Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Сеть | Периодика | Литература | Кино | Выставки | Музыка | Театр | Образование | Оппозиция | Идеологии | Медиа: Россия | Юстиция и право | Политическая мысль
/ Обзоры / Периодика < Вы здесь
Журнальное чтиво. Выпуск 193
Дата публикации:  3 Мая 2005

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

урнальный Зал" продолжает пополняться и умножаться, - нынче, главным образом, за счет диаспоры. К недавним новобранцам - "Крещатику", "Студии" и "Интерпоэзии" добавился американский ежеквартальник "Слово/Word": в апрельских обновлениях последний прошлогодний номер. Но коль скоро у нас очередь нон-фикшн, мы выйдем на этот раз за пределы "Журнального Зала", - не потому что там журналов мало, но уж больно поздно они туда доходят... Сетевые "НЛО" и "НЗ" на привычные полтора шага отстают от своих бумажных версий, однако сегодня речь пойдет о последней книжке "Отечественных записок", которая уже имеет место быть на аутентичном сайте "ОЗ", и это # 5 за прошлый год. В "Журнальном зале" только 4-й номер.

Мы никогда прежде подробным образом не представляли "Отечественные записки", причина в том, что мы не считали "ОЗ" журналом. Да и сейчас не считаем. "ОЗ" - толстый тематический сборник, в большинстве случаев разноречивый и скучноватый. Однако последняя книжка, кажется, все же хороша. Она называется "Присвоение прошлого", речь там об истории и историках, об исторических реконструкциях и исторической памяти, об исторических мифах, "историческом неврозе" и возможных лекарствах, которые прописывает "позитивное научное знание". В качестве такового, надо думать, выступает первый раздел "История историков". Открывается он статьей Виктора Живова "Два пространства русского средневековья и их позднейшие метаморфозы", - "два пространства" это Киевская Русь в религиозных и исторических конструкциях Илариона и Нестора и Московское царство как теократическая имперская идея во всей последовательности ее модификаций - от старца Филофея до Ивана Грозного и от Карамзина до ... Герцена: "Несмотря на все герценовское безбожие, категории его утопического построения остаются по существу религиозными. В этой конструкции преобразуется все то же лишенное царя "святорусское" пространство, в котором народу приписываются отобранные у православного царя добродетели".

Далее следует убедительный историографический сюжет Игоря Данилевского о Ледовом побоище (источники в оппозиции к мифу) и не столь убедительная, но как всегда эффектная "столетняя русская революция" от Александра Эткинда. Фокус перманентной революции, по Эткинду, в различении так называемой "мягкой памяти" ("потенциально обратимой") и "твердой" (видимо, - необратимой): "По мере достижения определенного, порогового уровня консенсуса в сфере мягкой памяти материал переходит в твердую память и кристаллизуется в памятниках". Такого рода "кристаллических форм" в случае с русской революцией автор, похоже, не наблюдает, имеем лишь "популярную историю" (солженицынский "Архипелаг") и "устную историю" (она, волею Эткинда, оказалась в ведении "Мемориала"). Самыми "твердыми" из всех "исторических форм" автору статьи представляются российские купюры с видами "мест памяти" (в частности, 500-рублевка с видом Соловков). Однако этого очевидно недостаточно: "Осиновые колы не забиты, и вампиры готовы к полетам".

"Память" не как метафору, но как социальную категорию описывает Борис Дубин. Суть, кажется, в неких "воображаемых пределах коллективной идентичности" "советского человека":

"...Фокусирующей точкой, смысловым центром всей конструкции значимого мира стала победа в Отечественной войне, а ее "эхом", "двойником" - победа в освоении космосa, полет Гагарина. При этом отрицательные значения событий, предшествовавших войне (коллективизация, голод, репрессии), заметно снизились, тогда как символы всего негативного, разрушительного или угрожающего разрушением оказались перенесены в более близкий хронологический период и сконцентрировались в еще совсем недавней, но уже ставшей прошлым "эпохе перестройки", девяностых годах. Тем самым дальние временные планы воображаемого целого истории как бы высветлились, ближние же, напротив, стали чернее. А между ними легла некая новая страна Утопия - "позолоченный век" брежневского пятнадцатилетия".

Характерно, что Борис Дубин обнаруживает сакраментальную религиозную идею "кары", наказания за грехи, прослеженную прежде Виктором Живовым от средневековых текстов вплоть до школьных учебников истории (татаро-монгольское иго как "наказание" за "феодальную раздробленность"). Она же осуществляется в реконструируемых Дубиным "пределах" коллективной памяти: ""начало" этого общего времени (Октябрьская революция) и "конец" (распад СССР и последовавшая за ним катастрофа чеченской войны как своего рода "наказание" за случившееся)".

Наконец, Владислав Назаров задается вопросом, что именно будут праздновать россияне 4 ноября 2005 года, а заканчивается "История историков" большим интервью с Ароном Гуревичем.

Затем следует "школьная история": как ее преподают, по каким учебникам и каков конечный результат. Результат, соответственно, находим в сочинениях старшеклассников, которые воспроизводит здесь же Александра Веселова, и результат этот способен поразить. Вот НЭП и настоящая финансовая политика глазами сегодняшних восьмиклассников, или - как в прошедшем грядущее зреет:

"Шел 1928 год, в стране был кризис. Фактически страной правили богатые, "зажиревшие" нэпманы. У них у всех был общий знакомый - Иван Кудрин. Он успел у всех поработать. По профессии он был счетовод <...> все его предыдущие хозяева как правило становились банкротами. Кудрин несколько переделывал счета и большую часть денег забирал себе <...> Но все-таки ему не дали обворовать всю богатую общественность страны. В 1934 году его посадили в тюрьму, после того, как он был замечен служанкой одного нэпмана роющимся в нерабочее время в ящике хозяина.

