В ноябре Театру имени Евг. Вахтангова исполнилось 80 лет. "Для театра совсем немного, а для человека - вся жизнь", - грустно заметил Михаил Ульянов, открывший этот вечер.

75-летний юбилей вахтанговцы отмечали пышно. На Арбате было черно от правительственных машин, в зале тесно от знаменитостей, официальных лиц и секьюрити. К той дате театр возобновил "Турандот" в версии Рубена Симонова 1963 года с актерами, которые играли на премьере: Юлией Борисовой (Турандот), Людмилой Максаковой (Адельмой), Василием Лановым (Калафом), Юрием Яковлевым (Панталоне), Михаилом Ульяновым (Бригеллой)... Тогда, пять лет назад, ностальгия толкнула сцену и зал в объятия друг друга, и вечер, в общем, удался.

А в 80 лет вахтанговцы вдруг откололи номер и вместо юбилея закатили... антиюбилей. Решили устроить день рождения по-домашнему, праздник для себя, и позвали в гости только родных и близких. В таких случаях те, кому посчастливилось, загадочно улыбаются непосвященным: "Жаль, что вас с нами не было". Однако, правда, жаль.

16 ноября, обнаружив в программе РТР "Юбилейный капустник", театралы, наверное, жаждали хоть одним глазком увидеть то, что происходило тремя днями ранее на Арбате. Но ведущие передачи "Театр + TV", Екатерина Уфимцева и министр культуры Михаил Швыдкой, люди театральные по образованию и по вере (и на вечере, кстати, присутствовавшие), рассудили иначе и, видимо, правильно. "Театр + TV" позвал в гости самых известных и любимых актеров Театра Вахтангова поболтать за чашечкой и рюмочкой в баре "Джонка". Вспоминали факты из истории театра, отдавали дань ушедшим и великим, смотрели старую черно-белую хронику, много смеялись, пересказывая вахтанговские легенды и курьезы. Подтрунивали друг над другом и пели, "капустничали" и радовались, что снова и все еще вместе разные поколения вахтанговцев. Камера брала крупным планом знакомые лица и рассматривала их с нескрываемым любопытством. Как, наверное, и телезритель. С удовольствием ловила неожиданные реакции, реплики и оговорки, гримасы... В таких театральных посиделках, несмотря на естественный сумбур разговора и намеренно любительский монтаж (а может быть, как раз благодаря этому), есть особая милота. Атмосфера. Понятно, почему смотреть их годы спустя всегда интереснее, чем в первый раз. Хотя есть в этих посиделках и двусмысленность, проявляемая именно телевидением. Актеры за "четвертой стеной" экрана общаются без нас, чужих, и этим очаровательны. Но они же, в расчете на чужих, "за стеклом", вынуждены рассказывать друг другу общеизвестное и реагировать на это как на услышанное впервые.

В этом театре все всегда было не как у людей. Шиворот-навыворот, начиная с "Турандот". На дворе стоял 1921 год, разруха и голод, а в театре играли красивую восточную сказку в вечерних туалетах и бородах из полотенец. И это был не вызов, а призыв к оптимизму. А в войну играли "Мадемуазель Нитуш", водевиль о девочке, мечтавшей стать актрисой, и об учителе музыки, ставшем композитором и дирижером. Те, кто видел это чудо, до сих пор не могут его забыть. И Гамлет у них был не такой, как везде, - маленький и толстый, в исполнении замечательного комика Горюнова. И даже софроновскую "Стряпуху", эту драматургическую чепуху о колхозниках, Рубен Симонов придумал так, что интеллигентный артист Плятт, говорят, сказал: "Это идиотизм, конечно, но смешнее идиотизма я в своей жизни не видел". "Сколько нужно направо, сколько можно налево", - любил повторять Р.Н., главный режиссер театра в самые сложные его годы. Можно называть это конформизмом, а можно считать, что такая позиция спасла театру и жизнь, и честь.

┘Два луча скользнули по креслам и ложам, балконам и люстре, прошлись по порталам, споткнулись о советский герб над зеркалом сцены, и зазвучали радиопозывные "Широка страна моя родная". Прошлое, и горькое, и славное для Вахтанговского театра, легко обозначили - не отказались. И зал понимающе хохотнул. Потом пошел занавес, обнажив сцену до последних карманов. И в этой изнанке иллюзии, наготе и пустоте, в составленных грудами декорациях, в висящих гроздьями прожекторах, в простом деревянном станке И.Нивинского из "Турандот" - обнаружилась своя эстетика и красота, новое обещание тайны. И тут же, как герои "Турандот" на наших глазах, сцена переоделась. Ее обернули занавесом, невесомым, бело-голубым, и на сцене появился Михаил Ульянов.

