Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Сеть | Периодика | Литература | Кино | Выставки | Музыка | Театр | Образование | Оппозиция | Идеологии | Медиа: Россия | Юстиция и право | Политическая мысль
/ Обзоры / Периодика < Вы здесь
Журнальное чтиво. Выпуск 191
Дата публикации:  5 Апреля 2005

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Нынешнее "Чтиво" про стихи февраля (достать чернил и плакать) и марта-апреля (какие слезы!). Но журнальный март, похоже, выдался бесслезный... да и просто никакой. Из всего мартовского улова выделим лишь полеты "падающего тела" в 3-м номере "Дружбы народов" (подборка Инги Кузнецовой называется "Полеты над-под"), и там - бессонница, "чертежи-миражи", черно-белое кино, замедленная съемка.

Март, простуда, Пастернак:

Стаи кричат чернотою пронзительной.
Утром проснешься - в новом снегу
двор, будто фильм для медлительных зрителей,
для замирающих на бегу.

Бродишь с прививкою пастернаковой
в венах гриппозных, с болью в скуле.
Как одиноки неодинаково
стертые знаки на мокрой земле!

Прошлое рвется клочками газеты,
и не прочитать мне его никогда.
Город растерзанный, город раздетый
мартовская омывает вода.

Все февральские слезы выплакала Вера Павлова во 2-й "Звезде" ("Как нестерпимо жалит жалость / к себе! И плачешь на плече..."). Реки слез там затапливают берега; захлебнувшиеся в слезах неизменно находят свое место на небесах; наконец, все пролитые и не пролитые слезы после ювелирной огранки обращаются в "гроздья роз"... хотя нет, вру, суть не в рифме, - ювелир здесь - метафора поэта: "...медленный труд ювелира - огранка непролитых слез". Изумруды, стало быть. Другими словами - семантическая инерция, в этих словесных играх неизбежная. И вот они, изумруды:

Март на школьном дворе - серебро.
Сентябрь в больничном парке - золото.
Перебираю свое добро.
Примеряю. Выгляжу молодо.
Бриллиант, изумруд, сапфир
чистой совести. К тихой старости
примеряюсь. И миру мир
возвращаю в целости и сохранности.

Итак, слезы выплаканы, потерь нет, все в целости и сохранности, никого не жалко. Такая вот ювелирная витрина.

В последнем "Новом мире" витрина музейная - стеклянный куб, оптический тир, мертвый Рим, сад Боргезе (Анатолий Найман, "Свой мир").

Там, где стык веществ и культур,
то, что пережил ржавый лист
и его не сбросивший дуб,
гипсу статуй ведомо лишь.

Садово-парковая архитектура от Владимира Салимона в последнем сетевом номере "Октября" - несколько иного порядка гипсовые статуи, сравнительно недавние, однако суть их непонятна и "никому не интересна", язык мертв, ближайшая ассоциация - "узор надписи надгробной на непонятном языке":

Никто за редким исключеньем
в ней ни черта не понимает,
а только с воодушевленьем
сирень душистую ломает.

Садово-парковую сирень в этой логике сменяет кладбищенская черемуха:

Где куст черемухи, прохладой
врасплох захваченный, дрожит,
здесь за кладбищенской оградой
он царство мертвых сторожит.

Затем происходит гроза, она пахнет тленом... и Тютчевым. Впрочем, все это "красок увяданье" и "древний хаос в незрелых умах" немедленно зачищается "порядком в рядах" и прикрывается зонтиком от Ходасевича. От него же, надо думать, и "ключи на ржавом гвоздике".

А вот еще один опыт садово-парковой архитектуры: лауреат премии Бориса Пастернака Мария Степанова в апрельском "Знамени":

Русская готика.
Куполы-лампочки.
Девочки-лапочки.
Церква и мальвы.
Мирного скотика - серого котика,
Спящего на неприкрашенной лавочке,
В грязны уста целоваль вы.

Здесь имеем баженовскую "балюстраду в Быково", "тир в парке Сокольники", пруд и фонтан, колесо обозрения, качели-карусели и прочие радости юной жизни под "музыку из "Приключений Электроника". Монтаж аттракционов, короче говоря, или та "доступных вариантов картотека", что задается механизмом "входит Пушкин в летном шлеме". И формальный ряд выстраивается по аналогии, метры, рифмы и цитаты взламываются с тем же оглушительным эффектом: "И лампочки в очах немыслимого блеска. / И выстрелы в ушах немыслимого треска". Беда лишь в том, что избыточное выламывание строк, смысл которого, вероятно, в том, чтобы имитировать "напряжение всех смыслов", порою отдает манерностью, и искусственные руины потешной "русской готики" не спасают. Однако как фон - родной и присущий - они выбраны исключительно точно. Итак, перед нами "падшая архитектура":

Чтобы ее и меня поминали вдвоем
(Словно поп-группу, автографы же не даем).
Чтобы ее и меня совмещали в тетради
(пушкин-у-моря, степанова-на-балюстраде).
Чтобы ни мне и ни ей не остаться одной
(Вот она дремлет, как пьяная кошка во рву),
Чтобы ее и меня сосчитали родней
(Вот она дышит заразой больничных палат),
Чтобы она была скобкой, в которой живу,
Чтобы зелененький воздух над нею и мной
Был нам един слуховой-духовой аппарат.

