Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Сеть | Периодика | Литература | Кино | Выставки | Музыка | Театр | Образование | Оппозиция | Идеологии | Медиа: Россия | Юстиция и право | Политическая мысль
/ Обзоры / Периодика < Вы здесь
Журнальное чтиво. Выпуск 187
Дата публикации:  8 Февраля 2005

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Очередной стиховой выпуск "Чтива" следует начать с последнего "Ариона", каковой открывается большим циклом Александра Кушнера "Лишь бы все оставалось". Там про южное лето (итальянское по большей части), ночной сад, кипарис над морем, бездну (нестрашную - с надписями "Минутко, Редько, Криволапов... и Тютчев"), обломки былой славы, про которые Гете что-то уже говорил - "а что - я забыл - и не важно, / К сердцу прижму эту римскую славу и спесь, / Рухнула, ссохлась, травой поросла - и не страшно". Ничего не страшно, если не в первый раз, если все уже было и кто-то уже говорил, если это не более чем чужие стихи и... фотография на память. Такая вот итальянская фотография:

Группа советских поэтов: Смирнов,
Инбер, Твардовский, Прокофьев, Мартынов,
Слуцкий - я всех перечислить готов,
В группу попавших, седьмой, самый чинный,
Важно стоит Заболоцкий, ему
После всего, что с ним было, Равенна
Кажется, может быть, сном: одному
Из семерых ему ад по колено... и т.д.

Собственно, фотография на фоне Данте, год 1957-й, писательский суд над Пастернаком впереди, - и стихи об этом:

Льется на группу полуденный свет.
Слава, и честь, и завидное благо.
А Пастернака с Ахматовой нет,
Не нашумел еще "Доктор Живаго",
Гром впереди и великий разнос,
Выступят Инбер, Смирнов и Мартынов,
Слуцкий-бедняга, под общий психоз
Сдуру попавший, со скорбною миной.

За скобками осталась история довольно страшная, но это - с другими. И из другого цикла - новомирского, а Кушнер на этот раз практически везде... кроме присущей ему "Звезды". Кушнеровский цикл в февральском "Знамени" называется "Стрекоза", там опять про неземное дуновенье, посуду в буфете и дырочку на штанах:

В стихах, - сказал он, - ветерок
Быть должен, веющий оттуда, -
И посмотрел куда-то вбок,
Но там стояла лишь посуда...

Что же до дырочки на штанах, то она затем, чтоб помнить о Венеции:

Мы сели у моста Риальто, выбрав столик
Под тентом, на виду, и выпили вина;
Казалось, это нам прокручивают ролик
Из старого кино, из призрачного сна,
Как тут не закурить? Но веющий с Канала,
Нарочно, может быть, поднялся ветерок -
И крошка табака горящего упала
На брюки мне, чтоб я тот миг забыть не мог.

Т.е. последовательность приблизительно такая: сначала итальянский пейзаж и что-нибудь из былого - обломки былой славы, чужие слова и старое кино, потом - посуда, крошки, дырочка на штанах, из этого сора - стихи, и все это вместе - "чтоб я тот миг забыть не мог", чтобы "все оставалось как есть", а стихи - нечто вроде стоп-кадра.

Все останется как есть, и залог тому - неизменный Кушнер. Без малого десять лет назад это кушнеровское свойство - превращать культуру в некую вещь, уютную, домашнюю и стабильную, - сформулировал Фазиль Искандер: "Он - поэт уюта, поэт окультуренного человеком мира... Вопросы, на которые Кушнер не находит ответа, и не ставятся в его стихах. Он никогда не зависает над бездной, не вглядывается в нее подобно Тютчеву и Блоку. Но это общее свойство поэтов дома". Добавлю лишь, что номинальных бездн у Кушнера немало, и они неизменно рифмуются с Тютчевым. Кажется, Кушнер существует, кроме всего прочего, для того, чтоб утвердить нас в неких культурных привычках. И если что непривычно выбивается из этой чудесной картинки, то это фотография из будущего:

Две тысячи сто сорок пятый год.
Поэт Бен Ладен и Саддам-философ
Сидят в кафе и ждут, что подойдет
Гарсон. Гарсон подходит. Бледно-розов
В Парибагдаде майский вечерок.
- Взгляни, Бен Ладен, на его рубаху
С арабской вязью! Кофе нам и сок.
Скажи, гарсон, молился ты Аллаху?

- Молился утром, в полдень и сейчас
- Пойду в мечеть, чуть позже, на закате.
- Отлично, мальчик!
Думаю, что нас
Он не читал. Как все, чуть-чуть фанатик.
А мне, Бен Ладен, местный фанатизм
Невмоготу - такое настроенье.
- Ты прав, Саддам, И в этом - драматизм
Последних лет. - Прочти стихотворенье.

В чем тут мораль? В том, что все повторится? И на обломках былой культуры напишут новые стихи? А значит, все останется как есть...

Вслед за Кушнером в "Читальном зале" "Ариона" - Глеб Шульпяков, пафос тот же, те же переклички в культурном лесу, но интонация другая - с оглядкой на другого ленинградского поэта:

Сад Люксембурга и Парк Победы,
вязы на острове Маргариты -
в этом лесу еще есть просветы,
красные в сумерках габариты.

Иллюминация из Поднебесной
посередине пути земного:
колется воздух, и листьям тесно,
и начинается все по новой...

