|
||
/ Обзоры / Периодика < Вы здесь |
Журнальное чтиво. Выпуск 187 Дата публикации: 8 Февраля 2005 получить по E-mail версия для печати Очередной стиховой выпуск "Чтива" следует начать с последнего "Ариона", каковой открывается большим циклом Александра Кушнера "Лишь бы все оставалось". Там про южное лето (итальянское по большей части), ночной сад, кипарис над морем, бездну (нестрашную - с надписями "Минутко, Редько, Криволапов... и Тютчев"), обломки былой славы, про которые Гете что-то уже говорил - "а что - я забыл - и не важно, / К сердцу прижму эту римскую славу и спесь, / Рухнула, ссохлась, травой поросла - и не страшно". Ничего не страшно, если не в первый раз, если все уже было и кто-то уже говорил, если это не более чем чужие стихи и... фотография на память. Такая вот итальянская фотография: Группа советских поэтов: Смирнов, Собственно, фотография на фоне Данте, год 1957-й, писательский суд над Пастернаком впереди, - и стихи об этом: Льется на группу полуденный свет. За скобками осталась история довольно страшная, но это - с другими. И из другого цикла - новомирского, а Кушнер на этот раз практически везде... кроме присущей ему "Звезды". Кушнеровский цикл в февральском "Знамени" называется "Стрекоза", там опять про неземное дуновенье, посуду в буфете и дырочку на штанах: В стихах, - сказал он, - ветерок Что же до дырочки на штанах, то она затем, чтоб помнить о Венеции: Мы сели у моста Риальто, выбрав столик Т.е. последовательность приблизительно такая: сначала итальянский пейзаж и что-нибудь из былого - обломки былой славы, чужие слова и старое кино, потом - посуда, крошки, дырочка на штанах, из этого сора - стихи, и все это вместе - "чтоб я тот миг забыть не мог", чтобы "все оставалось как есть", а стихи - нечто вроде стоп-кадра. Все останется как есть, и залог тому - неизменный Кушнер. Без малого десять лет назад это кушнеровское свойство - превращать культуру в некую вещь, уютную, домашнюю и стабильную, - сформулировал Фазиль Искандер: "Он - поэт уюта, поэт окультуренного человеком мира... Вопросы, на которые Кушнер не находит ответа, и не ставятся в его стихах. Он никогда не зависает над бездной, не вглядывается в нее подобно Тютчеву и Блоку. Но это общее свойство поэтов дома". Добавлю лишь, что номинальных бездн у Кушнера немало, и они неизменно рифмуются с Тютчевым. Кажется, Кушнер существует, кроме всего прочего, для того, чтоб утвердить нас в неких культурных привычках. И если что непривычно выбивается из этой чудесной картинки, то это фотография из будущего: Две тысячи сто сорок пятый год. В чем тут мораль? В том, что все повторится? И на обломках былой культуры напишут новые стихи? А значит, все останется как есть... Вслед за Кушнером в "Читальном зале" "Ариона" - Глеб Шульпяков, пафос тот же, те же переклички в культурном лесу, но интонация другая - с оглядкой на другого ленинградского поэта: Сад Люксембурга и Парк Победы, В той же инерции - т.е. "вдоль по Питерской" - в последнем "Новом мире" дежурная ретроспекция Рейна, неизбежное "путешествие в обратно" в пятистопных ямбах, сбивающихся на прозу. Только на этот раз в уме не "Вновь я посетил", а скорее "Северное море" (хотя всегдашний дачный пейзаж) и дантовское нисхождение, автор в роли Вергилия, история происходит в ночь на Ивана Купалу: Лес почему-то странно погустел, Наконец, в первом номере "Октября" подборка Анатолия Наймана под названием "Деревенский философ". Найман-поэт, кажется, в большей степени персонажен, и ему менее прочих "соратников по плеяде" свойственна лирическая инерция (каковая, как ни смотри, все же - инерция). Нынешний "деревенский цикл" включает искусство фуги, имитацию птичьего щебета и футбольный путеводитель, а титульный философ - прагматик и оптимист: Не наговаривайте: мол, то медведица - В том же "Октябре" "Три стихотворения" Алексея Цветкова, и там свой деревенский философ, не оптимист отнюдь, напротив, с ежеминутным memento mori, иначе говоря - "гроб куда ни поверни": торопясь под песню птичью Алексей Цветков, похоже, - первый поэт в сегодняшнем выпуске "Чтива", за которым нет "питерского шлейфа". Следующий - Александр Еременко со стихами на тот свет: Борису Рыжему на тот свет В этой подборке много посвящений и пародической риторики, вот еще одно посвящение - Валерии Новодворской: Дареной свободе в зубы - смотрят. "Новые стихи" Еременко - в январском "Знамени", а в февральском - Вера Павлова с эротическими каламбурами: Здесь лежит постоялец Наконец, в "Новом мире" - ученые игры Максима Амелина ("Продолжение "Веселой науки") - полное собрание Брюсовых изречений... от А до Я. И на этом, кажется, стоит поставить точку. В сегодняшнем зимнем обозрении мы имели стихи эротические и пародические, ученые игры, культурные ретроспекции и разного порядка деревенскую философию. Не было, пожалуй, "поэзии метафизической" - в том качестве, которое подразумевают Олег Чухонцев и Игорь Шайтанов в "Диалоге" последнего "Ариона". Речь там о природе успеха, о тиражах давних и нынешних, о филологии и фольклоре, но прежде всего - о поэтах-метафизиках, о Тютчеве, Баратынском и Бродском. При этом Чухонцев забавно судит Тютчева-панслависта с высоты сегодняшних новорусских строек: "Тютчевские поэтические размышления по поводу панславизма со столицей в Царьграде и всего подобного - просто непонятно, как у такого умного человека происходит затмение разума. Особенно это сейчас смешно, когда турецкие рабочие строят Москву. Полный крах идеи. Еще в 1980-е годы можно было обсуждать серьезно вклад Самарина и других, а вот когда из Царьграда появляются строительные бригады, и они возводят самые престижные здания столицы, после того, как отдали Крым, ушла Малороссия... На всякого мудреца довольно простоты". поставить закладку написать отзыв ( )
|
inna@inna.kiev.ua |
|
||