество.

Человек, по сути дела,
Как бы падающий с крыши,
Но по внешности наружной
Вид имея пассажира,
Из дверей вокзала вышел:
Сыро, холодно, безлюдно.
Значит, это так и нужно.

В "арионовском" "Пантеоне" Владимир Герцик представляет "подпольного семидесятника" Владимира Ивелева (Левина). Цитаты, выбранные для предисловия, по большей части декларативны и банальны, прочие стихи много лучше. Владимир Герцик настаивает на том, что перед нами "герой Достоевского", но не капитан Лебядкин. Может, и так, хотя капитан Лебядкин "в уме". И вот мы имеем пресловутые "стихи про таракана", но произнести все эти слова мог, безусловно, любой другой "герой Достоевского":

Существо среди существ,
Вещество среди веществ,
Я - прибежище надежд,
Время все надежды съест.

Время плоть мою всосет,
Мысль души моей вберет,
Незаметно это все
Для меня произойдет.

Квартальный улов остальных толстых журналов на порядок представительней, нежели у "профильного" "Ариона". В вечно запаздывающем мартовском "Октябре" и майском номере "Знамени" - большие циклы Михаила Поздняева, до сей поры в журналах являвшегося редко. Изданная полтора года назад "Лазарева суббота" была по сути - третьей, но по факту - второй его книгой. Перерыв между книгами - двадцать лет. Андрей Немзер назвал статью про "Лазареву субботу" "Второе рождение" и полагал, что едва ли не лучшее название для той книги - "Правила исцеления от немоты". Между тем "октябрьская" подборка открывается стихами про воскресшего Лазаря, а в "Знамени" анонсируется новая книга, и она будет называться "Фотоувеличение. 14 писем в город С.". Автор поясняет, что кроме культового фильма 60-х, "герой которого, ненароком увидев и разглядев нечто, понял: жизнь идет прахом, и складывается что-то совсем другое", название это содержит "отсыл... к житию свв. мучениц Фотины, Фотиды и Фото, казненных в 60-х годах I века". Ключевое слово, в самом деле, - свет, "озарение", но книга о судьбе. О том, что судьба может сложиться или не сложиться, как... пазл: "Пазл такой. Мозаика. Тысяча восхитительных мелочей".

И длинные поздняевские стихи - тот же пазл, пестрая мозаика, иногда кажется, излишне громоздкая, - здесь "собираются" "ангельские речи", цитаты из Монтеня и Большой Советской энциклопедии, нарочито необязательное многословие разного рода "комментариев", но все это в конечном счете складывается в стихи, скрепляется "разнесенными" рифмами, прикидывается иной раз силлабикой, иной раз - "презренной прозой". Идея в том, что существует некая "проникающая сила", которая

...понуждает складывать по кусочкам
ярко раскрашенного, прихотливо нарезанного картона
пазл, пазл, нашу надежду на продолжение,
хоть это и выглядит машинально и монотонно.

Поздняев был в пятом номере "Знамени", в "Журнальном Зале" есть уже июньское "Знамя", и оно открывается собранными из "черепков" и осколков подмоченной имперской атрибутики "Кустарными видами" Михаила Айзенберга:

Где она, былая вотчина?
Ты пойди ее спроси.
Мантия моя подмочена
и сандалии в грязи.

Титульные кустарные виды суть пыльно-гламурные новомосковские пейзажи:

Жизнь идет, никак не закалит.
Обернешься - и уже на взводе.
У Москвы теперь кустарный вид:
все в пыли, обновки в позолоте.

Затем траченная молью античная метафорика смешается с прахом не столь уж давнего, но столь же безвозвратно утерянного советского коммунального рая:

...Сонные мухи встречаются с мертвыми осами
там, в ненадежной квартире,
в ненужной стране

И в том же номере - другие стихи о потерянном рае, непривычно нервные по интонации крымские строфы Евгения Сабурова. Непривычны они на фоне традиционной величественно ампирной или расслабленно южной крымской топики. Но и "поэтическая ситуация" уж больно нехарактерна: такой себе незадавшийся Марк Аврелий ("...в том раю, где я правил / недолго и нервно").