Вышел устало и неторжественно, зато естественно - в пальтишке "на рыбьем меху", в мятой шляпчонке. Ни дать, ни взять - Шмага из "Без вины виноватых". Ульянов произнес монолог во славу артистов. Страсть была его, ульяновская, слова принадлежали классикам. Островский перекликался с Чеховым, Шмага спорил с Дудукиным, Счастливцев с Несчастливцевым, Нина Заречная соревновалась в любви к театру с самим Белинским. "Неси свой крест и веруй..." - "Любите ли вы театр так, как люблю его я?.." - "Они любили", - вдруг оборвал себя Ульянов. И на экране слева от сцены пошли фотографии знаменитых актеров Вахтанговского театра. Аплодисменты накатывали на зал, как прибой, становясь то тише, то громче. Больше всего их досталось Рубену и Евгению Симоновым, Цецилии Мансуровой, Николаю Гриценко, Борису Захаве. Меньше всего - не тем, кого не любили, а тем, кто рано ушел, о ком мало говорили последние пятнадцать лет и кого уже просто не узнавали в лицо многие из сидевших в зале. Это печально, но такова наша жизнь... Так что своевременно Вахтанговский театр к юбилею выпустил альбом под названием "Лица". Словно винясь за свое невежество, зрительный зал в конце этого киносеанса устроил овацию стоя. "Руку, товарищ!" - реплика Несчастливцева, впервые брошенная Ульяновым в зал, стала рефреном этого юбилея.

Руку товарища Ульянова тут же подхватили Юлия Рутберг и Сергей Маковецкий. Давно спевшиеся на почве парного конферанса, они оказались ведущими и на этот раз. Сергей явился... в пижаме, Юлия - в старом халате. Зал снова хохотнул. "Так ведь решили же по-домашнему", - виновато оправдывались они. Но не успел Ульянов знаменито поднять свою грозную бровь, как они уже, хохоча, преобразились. И, конечно, в вечернее и элегантное. Не посрамили вахтанговский миф о самых эффектных артистах в Москве, живущих на старом Арбате.

Как правило, на юбилеи подтягиваются театры-коллеги и, стоя в живой очереди, в меру коллективного остроумия и душевного родства с юбиляром поздравляют новорожденного. Частями это бывает весело, в целом - порой нескончаемо. Вахтанговцы и тут обошлись без понтов и своими силами, не ставя друзей в неловкое положение и ни от кого не требуя формальных восторгов. Галина Волчек и Валерий Фокин просто сидели во втором ряду (как В.Матвиенко, кажется, в шестом, а А.Голутва в десятом) и наслаждались чужим праздником и своей любовью к вахтанговцам.

Обычно студентов выпускают поближе к концу, после театральных генералов, а тут опять все поставили с ног на голову. Павел Любимцев, доцент Театрального училища имени Б.Щукина, в миру больше известный как телеведущий, предложил зрителям провести очередное "Путешествие натуралиста" по питомнику в Николо-Песковском переулке, то есть по вахтанговской школе. Между прочим, школа эта на 8 лет старше театра, а посему рассказ о выращивании homo vachtangus artisticus превратился в псевдо-научную, литературно-кудрявую и остроумную лекцию "Об особенностях нереста Щуки". Чтобы не быть голословным, Любимцев продемонстрировал залу основные стадии превращения икринок в личинок, головастиков во взрослую рыбу - от простейшего Нечто (зажатого абитуриента) к сложнейшему Что-то (артисту). Ребята довольно умело, и снова под хохот зала и своих педагогов, изобразили и лягушку, и черепаху, и попугая, и обезьяну, а потом вдруг ошеломили зрителей взрослым умением и лиричным высказыванием - номером из спектакля третьекурсников "Люди и вещи" (педагоги по пластике А.Дрознин и А.Щукин). И опять в основе удовольствия оказалось волшебное превращение. Простое одеяло поначалу лежало на полу, в руках человека складывалось пополам, сворачивалось трубой, комом свешивалось со стула. Но вдруг силой воображения оживало - танцевало, шутило, принимало позы знаменитых скульптур, дразнило героя, влюбляло его в себя, обнимало, поглощало... А потом превращалось в женщину и уходило, оставив барахтающегося в пододеяльнике героя в недоумении. Получился замечательно остроумный вахтанговский фокус. Хотя, в общем, все, что происходило в тот вечер, в итоге осознавалось как вахтанговское, то есть органично присущее этой сцене. (Тут самое время сказать, что автором вечера был Владимир Иванов, актер, режиссер и педагог Щукинского училища. К тому же и зять самого знаменитого ректора Щуки, Бориса Захавы.)