Цикл называется "Физиология и малая история". Быково и Сокольники - из "малой истории", а "физиология" монтируется по тому же принципу - как очередная "вариантов картотека" или человечек из "обломков" конструктора "Лего":

Вы ж, от темечка и до пятки,
Позвонки, перепонки, прядки,
...
Побывайте-ка одиноки:
Нос в подушку, в подвеки оки,
Ноги в стороны, руки в боки.
В небном гроте, как стадо, зубы.
Белый лоб. И срамные губы.
Постромки. Полустанки. Трубы.

Мария Степанова представлена в редакционном предисловии как "постоянный автор "Знамени"; другой постоянный автор "Знамени" - Александр Левин, его подборка открывает апрельский номер и называется "До времен торжества лесоруба". Здесь прием похожий, но другой; этот "монтаж аттракционов" сродни клипу, он не столько "ломает", сколько замыкает в своих рамках некую историю. Получается страшновато - именно в силу природы клипового мира, чересчур пластичного и легко меняющего формы и сущности (собственно, на то и компьютерная графика):

Страшный мальчик вышел боком,
притворяясь колобоком,
остудился, полежал,
скок-поскок и убежал.
И от бабушки ушел,
и от дедушки ушел,
в лес зеленый покатился,
колобоком обратился,
серым волком побежал,
бледной лошадью заржал,
вынул ножик, вынул два -
покатилась голова.
А как вышел из тумана
да вынул пестик из кармана,
стал из пестика палить -
бога доброго хвалить.

Этот мир очень легко переводится на некий привычный визуальный язык: рекламная пауза, перебор привычных роликов на фоне не самой привычной анимации, анимации в ее буквальном смысле, - покуда грешное тело предается утехам консьюмеризма, анима совершает свои полеты в сумраке Аида.

...каким-то пальмовым оливом,
каким-то, кажется, сэйфгардом,
какой-то, может быть, флореной -
намыливал двумя руками,
пока душа его в смятенье
крылом касалась врат Аида,
то нерешительно снижаясь,
то быстро-быстро улетая,
но неизменно возвращаясь.
Потом он пил свой кофеякобс,
свой нес кафе и пил горячий,
пахучий, сладкий, растворимый,
а там, пред Кербером трехглавым,
его душа зависла в страхе...

На самом деле ключевым словом (мотивом) март-апрельских стихов стали не "слезы", конечно. Для начала отметим редкую в русских стихах и тем более заметную - с оглядкой на весенний авитаминоз - любовь к хлорофиллу ("Только б свет на коротких волнах подсинял H2O / облаков, только б ел хлорофилл СО2, мое счастье..." (Найман) и, соответственно, у Инги Кузнецовой: "Голова - черный ящик. И, кажется, не извлечь / тех, кого я любила. Все то, что когда-то любила. / Повиликой внутри разрастается зябкая речь. / У нее дефицит хлорофилла"). Однако навязчивая идея, злой дух и "черный ящик" последнего момента - "телециклоп" (так у Наймана - третий глаз, и не понять, или мы смотрим на него, или он на нас), "телеящик Пандоры", из которого "сочится война" - "сочится из пор отключенного монстра" (Инга Кузнецова). И вот наконец парад телемонстров у Александра Левина, у них нет названья, у них есть лишь витальные свойства, окрас и строение:

Повылезло уродов на экранах телевизоров
от прочих отличается повышенной ворсистостью,
усиленной кустистостью, идейной нерушимостью,
окрасом специфическим, фактурой незабвенною.
Подобного повылезла давненько видно не было.
Все больше были бойкие нечеткого строения,
какие-то курчавые с заметной перекладинкой,
какие-то пятнистые с известной оговоркою.
Как все-таки в природе все разумно предусмотрено!
Прошла пора повылезла нечеткого-пятнистого -
тотчас пошло повылезло квадратное в сечении,
а сердце телезрителя то плачет, то волнуется...

В конечном счете все же так: "то плачет, то волнуется". Так что вот заветный point:

О март-апрель, какие слезы!
О чем ты плачешь? Что с тобой?


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв ( )


Предыдущие публикации:
Инна Булкина, Журнальное чтиво. Выпуск 190 /22.03/
Новые песни о старом. Проза минувшей зимы.
Глеб Шульпяков, Порожняком /15.03/
"Дорога в город" Наталии Гинзбург - это "Амаркорд", только со знаком минус. Дороги римских времен хороши и прочны. А пойти все равно некуда. И деваться от себя и других - тоже. "Иностранная литература" # 2.
Инна Булкина, Журнальное чтиво. Выпуск 189 /09.03/
Раскол в серафимах, эпистолярные патологии и смерть классического текста. "Неприкосновенный запас" ## 37, 38, "НЛО" # 69.
Инна Булкина, Журнальное чтиво. Выпуск 188 /22.02/
Рецепты выживания для стойких оловянных "толстяков". Литературная non-fiction.
Глеб Шульпяков, Немного лошади /15.02/
"День шел медленнее, чем ползет по мочеточнику почечный камень размером с грецкий орех". "Иностранная литература" # 1.
предыдущая в начало следующая
Инна Булкина
Инна
БУЛКИНА
inna@inna.kiev.ua

Поиск
 
 искать:

архив колонки:





Рассылка раздела 'Периодика' на Subscribe.ru