А еще в "знаменском" пазле - "Сплошной Китай" Александра Уланова и модно-глянцевые апокрифы от Елены Фанайловой ("Жития святых в пересказах родных и товарищей").

Однако на фоне кустарных московских видов уместнее будет процитировать третьеримские пейзажи Бахыта Кенжеева из того же третьего "Октября". Речь там не о картинках, разрезанных на кусочки, и даже не о собранной из осколков мозаике.

Что в руках у Мойры - ножницы или спицы?
Это случай ясный, к тому же довольно старый.
Перед майским дождиком жизнь ложится
разноцветным мелом на тротуары.
Как любил я детские эти каракули!

Там есть стереоскопический - раскрытый во времени, с оглядкой вперед и назад - снимок одной улицы, где "храм стоял, сменившийся купальней, и снова храм, зато купальни - нет", где Музей изящных искусств - и там "обнаженный гипсовый Давид / стоит, огромен, к нам вполоборота", где все повторяется, картинка подвижна, и следующий художник ее так или иначе преобразит:

И вновь художник, в будущее выслан,
преображает кистью углекислой
сырой пейзаж седеющей Москвы,
где голуби скандалят с воробьями
по площадям, где в безвоздушной яме
парит Державин, скорбью обуян,
и беженец-таджик, встающий рано,
на паперти Косьмы и Дамиана
листает свой засаленный Коран.

Теперь иного порядка "осколки".

Собиратель сложных пазлов Михаил Поздняев в свое время дорожил званием "последнего хорошего советского поэта", хотя наверное, все же он далек от канонов "советской простоты", - куда дальше, чем, скажем, солирующий в весенних номерах питерских журналов Глеб Горбовский или - пусть и непростой вовсе, но гораздо более "традиционный" Геннадий Русаков (очередная подача "Стихов Татьяне" в апрельской "Дружбе народов").

Другой, т.н. романтический, советский канон - в мартовском номере "Звезды", где рядом с подборкой Горбовского - "Гумилев перстами робких учениц", экзотические картинки на коробке зеленого чая:

Был на ней нарисован бесхитростный дом,
чье убранство сияет, как золото Рейна...
(Ксения Дьяконова)

В той же "Звезде" - альтернативная "Школьная антология" от Владимира Гандельсмана, а в майском "Новом мире" - Дмитрий Бобышев с картинками из "всемирной паутины". Собственно, сюжет называется "поэт в паутине":

Я брожу, пытаю мой путь и тычу
(методом ошибок и проб)
в нечто почти насекомо-птичье:
эйч-ти-ти-пи, двуточье, двудробь.
И заимствует ум
у зауми то, что
было б Крученыху по нутру:
даблъю, даблъю, даблъю.
Дот (точка).
Комбинация букв. Дот - ком?
Нет - ру!

То, что показывает в результате замороченный монитор, до боли похоже на картинку с коробки зеленого чая, только здесь - ближе к оригиналу:

Где хватает за полы товар двуногий
с бубенцами,
цимбалами на пальцах ног:
нагие юноши-единороги
и девы, вывернутые, как цветок.

Это - Индия духа? Африка хлама?
Гербарий чисел, которых нет?
Наступающего Армагеддона реклама
или пародия на тот свет..

А не это ли, часом, и есть он самый,
где от счастья смеется трава, -
Рай?
Или: "Откройся, Сезам", и -
Ад,
где - гумилевский "Трамвай"?

На первой позиции майского "НМ" - "новые безделки" Веры Павловой. И это не пазлы, это другого рода игрушки, по большей части словесные, но встречаются иные недолговечные материи. Вот коробка с солдатиками:

Сражаться с прошлым - вдвойне
нелепое донкихотство:
во-первых, на его стороне
численное превосходство,
во-вторых, его войска
вылеплены из воска.
Поднимется ли рука
сражаться с таким войском?