А потом в зале зажегся свет, и еще один телеведущий, кстати, тоже педагог училища, Михаил Борисов, в пестром жилете и красной бабочке, этой униформе "Русского лото", предложил залу испытать судьбу "здесь и сейчас". Обнаружилось, что абсолютно к каждому пригласительному билету пришпилен ярлычок с трехзначным номером. Номеров - 800, по количеству гостей в зале. Эти номера и разыгрывались с помощью бочонков от 0 до 9, которые тянули из мешка знаменитости, попадавшиеся Борисову на пути в партере. Так, например, Галина Волчек выиграла утюг для Василия Ланового, а Валентина Матвиенко - телевизор для Максима Суханова. Остальную бытовую технику (видео, микроволновку и пылесос) получили простые смертные. Так что все было по-честному. Максим, правда, радовался больше всех, как ребенок, бросая в воздух (и ловя, ловя!) свой телевизор.

Мы вначале посетовали, что телевидению никак не удается проникнуть в святая святых театра. Зато театр, особенно Вахтанговский, с его артистизмом, юмором и куражом, проникает на ТВ и просто-таки его оккупирует. Реклама говорит и шепчет вахтанговскими голосами (Зозулин, Рутберг, Чонишвили, Аронова), в сериалах - вахтанговцы, в старом кино - тоже, в телеведущих - сплошные выпускники Щуки (добавьте к уже названным хотя бы М.Ширвиндта и Ю.Васильева). Короче говоря, когда на сцене появился Алексей Лысенков с программой "Сам себе режиссер" и его помощники, М.Жигалкин и Э.Радзюкевич, сочинители текстов и "звучатели" смешных роликов, стало ясно, что вечер действительно стал семейным и мы проведем его при включенном телевизоре. В общем, к выездному заседанию народной телепередачи "Эх, Семеновна!" зал был абсолютно готов. Вахтанговские костюмерши, спевшие в этот вечер два десятка частушек, имели у зала большой успех. Но, как вы понимаете, это пересказу не поддается совсем: и потому, что шутки были на грани фола, и потому, что пелись частушки о своих и для своих.

Тут иные юбилейные торжества обычно катятся по финишной прямой в банкетный зал, а вахтанговцы как раз дозрели до пафоса. Сначала их поздравили спонсоры, руководители "Сургутнефтегаза". Без них бы и праздника, видимо, не было. Но актеры умудрились сказать об этом без унизительной лести. А сами сургутцы - с детским восхищением по отношению к известным артистам. Потом, как водится, Рутберг и Маковецкий станцевали свой коронный номер из бабелевского "Заката". На этот раз вальс "Мы не в каком-нибудь задрипанном Париже" они посвятили своей учительнице, вахтанговской актрисе Алле Казанской. (Кстати, знаменитый вальс А.Хачатуряна, написанный к вахтанговскому спектаклю "Маскарад", композитор посвятил именно этой актрисе. Чем, оказывается, хороши антиюбилеи? Тем, что вдруг наводят на неожиданные ассоциации.) А потом Юля рассказала, что, когда в 20-х годах сбрасывали колокола с арбатских церквей, кто-то из вахтанговцев принес их в театр и сохранил. И они зазвучали, торжественно, чисто, красиво, со звонницы, устроенной под колосниками вахтанговской сцены. Еще раз взяв слово, Ульянов предложил театру сообща поразмышлять над тем, не отдать ли колокола обратно церкви. Но решения в тот вечер театр не принял, уж больно хорошо звучал этот "Вечерний звон", и отдавать такую красоту ужасно не хотелось.

Ну а потом случилось самое смешное - собственно капустник, который всегда сопровождает даже самые серьезные театральные мероприятия. Но и тут вахтанговцы отличились. Если в других театрах капустники обычно мастерят из подручных пародийных номеров, то эти замахнулись на свое святое - легенду "Турандот". (Заметим попутно, что, если так легко, умно и простодушно они шутят над своими святынями, они еще живы и не скоро умрут. Может быть, прав Кама Гинкас, сказавший однажды, кстати, по ТВ, что самый великий и самый современный режиссер ХХ века - это Вахтангов?) А тем временем ведущие объяснили залу, что театр якобы объявил конкурс на новую, четвертую, редакцию "Турандот". Условие было простейшим - сохранить тот самый станок Нивинского и маски мудрецов дивана. По разным причинам из грандиозного проекта выпали: Э.Някрошюс (он предложил репетировать спектакль в Тибете), П.Брук (он не смог сохранить старую декорацию), К.Райкин (предложенную им смету спектакля театр просто не потянул). Поэтому театр, мол, позвал своих, уже не раз ставивших на вахтанговской сцене режиссеров: Виктюка, Горбаня, Мирзоева и Фоменко. Это оказались умные, стильные, довольно кусачие и убойно смешные пародии. Пародии, как перина, были во много слоев: пародировали и саму симоновскую "Турандот", и актеров, в ней игравших, и режиссерскую манеру Виктюка, Горбаня, Мирзоева и Фоменко, и их другие спектакли, идущие на вахтанговской сцене, и даже актеров из тех спектаклей. В общем, головокружительная оказалась идея.