В той же инерции - т.е. "вдоль по Питерской" - в последнем "Новом мире" дежурная ретроспекция Рейна, неизбежное "путешествие в обратно" в пятистопных ямбах, сбивающихся на прозу. Только на этот раз в уме не "Вновь я посетил", а скорее "Северное море" (хотя всегдашний дачный пейзаж) и дантовское нисхождение, автор в роли Вергилия, история происходит в ночь на Ивана Купалу:

Лес почему-то странно погустел,
ничтожный дачный лес,
но мы никак его покинуть не могли,
стволы смешались с кустарником,
я впереди шагал,
а он опять забормотал в затылок:
"Случится то, что предназначено,
вожатый меня ведет..." и т.д.

Наконец, в первом номере "Октября" подборка Анатолия Наймана под названием "Деревенский философ". Найман-поэт, кажется, в большей степени персонажен, и ему менее прочих "соратников по плеяде" свойственна лирическая инерция (каковая, как ни смотри, все же - инерция). Нынешний "деревенский цикл" включает искусство фуги, имитацию птичьего щебета и футбольный путеводитель, а титульный философ - прагматик и оптимист:

Не наговаривайте: мол, то медведица -
на грубый в семь точек чертеж ковша.
А что они, как гирлянда, светятся,
то к ним электричество подвел Левша.
...
И, в общем, я жизни доволен итогами,
смотря с крыльца, как здоровые лбы
под водотталкивающими тогами
отправляются с девственницами по грибы.

В том же "Октябре" "Три стихотворения" Алексея Цветкова, и там свой деревенский философ, не оптимист отнюдь, напротив, с ежеминутным memento mori, иначе говоря - "гроб куда ни поверни":

торопясь под песню птичью
за лекарствами в район
можно стать кому-то дичью
и добычей для ворон

если выйдешь к автомату
на жену как волк сердит
там шопенову сонату
группа медная дудит

даже ближний путь в контору
на разбор текущих дел
мученичества корону
обещает каждый день

у любого домочадца
после потного труда
есть серьезный риск скончаться
и исчезнуть навсегда

Алексей Цветков, похоже, - первый поэт в сегодняшнем выпуске "Чтива", за которым нет "питерского шлейфа". Следующий - Александр Еременко со стихами на тот свет:

Борису Рыжему на тот свет

Скажу тебе, здесь нечего ловить.
Одна вода - и не осталось рыжих.
Лишь этот ямб, простим его, когда
летит к тебе, не ведая стыда.
Как там у вас?
......................................
Не слышу, Рыжий... Подойду поближе

В этой подборке много посвящений и пародической риторики, вот еще одно посвящение - Валерии Новодворской:

Дареной свободе в зубы - смотрят.
Снайпер
Глаза слезятся, а руки делают.

"Новые стихи" Еременко - в январском "Знамени", а в февральском - Вера Павлова с эротическими каламбурами:

Здесь лежит постоялец
сотни временных мест,
безымянный, как палец,
одинокий, как перст.

Наконец, в "Новом мире" - ученые игры Максима Амелина ("Продолжение "Веселой науки") - полное собрание Брюсовых изречений... от А до Я.

И на этом, кажется, стоит поставить точку. В сегодняшнем зимнем обозрении мы имели стихи эротические и пародические, ученые игры, культурные ретроспекции и разного порядка деревенскую философию. Не было, пожалуй, "поэзии метафизической" - в том качестве, которое подразумевают Олег Чухонцев и Игорь Шайтанов в "Диалоге" последнего "Ариона". Речь там о природе успеха, о тиражах давних и нынешних, о филологии и фольклоре, но прежде всего - о поэтах-метафизиках, о Тютчеве, Баратынском и Бродском. При этом Чухонцев забавно судит Тютчева-панслависта с высоты сегодняшних новорусских строек:

"Тютчевские поэтические размышления по поводу панславизма со столицей в Царьграде и всего подобного - просто непонятно, как у такого умного человека происходит затмение разума. Особенно это сейчас смешно, когда турецкие рабочие строят Москву. Полный крах идеи. Еще в 1980-е годы можно было обсуждать серьезно вклад Самарина и других, а вот когда из Царьграда появляются строительные бригады, и они возводят самые престижные здания столицы, после того, как отдали Крым, ушла Малороссия... На всякого мудреца довольно простоты".


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв ( )


Предыдущие публикации:
Инна Булкина, Журнальное чтиво. Выпуск 186 /25.01/
Небо в алмазах. Проза зимы.
Инна Булкина, Журнальное чтиво. Выпуск 185 /11.01/
Когда Майдан опустеет. Украинские журналы "оранжевых" месяцев.
Инна Булкина, Журнальное чтиво. Выпуск 184 /28.12/
Толстые журналы: итоги года-2004.
Глеб Шульпяков, Дневник старшего брата /21.12/
В который раз убеждаешься: примечательные результаты дает только творческий произвол одного человека. При условии, что у него безупречный вкус. "Иностранная литература" # 11.
Инна Булкина, Журнальное чтиво. Выпуск 183 /14.12/
Плюс-минус критика и проблема "мураками"
предыдущая в начало следующая
Инна Булкина
Инна
БУЛКИНА
inna@inna.kiev.ua

Поиск
 
 искать:

архив колонки:





Рассылка раздела 'Периодика' на Subscribe.ru