Сейчас Кудрин - министр финансов РФ и судя по всему он не многим отличается от своего предка. С виду он приличный человек, но загадка, что у него внутри. И сейчас таких политиков очень много".

Третий большой раздел посвящен истории в телевизоре, опрошены Леонид Парфенов и Николай Сванидзе, после чего сами они становятся персонажами Веры Зверевой, оценки предсказуемы: Сванидзе "академичен", Парфенов "развлекает".

В "телераздел" попадает и Максим Соколов со статьей о вкусе и запахе советского общепита, о цвете и тени, об эффекте кинохроники и о механизмах исторического ревизионизма. Механизм назван "гравюризацией" и имеет отношение не столько к настоящей графической технике, сколько к адаптации, упрощению исторического знания, фактически к его "деиерархизации, она же эгалитаризация".

Следующий блок назван "Другие берега", и здесь Нина Брагинская < поверяет утопию археологией (""Утопать в роскоши": Сибарис и двадцать пять веков его утопии"). Что стало реальным основанием для мифа об утопающих в роскоши сибаритах и утоплении Сибариса? Автор полагает, что

    а) риторика с ее приемом контрастного построения. Сибариты составляли пару аскетам-спартанцам;

    б) аскетичные пифагорейцы, создавшие образ города, наказанного за грехи роскоши.

Видимо, сюжет о Сибарисе попал в "Другие берега" по аналогии с берегами кисельными и реками молочными. Следующий автор оказался здесь по принципу: а вот как это делается у них (в смысле - за морем). Павел Уваров представляет очерк французской историографии, заканчивая его неутешительным сопоставлением:

"Хороший российский историк вполне конкурентоспособен и как профессионал не уступает своему французскому собрату. Но посредственный французский историк, увы, заметно (а скверный - такие есть везде - уже очень заметно) превосходит соответствующую российскую категорию. Все-таки традиции, восходящие еще к временам Третьей республики, обеспечивают сообществу французских историков профессиональную устойчивость и здоровый консерватизм. Они не в силах даже представить себе, что можно опускаться ниже определенного уровня. Я, например, так и не сумел объяснить никому из французских коллег, кто такой академик Фоменко и в чем причина его успеха. Фоменковцы просто экономически невозможны в стране, где в историческое культурное достояние инвестируются значительные деньги".

На "Книжной полке ОЗ" реферат "Типов исторического мышления..." Франсуа Артога, выдержка из "Прошедшего будущего..." Рейнхарта Козеллека и "археорецензия" на "Странное поражение" Марка Блока.

В "Полемике" опять же крайне подробная рецензия-реферат Алена Безансона на "Россию глазами Запада" Мартина Малиа с тезисом (концепция "европейского градиента" Малиа), антитезисом ("антиевропейская" по сути, российская "компенсация" и три ее составляющие - религия, империализм и ложь, последний козырной аргумент Безансона - захват аэродрома в Приштине), и далее предполагается синтез, но как следует из "Nos possumus" самого Малиа "объединить наши позиции в некоем "синтезе" оказывается невозможным":

"...Я при всем желании не могу примирить "уточнения" Алена Безансона с моим анализом общеевропейской ситуации. Ибо три формы "компенсации", рассмотренные вместе, - религия, империализм, ложь, - в результате возвращают нас к той самой идее вечной "русскости", против которой направлена вся моя книга и с которой Ален Безансон, по его собственным словам, также несогласен. Безансон дошел даже до того, что сочувственно цитирует фразу Кюстина о "рабе, который стоит на коленях и мечтает о власти над целым миром" - фразу, которую можно назвать квинтэссенцией стереотипного видения России".

Собственно, весь отдел посвящен памяти Мартина Малиа, скончавшегося в ноябре 2004 г.; в "Мемориях" - Жак Деррида.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв ( )


Предыдущие публикации:
Инна Булкина, Журнальное чтиво. Выпуск 192 /19.04/
Талант, от которого невозможно избавиться. Избранная критика за февраль - апрель.
Глеб Шульпяков, Прага и пустота /15.04/
Чешская словесность "доигрывает" гашековскую традицию. Идиотничает и кривляется, паясничает. И делает это не без таланта. Отчего ощущение катастрофической пустоты, которая сквозит через дырку в тряпке балагана, только усиливается. "Иностранная литература" # 3.
Инна Булкина, Журнальное чтиво. Выпуск 191 /05.04/
...Март-апрель, какие слезы! Стихи на грани весны.
Инна Булкина, Журнальное чтиво. Выпуск 190 /22.03/
Новые песни о старом. Проза минувшей зимы.
Глеб Шульпяков, Порожняком /15.03/
"Дорога в город" Наталии Гинзбург - это "Амаркорд", только со знаком минус. Дороги римских времен хороши и прочны. А пойти все равно некуда. И деваться от себя и других - тоже. "Иностранная литература" # 2.
предыдущая в начало следующая
Инна Булкина
Инна
БУЛКИНА
inna@inna.kiev.ua

Поиск
 
 искать:

архив колонки:





Рассылка раздела 'Периодика' на Subscribe.ru