"Турандот" Виктюка началась в полумраке, под музыку "Служанок" и "Дамы без камелий", на фоне тревожно бегущих по заднику облаков. Молодые вахтанговские актеры с раскрашенными лицами а ля Лев Новиков (известный стилист "Служанок") медленно и печально изображали томных андрогинов. Они еще не успели произнести ни слова, только вздыхали, а зал уже плакал от хохота. А уж когда бедный Калаф отправился к Турандот с горя, потому что был отвергнут слугой Барахом, посмевшим жениться... на женщине, зал лежал в нокауте.

В версии Горбаня, автора музыкально-драматических зрелищ "За двумя зайцами" и "Блоха", восточная сказка "Турандот", естественно, приобрела хохляцкий акцент и стиль лубка. Мудрецы в знакомых бородах из полотенец надели украинские шаровары и запили горилку. Калаф оказался москалем-челночником, а Турандот (М.Аронова), в неглиже, с отвагой и папироской в зубах, верхом на розовом рояле, подозрительно напомнила Проню Прокоповну, героиню пьесы М.Старицкого. Но произносила-то она прониным басом тексты Турандот! Что и было непереносимо смешно.

Чтобы понять мирзоевскую "Турандот", можно было, конечно, послушать ведущих, которые прочли залу длинную, якобы режиссерскую, экспликацию, полную умных "эзотерических" слов. Но можно было зажмуриться и припомнить пластику мирзоевских спектаклей в Театре Вахтангова, "Амфитриона" и "Сирано". Пластика была воспроизведена в пародии идеально. Калаф в этой версии напоминал полуголого ростановского Кристиана, правда, сильно растолстевшего, а любимому мирзоевскому артисту, Суханову, снова досталась необычная роль... Адельмы. Она говорила его голосом, в диапазоне от писка до баса, была одета в его костюм Меркурия с драконьим гребнем и передвигалась, как он, сведя ноги в коленках и вывернув ступни наизнанку.

Версия Фоменко рассмешила всех, еще не начавшись. "Сначала Петр Наумович категорически не соглашался, капризничал, предлагал другие названия, подавал заявления об уходе из театра, а потом неожиданно согласился", - доложил залу Маковецкий. И зал засмеялся, поскольку все свои прекрасно вспомнили, как обидчив и мнителен бывает этот мастер, начиная новый спектакль. В его "Турандот" смешались головные уборы восточной сказки с костюмами русской комедии, сцены из "Без вины виноватых" с текстами Гоцци, вальс с канканом, мелодекламация с романсом. Пожалуй, именно в этой "Турандот" осталось больше всего шарма, изящества и незлобивого юмора. Как принцесса-злючка, влюбившись в принца, не сумела скрыть своих чувств, так и Вахтанговский театр невольно выдал себя, ибо стало ясно, что режиссера Фоменко вахтанговцы любят больше всех.

А потом... пошел финал, еще одна версия легенды - от Вахтанговского театра. И на сцену высыпали дети самых молодых артистов-вахтанговцев, в крохотных костюмах и масках классической "Турандот". По сути, это были правнуки тех, кто начинал студию на Арбате, и вроде как праправнуки самого Евгения Богратионовича. Когда-нибудь, может быть, они тоже сыграют эту вечную вахтанговскую сказку А потом вывезли на сцену коляску, в которой лежал крохотный новорожденный Саша Завьялов, сын нынешнего Калафа, с такой же чалмой на голове. И дети, стоя на турандотовском легендарном станке, вдруг задрали головы вверх, и теплая синева снова залила задник, и с театрального неба просыпался снег из разноцветных шаров.

P.S. Когда экспансивная Юля Рутберг, топнув ножкой у микрофона, пообещала присутствующим станцевать на 100-летии театра ("Мне будет всего 65!"), зал разволновался. Люди стали лихорадочно подсчитывать собственные года и мерить предстоящие десятилетия вахтанговскими юбилеями. И обрадовались. И размечтались. А это значит, что антиюбилей удался, и все-таки жаль, что вас с нами не было.

Н.К.