|
||
/ Обзоры / Периодика < Вы здесь |
Журнальное чтиво. Выпуск 178 Дата публикации: 28 Сентября 2004 получить по E-mail версия для печати Сентябрь на исходе, и очередь последних летних стихов. Но летних стихов нет, есть лишь итало-сентябрьский цикл Ольги Мартыновой в 9-м "Новом мире", про пустоту осеннюю венецианскую - без звуков, но с цветами и запахами, Майринком, Големом и небесными бомжами: Все дольше звука ждать. Хоть чист осенний воздух. Потом все же являются цикады и... воет в волнах безумец. Прочие сентябрьские стихи и вовсе не сентябрьские: в Израиле - февраль, в Кабуле - первый снег (все - в 9-м "Знамени"). Открывает этот список горячих точек Москва ("Выдох" Марии Степановой), а номер, напомним, сентябрьский. В том же выпуске "НМ", где про Венецию в сентябре, - в напоминание о греческой Олимпиаде - "Победные песни" Пиндара в переводах Максима Амелина. В последнем "Октябре" штукарствующий Игорь Иртеньев ("Не надо нам чужого бренда") и растерянно вопрошающий Дмитрий Храповицкий: Зачем же мы так мучимся, не зная, Есть еще стихи в "Критической массе": очередные "происки заастральных сил" от Михаила Еремина и "Сомнамбула и дуэлянтки" Алексея Парщикова: Я слетел с перекладины и провалился в маки Наконец, в "Звезде" большая подборка Елены Шварц "Стихи этого года". О Черной речке и смертельном пении, о Горе-злосчастье и бесконечном счастье, о скелете - не в шкафу, а на весенней опушке, о "телеграфе улиток" и прочих темных языках (кодах) природных сил. Стихи черно-белые, между жизнью и смертью; смерть ужасающе бела и сложно-хитра, жизнь темна, влажна, есть лишь Некто в цвете: "Он... всю вечность жонглирует апельсинами / Разноцветными солнцами - зелеными, синими..." И есть огонь, который черен и смертелен одновременно, Бог чертит сажей кресты на лбу, "запах гари ему ладана слаще и мирра", огонь здесь, похоже, главное действующее лицо, и он поразительно похож на поэта с говорящей фамилией Шварц: Была римской поэтессой, Стихи называются "Чем была и чем стала", они не темны (принято думать, что Елена Шварц темна), просто такая черно-белая символическая живопись. Инну Лиснянскую, напротив, всегда полагали прозрачной, и это правда, притом что февральско-израильский цикл обманчиво пестр, а символический код до странного схож с черно-белыми "Стихами..." Елены Шварц - все та же зола и "пылающая купина", все те же библейские Иов и Иона, и лишь "крестики" - не сажей на лбу, а едва уловимым миндальным цветом в воздухе: Своя среди чужих - как это редко Прозрачность здесь происходит из множества вещей, но прежде всего - из настоящего 1-го лица и настоящего времени. И библейский огонь - лишь прообраз огня настоящего, не символического: Боже, неужто Твоя пылающая купина Кабульские стихи (Виктория Волченко, "В Кабуле выпал первый снег...") - совсем иного порядка: все больше про злоключения автора, вообразившего себя, похоже, Есениным в юбке. Впрочем, где-то в начале там выходит из пещер "тот самый Ладен", а ближе к концу выясняется, что "ни в чем не виноват Яков Блюмкин". Открывается 9-й номер "Знамени" московскими стихами Марии Степановой, где "Арбат, и табурет, и ужасы гадалки", и "под любой ногой немилый порошок", где праздничный концерт подносит Хворостовский а титульный "выдох" наступает на словах "матросская тишина". Настоящий фокус этих "московских терцин" на злобу дня с эпиграфом из Дантова "Ада" в пушкинском переложении как раз в том, что они продолжаются столько, на сколько хватит дыхания. Воздух в легких заканчивается на последней строке: В матросской тишине, несомой на износ. В последнем "Новом мире", напомним, - "Победные песни" Пиндара с концептуальным предисловием переводчика о настоящем смысле древнегреческих игр и древнегреческой лирики: "Смыслонаполнение, например, слова "лирика" было совсем иным, нежели ныне. В классицистической иерархии жанров этому понятию соответствовал жанр лиро-эпический. Однако древнегреческий лирик - не просто сочинитель стихов, но и мифограф, и композитор, и даже танцмейстер. Лирическая поэзия, тем более хоровая, была явлением общественным и религиозным. Лирика прежде всего пелась в сопровождении музыки и танца" и т.д. Все - вещи вполне хрестоматийные. Затем выясняется, что Пиндар был сторонником "единоличного правления", что "афинская демократия, склоняющаяся ко многобожию", для него неприемлема, "и он старается всячески обходить ее молчанием, без особой на то необходимости не упоминать о ней". Затем снова теоретическое отступление о правилах версификации - российской и древнегреческой, затем примеры из Василия Петрова (в амелинских "опытах" вполне предсказуемые), наконец собственно "Победные песни", числом пять: Восьмая Немейская, Шестая Пифийская, Вторая Истмийская, Третья и Одиннадцатая Олимпийские. Олимпийский point таков: Коль вода всего совершенней и всех В том же номере "НМ" - занятные "Вечера" переводчика Осии Сороки: чеховский "Дом с мезонином" переписываем в столбик, получается... Блок: Одна из них, постарше, И коль скоро речь зашла о переводах и переводчиках - в "Новых переводах" июльской "Звезды" "Вальс" Байрона в спотыкающемся на обе ноги переводе Георгия Бена: ...Вальс очаровательный Это были последние летние стихи из сентябрьского "Журнального зала". А вот настоящие стихи сентября 2004-го, их в "Журнальном зале" нет. было третье сентября поставить закладку написать отзыв
|
inna@inna.kiev.ua |
|
||